– Каролина, – сказал он хрипло, покрывая поцелуями изящную линию ее горла, – ты сводишь меня с ума. Мы должны немедленно остановиться. Я не должен этого делать…

– Да. Да. – Ее дыхание было быстрым и горячим. Она сцепила руки вокруг его шеи и потерлась телом о твердый выступ его чресел. Они вновь поцеловались, ее рот приникал к его губам с лихорадочной сладостью, и Эндрю издал тихий возглас отчаяния.

– Останови меня, – пробормотал он, сжимая рукой ее ягодицы. – Прикажи отпустить тебя… Дай мне пощечину…

Она откинула голову назад, замурлыкав, как котенок, когда он пощекотал нежное местечко у нее за ухом.

– Где тебя шлепнуть?[6] – гортанно спросила она.

Она была слишком невинна, чтобы в полной мере осознать сексуальный подтекст своего вопроса. Но даже в этом случае Эндрю почувствовал, что становится невыносимо твердым, и подавил низкий стон желания.

– Каролина, – резко прошептал он, – ты победила. Я был неправ, когда я назвал тебя… Нет, не делай так больше – я этого не перенесу. Ты победила. – Он отстранил ее от своего ноющего тела. – Так, стой тут, – коротко добавил он, – или потеряешь невинность в этом проклятом саду.

Уловив страстность в его тоне, Каролина благоразумно отошла от него на несколько шагов. Она обхватила себя тонкими руками за плечи, сотрясаясь от дрожи. Некоторое время не было слышно ничего, кроме их затрудненного дыхания.

– Мы должны вернуться, – наконец сказала она. – Люди заметят, что нас обоих нет. Я… я не имею никакого желания быть скомпрометированной… то есть моя репутация… – Ее голос перешел в неловкое молчание, и она рискнула посмотреть на него. – Эндрю, – признала она дрожащим голосом, – я никогда такого не чувствовала рань…

– Не говори этого, – прервал он ее. – Ради тебя самой и ради меня, мы не позволим этому случиться снова. Мы будем придерживаться условий нашей сделки. Мне не нужны осложнения.

– Но разве ты не хочешь…?

– Нет, – отрезал он. – Я хочу только видимости отношений с тобой, ничего больше. Если я на самом деле влюблюсь в тебя, то мне нужно будет перестраивать полностью всю мою жизнь. А для этого уже чертовски поздно. Мои грехи не замолить, и ни один человек, даже ты, не стоит того, чтобы ради него меняться.

Она надолго замолчала, ее ошеломленные глаза сосредоточились на его решительном лице.

– Я знаю кое-кого, кто стоит этого, – сказала она наконец.

– И кто же это?

– Ты. – Ее взгляд был прямым и бесхитростным. – Ты стоишь того, чтобы тебя спасти, Эндрю.

Всего лишь несколькими словами она уничтожила его. Эндрю, неспособный говорить, помотал головой. Он хотел снова сжать ее в своих объятиях… поклоняться ей… соблазнить ее. Ни одна женщина ни разу не выказала ни малейшего намека на веру в него, в его никчемную душу, и хотя он хотел ответить ей с чрезвычайным презрением, он не мог. Одно несбыточное желание поглотило его в большом очищающем пламени – чтобы так или иначе он мог стать достойным ее. Он сгорал от желания рассказать ей о своих чувствах. Вместо этого он отвернулся и выдавил несколько хриплых слов:

– Ты иди внутрь первая.

Остаток выходных, как и последующие три месяца, Эндрю вел себя, как идеальный джентльмен. Он был внимательным, заботливым и добродушным, вызывая у всех знакомых шутки, что каким-то образом порочный лорд Дрейк был похищен и заменен идентичным незнакомцем. Те, кто знал о плохом здоровье графа Рочестера, предполагали, что Эндрю пытается завоевать благосклонность своего отца прежде, чем старик умрет и оставит его без семейного состояния. Это была очевидная попытка, хихикали сплетники, и очень в стиле изворотливого лорда Дрейка.

Странность заключалась в том, что чем дольше притворялся Эндрю, тем больше Каролине казалось, что он на самом деле меняется. Он встречался с рочестерскими агентами по недвижимости и разработал план по улучшению земли таким образом, чтобы неизмеримо помочь арендаторам. Затем к недоумению всех, кто знал его, чтобы финансировать эти улучшения, Эндрю продал большую часть своей личной собственности, включая призовых чистокровок.

Подобный риск был несвойственен Эндрю, особенно когда не было никакой гарантии, что он унаследует состояние Рочестеров. Но когда Каролина спросила его, почему он так стремится помочь рочестерским арендаторам, он рассмеялся и пожал плечами, словно это было совсем неважно.

– Эти изменения должны быть сделаны, независимо от того, получу ли я деньги графа, – сказал он. – А я устал содержать всех этих проклятых лошадей – слишком уж дорого.

– А что с твоей собственностью в городе? – спросила Каролина. – Я слышала, твой отец планировал выселить некоторых бедных арендаторов из трущобы в Уитфриерзе[7], а не восстанавливать ее – а ты позволяешь им оставаться и, кроме того, полностью ремонтируешь здание.

Когда Эндрю ответил, его лицо хранило бесстрастное выражение:

– В отличие от моего отца, я не имею никакого желания прослыть лордом трущоб. Но не считай мои мотивы бескорыстными – это просто деловое решение. Любые деньги, вложенные мною в собственность, увеличат ее ценность.

Каролина улыбнулась ему и наклонилась поближе, словно желая поведать тайну:

– Я думаю, милорд, что вы просто заботитесь об этих людях.

– Я практически святой, – сардонически согласился он, насмешливо приподняв бровь.

Она продолжала улыбаться, понимая, однако, что Эндрю вовсе не был таким испорченным, каким притворялся.

Только вопрос о том, почему вдруг Эндрю должен был начать заботиться о людях, существование которых он никогда не утруждался прежде замечать, оставался загадкой. Возможно, это было связано с неизбежной кончиной его отца… возможно, Эндрю вдруг осознал, что бремя ответственности скоро ляжет на его собственные плечи. Но он ведь мог бы с легкостью оставить все как есть, позволив принимать решения управляющим своего отца и агентам по недвижимости. Вместо этого он взял бразды правления в свои руки, сначала с сомнением, потом с возрастающей уверенностью.

В соответствии с их сделкой Эндрю катался с Каролиной верхом в парке, сопровождал ее на музыкальные вечера, званые ужины и в театр. Поскольку Фанни должна была сопровождать их как компаньонка, у Каролины было очень мало возможностей поговорить с Эндрю наедине. Вместо этого они были вынуждены обсуждать подходящие предметы вроде литературы или садоводства, а их физические контакты были ограничены случайными соприкосновениями кончиков пальцев или плеч, когда они сидели рядом. И все же эти мимолетные мгновения близости – безмолвный взгляд, касание украдкой ее руки или ладони – были невозможно возбуждающими.

Восприимчивость Каролины к Эндрю была настолько мучительной, что она иногда думала, что вспыхнет пламенем. Она не могла перестать думать об их страстных объятиях в розарии Скоттов, об удовольствии, которое дарили ей губы Эндрю. Но теперь он был так неумолимо учтив, что она начала задаваться вопросом, не был ли этот эпизод лишь неким жарким сном, навеянным ее собственным пылким воображением.

Эндрю, лорд Дрейк, был очаровательной загадкой. Каролине казалось, что он был двумя разными людьми: высокомерным, потворствующим своим желаниям распутником и привлекательным незнакомцем, который неуверенно спотыкался на пути к становлению джентльменом. Первый мужчина абсолютно ей не нравился. Со вторым… дело обстояло совсем по-другому. Она видела, что он борется, разрываясь между легкими удовольствиями прошлого и маячившими перед ним обязанностями. Он по-прежнему не пил и не волочился за юбками – он бы честно признался ей, если бы это произошло. И, по словам Кейда, Эндрю редко в эти дни бывал в их клубе. Вместо этого он проводил свободное время, занимаясь фехтованием, боксом или верховой ездой, пока не падал от усталости. Он потерял в весе около семи килограммов, отчего его брюки стали немодно висеть на нем, и их потребовалось ушивать. Хотя Эндрю всегда был в хорошей форме, теперь его стройное тело стало невозможно твердым, а мускулы на руках и спине натягивали швы его одежды.

– Почему ты так активен? – однажды не смогла удержаться от вопроса Каролина, обрезая пышную клумбу фиолетовых пенстемонов в своем саду. Эндрю бездельничал поблизости, сидя на маленькой скамье и наблюдая, как она аккуратно срезает высохшие цветки с каждого стебля. – Мой брат говорит, что ты на прошлой неделе бывал в боксерском клубе почти каждый день.

Когда Эндрю не ответил, Каролина сделала паузу и посмотрела на него через плечо. Был прохладный ноябрьский день; легкий ветерок поймал прядь ее черных волос, выбившуюся из-под шляпы, и бросил ей на щеку. Она попыталась рукой в перчатке убрать непослушный локон, неосторожно запачкав лицо грязью. Ее сердце вздрогнуло от внезапного предвкушения, когда она увидела выражение голубых глаз Эндрю.

– Активная деятельность позволяет мне отвлекаться от… разных вещей. – Эндрю встал и медленно к ней подошел, вытащив из кармана носовой платок. – Так, стой спокойно. – Он нежно вытер грязную полосу, затем снял с нее очки, чтобы протереть их уже ставшим привычным жестом.

Лишенная улучшающих зрение стекол, Каролина смотрела в его темное, размытое лицо с близорукой внимательностью.

– Каких вещей? – спросила она, затаив дыхание от его близости. – Я полагаю, что ты подразумеваешь свою выпивку и азартные игры…

– Нет, не то. – Он очень осторожно вернул очки на место и кончиком пальца погладил шелковистый локон у нее за ухом. – Разве ты не догадываешься, что беспокоит меня? – нежно спросил он. – Что не дает мне заснуть по ночам, пока я не истощу свои силы, прежде чем ложиться спать?

Он стоял очень близко, его пристальный взгляд удерживал ее. И хотя он не касался ее, Каролина чувствовала себя окруженной его мужской аурой. Ножницы с тихим стуком выпали из ее внезапно ослабевших пальцев.

– О, я… – Она замолчала и облизала пересохшие губы. – Я полагаю, что тебе не х-хватает женщины. Но нет причин, чтобы ты не… то есть с таким количеством желающих… – Покраснев, она закусила нижнюю губу и затихла, запутавшись в словах.