…В ее городе царила зима. Падал снег, белый и мягкий, укрывающий собой улицы, дома и деревья. Он, словно чистильщик в белых перчатках, стремился скрыть следы городской слякоти и любой тревоги белым покрывалом городской зимы. Снежинки переливались холодным серебристым отливом в ее волосах, таяли на пылающих щеках девушки, их холодное касание ощущалось как ласковые, невесомые поцелуи. Холод минусовой температуры сковал ладони, но Настя не спешила укрыться в теплом убежище салона автомобиля. На противоположной стороне улицы располагался небольшой парк. Заснеженные ели были покрыты белыми шапками снега. Холод разогнал народ по теплым помещениям, и на белоснежном ковре не было ни единой цепочки следов. «Я буду первой», - решила Настя и, проигнорировав зебру пешеходного перехода, перебежала через проезжую часть, рискуя поскользнуться на высоких каблуках. Густая сень засыпанных снегом елей, казалось, отрезала ее от шума суетливого города, приглушила громкие звуки автомагистрали, словно заключив в объятия. Снег скрипел под подошвами модельных сапожек, заметал цепочку следов искрящимися снежинками. Она не замечала холода, легкой боли в пальцах и покалывания в разрумянившихся на морозе щеках. Необъяснимое никакой логикой тепло разливалось внутри нее, но такое знакомое, что казалось почти родным.

Она никогда не знала, почему его чувствует. Это было даже не столько ее ощущение, сколько послевкусие от азарта, словно она ловила кого-то, и всякий раз, когда она пыталась понять, кого именно и почему, оно приглушалось, гасло, исчезало, оставляя после себя пустоту. От этого было почему-то больно, и вскоре она перестала пытаться найти истину. Как часто это тепло спасало ее, когда, падая от усталости и боли во время изнурительных тренировок в «обители ангелов», она хотела все бросить! Акура, мастер боевых единоборств, помешанный на духовных практиках, единственный знал, что с ней происходит. Она не откровенничала, да ей это и не надо было: японец умел читать по лицам. “Предназначение. Если твое, оно даст тебе силы” - это все, что он тогда сказал, но Настя кожей ощутила недосказанность.

Первые несколько лет это состояние практически не покидало ее. Потом стало приходить все реже и реже. Иногда она просто от него отмахивалась, но чаще погружалась в это необъяснимое тепло. Ей было хорошо. В такие моменты казалось, что она нашла во тьме свет яркого маяка, за который ухватилась с отчаянием заблудившегося в море скитальца. Кто зажег его для нее и продолжал это делать? Она не верила ни в бога, ни в дьявола. Она была Ангелом куда более реальных, приземленных и жестоких сил.

Девушка опустилась на скамейку, смахнув снег ладошками, которые тотчас же неприятно укололо холодом. Скорее по инерции, чем от необходимости, натянула на покрасневшие пальцы теплые кожаные перчатки. Мороз хлестал наотмашь по ее щекам, теплое дыхание оседало инеем на ресницах и волосах, а внутри расцветала весна. Она всегда была с ней, вне зависимости от времени года. В удушающую жару - глотком прохлады, в лютый мороз - теплом ласкового огня. Может, это действительно был дар свыше, не позволявший ей утратить себя прежнюю - ту самую девчонку, которая умела не только проклинать несправедливую жизнь, но и радоваться ее светлым моментам? Теплая волна достигла щек, сменив морозное покалывание легкими, словно касания ладони, поглаживаниями. Как и раньше, это прикосновение показалось ей знакомым и практически родным, убаюкивающим нежностью, про которую она забыла на долгие годы. Почему-то захотелось горячего крепкого кофе, как будто это тепло и желание были связаны в единую неразрывную цепь. Набирающий силу, но пока еще ласковый вихрь подхватил осколки памяти, разгоняя горячую волну, - казалось, от ее мощной силы сейчас растает снег, не успев прикоснуться к пылающей коже…

Она была теплая. Сильная. И вместе с тем - до невозможности ласковая. Словно боялась этим неосознанным поглаживанием опалить скулы, которые еще помнили совсем иные прикосновения - пусть не сильные, но хлесткие и унизительные удары другого мужчины. Тогда ей показалось, что эта слегка шероховатая ладонь пытается унять фантомную боль воспоминаний, вобрать ее в себя через рецепторы, растворить в крови, откуда они уже никогда не вырвутся обратно. На губах горчил привкус изумительного кофе, у которого был цвет глаз спасителя из прошлого. Но когда он ее гладил, радужка меняла свой оттенок до манящей глубины балтийского янтаря. Казалось невероятным, невозможным связать воедино бесконтрольную нежность в этих глазах с обликом их обладателя. Когда смотришь в такие глаза, тебе кажется, что они гипнотизируют, вбирают в себя до последней капли, держат покрепче цепей. Разрыв зрительного контакта подобен падению с высоты. И несмотря на это, пугливая, стеснительная и забитая Настя Краснова никогда не боялась в них смотреть, наоборот, боялась потерять их пылающую глубину топленого шоколада и янтарного виски - просто поразительно, как они меняли свой цвет!

В нем была сила. Бесстрашие. Уверенность. Даже опасность. Ей бы следовало бояться, но она не умела. Не смогла и с этим. Словно две сущности уживались в нем - завораживающая сила и целеустремленность волка-одиночки и согревающая нежность, которая, ей всегда казалось, готова была выйти из берегов, сметая любые преграды на своем пути. Она и остерегалась, и хотела утонуть в ее бескрайних водах, мало задумываясь о том, сможет ли дышать на этой глубине. Влад и сам был осторожен, словно боялся напугать и тем самым оттолкнуть ее от себя.

Она никогда не задумывалась, любил ли он ее - этот потрясающий мужчина (парнем его язык не поворачивался называть), некоронованный король преступной группировки. Ее никогда не пугало то, чем он занимался, если о чем-то и приходилось переживать - только о том, что он каждый день рискует жизнью. Когда Влад произносил ее имя, часто это было волнующе, с придыханием - не фальшивым и наигранным, как у Шаха, а естественным, - ее сердце начинало биться чаще. Он словно выписывал руны какого-то тайного заклинания на ее сознании этим прочувствованным “Настя”. В такие моменты исчезало все: подростковые комплексы, ядовитое послевкусие предательства, боязнь впустить в свою жизнь нечто новое. Столкновение двух галактик, таких непохожих друг на друга, соединяло их воедино незыблемым законом притягивающихся противоположностей. Просто поразительно, как одну слепую влюбленность со скоростью света вытесняла иная, более зрелая, цельная и сильная. Наверное, у нее не было выбора, кроме как принять на себя эту волну чужой восхищенной нежности, у него не было возможности избежать этого внезапного влечения, которое вломилось в его жизнь, не спрашивая позволения.

Кроме них, в этом городе больше никого и ничего не существовало тем жарким летом. Волна от взрыва самых волшебных и непередаваемых эмоций снесла все на своем пути, похоронив в лучах мощнейшего светового излучения. Этот свет вместе с теплом подобрал свои ключи к сущности Насти Красновой, проник в кровь, заполнил собой каждую клеточку - чтобы остаться там навсегда, чтобы греть ее своим огнем даже через время. Даже тогда, когда сам его источник прекратил гореть.

Она узнала не сразу. Не верила. Отрицала. Это было невозможно, но Влада уже девять лет как нет в живых.

Почему сейчас? Почему она продолжала чувствовать это тепло? Оно осталось с ней, чтобы не дать ей сойти с ума? Чтобы помочь выстоять? Чтобы рано или поздно узнать, кто приложил руку к смерти Влада и разобраться с ними раз и навсегда? Сейчас она остерегалась забегать так далеко. “Сначала я”, - решила в тот самый день, когда получила предложение от Синдиката. От таких предложений не отказываются. А она и не хотела. Это была прекрасная возможность подобраться вплотную к тому, кто был изначально приговорен ею. Ради кого она вытерпела годы персональной преисподней, чтобы однажды вернуться и сделать то, что подогревало в ней жизнь все это время. Цель. Путь к ее осуществлению. И пусть весь мир подождет.

Снег кружился и падал, заметая цепочку ее следов, выравнивая белоснежный ковер на земле. Тепло огня постепенно затухало, возвращая неприятные ощущения покалывания в пальцах. Дорогие модельные сапожки не спасали ее заледеневшие ноги от холода промерзшей земли. Усталость давала о себе знать, и Настя поднялась с лавочки, чтобы двинуться обратно, к парковке. Она бы прекрасно обошлась без обеда, но желание вырваться из обители зла в образе штаба-офиса Шаха было непреодолимым. Даже несмотря на то, что она сама являлась частью этой системы.

Вновь появились мысли об этом башковитом, но до глупости беспечном мальчишке. Они не покинули ее и тогда, когда девушка пригубила сухое светлое вино в полумраке ресторана. Нет, они не помешали ей наслаждаться стейком из мраморной говядины, коктейлем из морепродуктов и изумительным тирамису, но в мозгу буквально пульсировала одна-единственная мантра: “Выживи, включи мозги, убирайся прочь из города”. И ей хотелось верить в то, что рассекреченный агент Лидера ее услышит и не преминет воспользоваться советом.

“Все оказалось не так просто и совсем нелегко, верно, дорогая?” - горячая вода омывала ее тонкие ладони, а зеркало выдало совсем уж непривычное отражение: хладнокровная убийца высшего класса в нем выглядела подавленной и обеспокоенной. Такое уже бывало. Когда интуиция о чем-то настойчиво сигнализировала, маска не желала держаться на ее лице, слетала, выдавая истинные эмоции. Вряд ли бы кто-то, кроме нее самой, это заметил. Очаг холодного пламени разгорался в районе солнечного сплетения, сигнал о скрытой опасности. Слишком часто это предрекало неприятности, чтобы просто так проигнорировать. Что ж, это не в первый и не в последний раз, и нет ситуаций, с которыми бы она не справилась.

В ресторане ей вряд ли что-то угрожало. На город упали тяжелые сумерки, когда девушка вышла на крыльцо и боковым зрением изучила периметр. Ее рука якобы случайно нырнула в сумку, но на самом деле курок “беретты” был взведен. Ничего подозрительного она не заметила, не ощутила чужого взгляда или сгустившейся тишины, которая всегда предвещает собой опасность. Только испытала острое нежелание возвращаться. Словно знала наперед, что ее надежды относительно Михаила уже провалились.