К уик-энду будущее стало выглядеть непроглядно мрачным. Поэтому, когда позвонила Лидия и пригласила Кена с женой на барбекю, оба с радостью согласились. К тому же приехал отец Кена, и Милли представилась возможность с ним познакомиться.

В доме Лидии было шумно и весело. Без особых церемоний она познакомила Милли с отцом Кена. Тот очень понравился молодой женщине. Внешностью он немного походил на ее отца, они быстро нашли общий язык и явно симпатизировали друг другу. Старший Джордан одобрительно хлопал сына по плечу, поздравляя с отличным выбором. Милли было весело и легко с ним. Сэм рассказывал байки о своей службе в полиции.

Даже Лидия подобрела и обращалась с ней дружелюбнее, чем при первой встрече. В какой-то момент она даже обняла невестку и поцеловала. Кен удивленно поднял брови при виде такого проявления родственных чувств, но решил, что этих женщин сам черт не разберет.

К вечеру Милли очень устала, но была довольна и тем, как провела время, и наладившимися отношениями с Лидией. Кен тоже повеселел. Он не признавался самому себе, но похвала отца за выбор жены согрела его сердце; Кен весь день присматривался к Милли, и в нем даже шевельнулась мысль, что он был излишне жесток с ней. Но он не знал, как исправить ситуацию, не поступаясь собственной гордостью, и решил отложить примирение на потом.

Дома каждый направился к себе, собираясь сразу же лечь и уснуть, но оба долго еще мечтали об одном и том же. На следующее утро Кен почувствовал себя неважно. Встревоженная Милли предложила вызвать врача, но он успокоил ее, сказав, что скорее всего это от острого чили, которым он злоупотребил накануне. Каждый раз Кен давал зарок больше не притрагиваться к нему, но удержаться было выше его сил. Теперь весь день он будет расплачиваться за свое легкомыслие и чревоугодие.

К вечеру Кен совершенно оправился и почувствовал сильный голод. Перед ним встала проблема: или и дальше оставаться в спальне, выдерживая характер, или спустится вниз и соорудить себе некое подобие обеда. Он открыл дверь и учуял восхитительный аромат, который мог доноситься только из кухни. Ноги сами понесли его туда.

К сожалению, там находилась и Милли. Она не дала ему времени развернуться и гордо уйти, а взяла за руку и усадила за стол. Кен нахмурился, но не успел возмутиться, так как перед ним оказалась тарелка с тушеным мясом и овощами.

Он искоса посмотрел на Милли. Никаких упреков по поводу его поведения, никаких слез и криков. Тогда он решил сдаться и взял в руки нож и вилку. Лицо Милли сразу просветлело. Похоже, им все же удастся найти общий язык. Муж не произнес ни слова, он был слишком занят едой. Но атмосфера в кухне ощутимо улучшилась. Выждав, пока Кен насытится, Милли присела к столу и спросила первое, что пришло в голову:

— Ты не мог бы дать мне какую-нибудь книгу по истории архитектуры?

Кен удивленно поднял голову от тарелки. Что это? С какой стати она заинтересовалась архитектурой? Пытается подлизаться?

— Зачем тебе это?

— Ну, живем бок о бок, а я ничего не знаю о том, что для тебя важнее всего. Это как-то неправильно. И потом я заметила, что ты много печатаешь на компьютере. Я могла бы тебе помочь. Это даже естественно для жены. Ты не находишь? — Предлагая ему помощь, Милли очень надеялась, что он не откажется от нее. — Ты сэкономил бы время, а я расширила бы кругозор.

В ее словах был смысл, хоть Кену и не хотелось признавать это. Но Милли предлагала перемирие, и, если он действительно желает спокойствия в доме, придется уступить.

— Ладно, выберу для тебя книгу. — Увидев, как просияло лицо жены, он предупреждающе выставил вперед руку. — Но только не сейчас.

В ответ Милли, не сказав ни слова, подошла и прижала его голову к своей груди. Кен блаженно закрыл глаза и вдохнул запах ее тела. Не хотелось ни шевелиться, ни говорить, так успокаивающе и ласково скользили по его волосам теплые пальцы.

Он замер, так как в голову неожиданно пришло воспоминание об их последнем объятии. Тогда он хотел лишь проучить ее, но сам попал в плен желания. Не стоит начинать все сначала, пока она сама не сделает первого шага. Так он убеждал самого себя, а руки тем временем сами собой потянулись к Милли, обвили ее тело, привлекли к нему на колени. Она не противилась.

А то, что он прочел в ее взгляде, заставило Кена прижаться ртом к нежной шее и застонать, признавая свое поражение. Он уже не помнил об их размолвке.

Постепенно движения их становились все лихорадочней, они обменивались поцелуями и ласками, постепенно раздевая друг друга. Больше ничто на свете не интересовало их. Да и что могло быть важней этого? Кен целовал плечи Милли, постепенно спуская с них блузку, а она в сладкой истоме подставляла ему обнажающиеся участки тела. Он нашел чувствительное местечко на ее шее и упоенно исследовал его, возбуждаясь сам и наслаждаясь реакцией жены на его прикосновения. Милли прогнулась, невольно подставляя грудь под властную мужскую ладонь.

Кен искусно вел наступление на ее чувства, продолжая одновременно ласкать ее плечи губами и языком и нежно сжимая пальцами напрягшиеся соски. Жаркая волна, побежавшая от груди вниз, заставила Милли немного раздвинуть бедра.

Она хотела его, в этом не было никаких сомнений. Кен издал торжествующий возглас, рука его переместилась с груди на горячее и гладкое женское бедро. Он наслаждался каждым мгновением, скользя рукой вверх по бедру. Не встречая сопротивления, пальцы мягко накрыли пушистый холмик, даже сквозь кружево Кен чувствовал жар, сжигающий ее изнутри.

Губы их слились, язык проник во влажное тепло ее рта и ритмично задвигался. Милли бессознательно прижималась к его ладони. Он притянул ее ближе к себе, и она ощутила, как напряжена его плоть. Это еще сильнее возбудило Милли. Она прикусила губу, чтобы не застонать, и дотронулась рукой до выпуклости под брюками.

Это прикосновение заставило Кена замереть от блаженства. Он собирался расстегнуть пояс брюк, но какой-то шум вернул его к действительности. Милли тоже что-то услышала и отдернула руку. Оказалось, что у соседнего дома остановилась машина. Облегченно вздохнув, Кен хотел было вернуться к прерванному занятию.

Но Милли уже встала с его коленей. Он протестующе потянул ее снова к себе, но она вырвалась и, отойдя на безопасное расстояние, перевела дух и заговорила. То, что она сказала, ошеломило Кена.

— Прежде я должна признаться тебе в обмане. — Ей потребовалось немало мужества, чтобы решиться открыть ему правду.

Она умоляюще смотрела на мужа, лицо которого выражало полное недоумение. О каком еще обмане идет речь?

— В чем признаться?

— Я тебе солгала: мы не были близки с тобой в «Аделине». У меня вообще еще не было мужчины. — Сказав это, она опустила голову, ожидая заслуженной кары.

Ему потребовалось время, чтобы вникнуть в смысл услышанного. Обычно Кен соображал быстро, но сейчас, разгоряченный и раздосадованный, думающий совсем о другом, он с трудом сосредоточился. Его пронзила мысль, что Милли снова посмеялась над ним.

А он-то чувствовал себя настолько виноватым, что даже женился на ней. Идиот! Легковерный идиот! Как, наверное, она потешалась над ним после свадьбы. Все ведь предусмотрела, даже отказалась спать с ним, чтобы не выдать себя. А представила все так, будто оскорблена его любовью к другой женщине. Ну что ж, она получила все, что хотела. Зачем было признаваться? Милли словно прочла его мысли.

— Прости, если можешь. Я тогда не думала о том, как все у нас сложится. Казалось так просто использовать тебя для своих целей. При этом я искренне считала, что ты ничего не теряешь. К тебе я чувствовала симпатию и завидовала Элен из-за твоей любви к ней. Я всегда хотела, чтобы меня полюбили так же. Постепенно я влюбилась в тебя, мне стало стыдно, что я так с тобой поступила. Я не могу больше молчать. Хочу, чтобы между нами все было абсолютно ясно, прежде чем мы…

— Да, теперь между нами все предельно ясно. Неужели ты думаешь, что после этого я прикоснусь к тебе? — Кен едва владел собой — так потрясла его открывшаяся правда. Ему было больно, как никогда прежде.

Милли продолжала умолять мужа:

— Знаю, что ты не любишь меня. Я и не прошу от тебя любви. Но мне так хотелось интимной близости с тобой, что я уже не могла с собой справиться. Ты мужчина. Любя другую, ты все равно можешь получать наслаждение в постели с женщиной, которая ничего для тебя не значит. А я хотела это испытать только с тобой. Я уйду из твоей жизни, как только ты этого захочешь. Сделаю так, как ты скажешь. Только прости меня. Прости, я так сожалею о своем обмане! — Она схватила его руки и прижала к своей груди.

Но Кен отдернул их и гневно посмотрел на нее.

— Я мог бы сейчас ударить тебя, так я зол, поэтому мне лучше уйти.

Он выскочил из дома, сел в машину. А Милли обессиленно опустилась на пол и закрыла лицо руками. Она покачивалась из стороны в сторону, беззвучно рыдая и судорожно вздыхая. Все кончено: Кен не простит ее! Через некоторое время Милли встала и пошла к телефону. Набрав номер Шона, она долго ждала. А когда услышала его голос, выдохнула в трубку:

— Приезжай, мне очень плохо!

Не слушая ответа, она бросила трубку на рычаг и поплелась в гостиную, где в отчаянии рухнула на диван лицом вниз. Она не знала, как долго пробыла в таком положении, только вдруг почувствовала, что ее поворачивают лицом к свету. Открыв наполненные слезами глаза, она увидела размытый силуэт Шона.

Милли прижалась к мужской груди, заливая слезами его рубашку. Он и так был ошарашен ее звонком, после которого все бросил и, несмотря на поздний час, помчался к Джорданам. А от вида несчастной женщины у него просто сжалось сердце. Естественное желание успокоить ее заставило Шона взять Милли на руки и посадить к себе на колени. Он дождался, пока рыдания стихли, и начал расспрашивать, что же случилось.