— Почему?

— Потому что… Не люблю. Ты ведь папу любишь, правда? А я Богдана — нет.

— А Стас Волошин…

— Не хочу о нем, мам. Это не имеет значения. Он тут ни при чем.

— Как это ни при чем, Даш? Дурочка моя маленькая… Он женат, дочка. Неужели не понимаешь, как это…

— Низко?

— Унизительно…

— Это мое дело, мам. И падать, и унижаться. Мне двадцать пять, а ты говоришь так, будто просто пять. Я не Носик. Я не дурочка. Я не выйду замуж, потому что не выйду. Я решила… И совета не спрашивала.

— А возраст тут при чем, дочь? Ты делаешь глупости и я пытаюсь…

— Это не глупости, мам. Это моя жизнь. Я устала притворяться. Из меня не получился серьезный, ответственный человек. Я не могу выйти замуж, если не люблю человека. И разлюбить другого, потому что он женат, тоже не могу. Для этого тумблер какой-то в мозгу есть? Да? Если есть — скажи мне, где он? У меня, кажется, переключился…

Даша говорила и сама замечала, как с каждым словом начинает все больше горячиться. Заводится, распаляется, щеки вновь загораются.

— Я приеду к тебе, Носик, поговорим, хорошо? Ты только глупостей не делай… И меня дождись… — Софья услышала это, заговорила нежно, даже улыбнуться где-то там попыталась, но Даша знала, чем закончится мамино «приеду и поговорим». Она убедит в неправильности поступков младшей. Докажет, что все еще можно исправить. И главное… что сама Даша хочет исправить.

А это не так. Совсем не так.

— Не надо приезжать, мам. Меня не будет дома. Я уеду на пару дней. На работе выходные взяла. Нужно проветриться.

— Куда уедешь, Даш? Приедь к нам тогда, здесь поговорим. Не убегай вот так…

— Я не убегаю, мам. Мне просто надо свыкнуться с мыслью…

— Может ты поспешила?

— Нет. Не поспешила. Но если ты думаешь, что мне не больно — зря. Больно. Очень. Но так лучше… И простите меня. Вы все за то, что такая… непутевая…

Чувствуя, что в горле стал ком, Даша скинула. Боялась в трубку расплакаться. Потом же…

Так и не успела разуться, вновь из квартиры вышла, заказала такси.

Она соврала матери — у нее не было никакого заготовленного плана. И уезжать она никуда не собиралась. Так зациклилась на важности самого разговора, что совершенно не подумала о том, что будет после. Теперь же… Действовала спонтанно и импульсивно. Так, как действовала бы семнадцатилетняя Дашка-Носик. Вновь к нему. Но уже не под подъезд, а в квартиру, ключи от которой он сам дал.

Глава 15

В квартире было ожидаемо пусто. Даша не сомневалась — Стас на работе, а больше здесь быть некому. Почему-то по-детски важно было верить в то, что она так и осталась единственной, кто переступал порог нового жилья Станислава Волошина.

Даша закрыла за собой дверь, сняла кроссовки, затолкав их на полку, переобулась в те самые «свои» тапки, застыла на какое-то время…

Подумала, что рано или поздно ведь придет Стас… И ему как-то нужно будет объяснить свое присутствие. Даже не так — наглое вторжение на личную территорию, куда ее вроде бы и звали… Но все же понимают, что такие жесты несут в себе больше символизма, чем реальной готовности принять в любое время.

Мысль ретироваться проскользнула… И была отброшена. Идти Даше было некуда. В свою квартиру сейчас не хотелось — слишком высок риск встречать гостей. Пути к отступлению подготовлены не были, а значит…

Даша прошла прямиком в самую дальнюю комнату — спальню, устроилась на полу у изножья кровати, уставилась в телефон — сейчас совершенно бессмысленный, так как, чтобы избавить себя от необходимости решать этические дилеммы, подобные разговору с матерью, Красновская включила авиарежим. И что делать теперь — совершенно не знала. Сидела, тряслась — не столько от страха, сколько от выброшенного в кровь адреналина, прокручивала в голове свой разговор с Богданом, каждый раз испытывала стыд, боль, но не сожаление. Потом как-то вдруг поняла, что у Стаса отсидеться если и можно, то не больше пары часов, поэтому пришлось включить интернет, зайти на Букинг и заняться поиском глуши, в которую действительно можно было бы сбежать.

* * *

Во всем есть свои плюсы. Во всяком случае, Стас старался во всем их искать. Прочитал где-то, что это возможно. А в его жизни в последнее время случилось столько "трешака", что поле для экспериментов открывалось бескрайнее.

Плюсом съёмной квартиры было ее расположение, к примеру. Арендовать ее было дорого, но это — издержки поиска в сжатые сроки. Зато от работы сюда ехать всего пятнадцать минут. Осталось только разобраться с вопросом — а зачем ехать-то?

Вероятно, чтобы втыкать в экран ноутбука и время от времени сраться с Диной по телефону. Сраться вопреки тому, что тебе самому уже нахер ничего не нужно. Просто, чтоб отстала. Но она… Зачем-то вынимает душу. Брызжет слюной и пускает гейзеры желчи. Делает все, чтобы он с каждым днем все четче понимал — если и ошибался, то когда-то давно, не разглядев всего дерьма, которое в ней хранилось. А не сейчас — когда начало рваться наружу фонтаном.

Из когда-то компанейского рубахи-парня Стас довольно быстро превратился в отшельника. Не было сил и желания ни перед кем притворяться. Да и сказать особо было нечего.

«Как дела?».

«Хуже некуда».

«Ясно… Ну, держись…».

Так он представлял себе сейчас единственный возможный диалог любого человека с ним. Пожалуй, любого, кроме Даши-Носика. Да и то… До недавних пор.

До той ночи, когда как-то неожиданно душу вывернула. И себе, и ему… Слепому, тупому, виноватому. Во всех ее бедах.

И пусть тогда в машине он сказал ей все предельно честно, с тех пор его самого посетило много мыслей. Слишком много, пожалуй. Хотя… Почему «слишком»? Так ведь не бывает, чтобы людей друг к другу на ровном месте тянуло. А его к Дашке — сильно. Всю жизнь, практически. Но раньше все против было, а теперь?

Точнее не теперь даже, а потом. Когда Дина перестанет теребить душу — себе и ему, шантажировать родителей и требовать… Даже сама не понимает, наверное, чего хочет. Но вцепилась мертвой хваткой и кишки мотает. То искренней яростью, то притворной нежностью.

Стас мотнул головой, пытаясь отогнать воспоминания о крайнем звонке все еще жены. Вышел из лифта, открыл дверь в свою квартиру.

Поставил портфель на тумбу, стянул с ног туфли, по памяти вдел ступни в тапки. Хмыкнул тому, что для того, чтобы наработать новую привычку, не понадобилось даже того самого пресловутого двадцати одного дня. Прошел на кухню, глянул в окно, потом на стол рядом с кофемашиной.

Там лежала уже новая пачка — не та, которую Дашка засекла, как приходила…

В последнее время у него в голове все больше мест, смыслов, мыслей были обозначены маркером «Дашка». Это пугало немного, но и снять их все разом — не рискнул бы.

Тем не менее, понимал, что бы она ни говорила — об отсутствии любви к Богдану и сохраненной любви к нему, у нее должны остаться пути отступления. Она должна иметь возможность посмотреть на него через неделю, держа за руку своего жениха, а он обязан взглядом кивнуть. Мол, «не бойся, Носик, все твои сомнения умрут со мной». Потому что сам напросился в друзья. Именно в друзья.

Стас щелкнул зажигалкой пару раз, поставил окно на проветривание…

Ни для кого. Просто, потому что люди так делают. Курил с удовольствием, перед собой смотрел…

Пару раз глянул на лежавший на столе телефон. Подумал, может набрать ее? Сама ведь гордая, не станет. А вдруг нужна поддержка? Даже такой скотины, как он, раз уж поблизости нет более достойной кандидатуры?

Успел разблокировать, набрать… Но пришлось скинуть еще до того, как начали идти гудки — в дверь позвонили.

— Тём, ты как тут?

— Малая здесь?

Идя к двери, Стас перебрал в голове сотню вариантов — от проповедников до соседей, которым «не зашло» его курение, но, увидев в глазке Артёма, удивился.

Волошин открыл дверь, от неожиданности на пороге застыл, оглядывая друга с ног до головы. Чуть растрепанного, с горящим взглядом.

И явно нетерпеливого, потому что руку вроде как хозяина квартиры "сбил" с двери, вошел, стал головой крутить.

— Ты о чем? Какая «малая»?

— Дашка тут, спрашиваю? Не корчи из себя…

Стас еще улыбался, не совсем понимая, откуда в друге столько раздражительности, а Артём даже не пытался деликатничать. Окинул Стаса злым взглядом, руки на груди сложил, бровь вздернул.

— В чем проблема, Красновский? С какого перепугу Даша тут быть должна?

— Будешь продолжать делать вид святой простоты, Волошин, — получишь по морде. Я не шучу. Где Даша, спрашиваю?

— Какой нахрен простоты, Тём? Что ты несешь вообще?

Видимо, ответное раздражение в голосе Стаса было достаточно убедительным, потому что тут же бросаться на друга с кулаками Артём все же не стал. Смотрел в лицо с минуту — молча, зло, дышал громко, потом отвернулся почему-то и выплюнул многозначительное: «п*здец, полетали»…

— По-человечески давай… — Стасу понятней не стало, но сердце удар все равно пропустило — отчего-то сделалось тревожно.

— Дашка порвала с Богданом. Сегодня. Сказала, что из-за тебя. А я же тебя просил, Волошин! Я же тебя, сука, просил ее не вмешивать в это все! Я же просил с собой разобраться сначала, а потом уже… Ты хочешь, чтобы ее Дина сожрала? Хочешь, чтобы на мою сестру пальцем показывали, рассказывая, что любовница? Этого хочешь? И не чеши мне, что все это неправда. Она сама сказала. И я же знаю, что это правда…

— Не ори, Тём. Я тебя и так слышу… — Стас же и не собирался «чесать». Понимал не все, но оправдывать… Что себя, что Дашу — не планировал. Если сказала так, значит, на то были причины. Которые он если и обсудит — то с ней.