Думаю про письмо брата и спрашиваю:

– Бумага считается? Письмо. Я хотела ему показать это.

Филл, наверное, так зовут моего сопровождающего, смотрит на меня с прищуром, словно я предлагаю ему выкурить самокрутку.

– Нет, не считается, – наконец, говорит парень, и я облегчённо вздыхаю. – Игровая зона, – Филл останавливается возле двухстворчатых дверей со стёклами в верхней части, отсюда я вижу каких-то пациентов. – У Вас пятнадцать минут. Старайтесь не выводить его из себя, он немного нервный. Хотя он напичкан таблетками, так что беспокоиться не о чем. На всякий случай рядом дежурят санитары.

Я киваю. Филл открывает дверь и пропускает меня внутрь – я неохотно захожу в игровую зону и осматриваюсь. Здесь светло и довольно уютно. Столики с разными играми, вроде шахмат или шашек, лепка пластилина и прочая ерунда. Больше смахивает на детский сад, вот только на окнах решётки, а пациенты в белых одеждах.

Тощая рука Филла прикасается к моей талии, и парень показывает пальцем в сторону человека, который сидит на полу спиной к нам. Его плечи опущены, он сидит в позе лотоса. Я с трудом узнаю в нём Стива.

Не дожидаясь, пока мне разрешат подойти к парню, я решительно огибаю какого-то мужчину, разговаривающего с невидимым собеседником, и подхожу ближе к Брауну. Прежде чем показаться ему на глаза, я стою за его спиной и вглядываюсь в него, словно мысленно пытаясь заставить его обернуться. Стив что-то неохотно рисует, и когда я делаю шаг в сторону, чтобы увидеть картинку, вижу изображение огня.

Всё внутри меня сжимается – я решительно огибаю Стива и присаживаюсь напротив него. Его лицо усталое и осунувшееся, синяки под глазами, лёгкая щетина, волосы отросли сантиметров на десять. Смотря на него, с трудом можно узнать того парня, в которого я влюбилась в лагере.

– Привет, Стив, – осторожно говорю я, но парень не реагирует.

Я опускаю взгляд на его рисунки, разложенные на полу, и что-то отчаянное сдавливает меня со всех сторон. Сплошной огонь, пламя, пожары. Это пугает и завораживает одновременно.

– Я… – я вздыхаю и снова смотрю на парня. Не знаю, понимает ли он вообще меня, ведь его напичкали таблетками. Он же, возможно, не помнит меня. Или даже себя. – Стив, я не злюсь на тебя, – тихо говорю я, пытаясь хоть как-то «разбудить» парня. – Точнее, я злилась, но сейчас уже нет… Я знаю, что ты винишь себя в смерти моего брата, но это не так. Я… Я нашла письмо Джея. Оно адресовано тебе.

Я достаю из кармана бумагу и протягиваю её Брауну, только потом понимая, что парень не обращает на меня внимания и вряд ли вообще будет читать письмо. Стив продолжает усердно вырисовывать линии огня ярким оранжевым карандашом. Его взгляд пустой и невидящий.

– Ладно, я сама прочитаю…

Я вздыхаю и разворачиваю письмо.

«Дорогой Стив. Если ты это читаешь, значит, я уже мёртв, а если меня убили, значит, я так и не поговорил с тобой. Ты должен знать только одно: ты не виноват в моей смерти. Я сам выбрал этот путь. И я не испытываю к тебе ненависти. Я искренне люблю тебя как младшего брата, как друга и как любимый порно-журнал (ну, ты понял, о чём я). Ха-ха. Извини. Нет, правда. Прости меня. Я должен был помочь тебе, но не стал этого делать. И я виню себя за это. Это я виноват в том, что ты поджог мой дом, я причина смерти моей бабушки Маргарет. Только я и никто другой. Я был слеп. Я не видел, как мой лучший друг страдал и умирал на моих глазах. Я просто не обращал на это внимания. И теперь я поплатился за это. Я убил себя, убил тебя и всех остальных, раз ты читаешь это письмо. И мне жаль. Я надеюсь, что ты простишь меня, потому что я давно уже простил тебе всё, что только можно. Прощай, Стив. Твой друг, Рори Джей».

Я замолкаю, поднимаю взгляд на Брауна и замираю, потому что Стив смотрит прямо на меня. Он больше не рисует, но его взгляд всё такой же безжизненный и пустой. Мурашки скользят по моему телу, и разные варианты развития событий проскальзывают в моей голове. От улыбки на губах парня и нашего поцелуя, до с ненавистью сжимающих мою шею пальцев.

– Он не испытывал к тебе ненависти, – тихо говорю я. – Так что перестань винить себя во всех грехах. Пожалуйста, Стив. Я люблю тебя… – зачем-то говорю, но голос срывается, и я замолкаю. – Я… – я прикусываю губу и поднимаю руку, чтобы дотронуться до волос парня, но тот словно каменеет. – Я вытащу тебя отсюда, – обещаю я. – Ты только подожди.

Я кладу письмо поверх рисунков, надеясь, что оно хоть как-то поможет Стиву в дальнейшем и что он не уничтожит его во время одного из своих срывов. Или как там у него всё проходит? Я не знаю. Я вообще ничего не знаю, и это нужно хоть как-то исправить.

Я поднимаюсь на ноги, потому что Филл уже машет мне с другого конца комнаты, чтобы предупредить, что время заканчивается, но как только я встаю Браун неожиданно хватает меня за запястье. Я замираю, но Стив ничего не делает. Я смотрю на него сверху вниз, и его лицо кажется мне какой-то маской, которую парень никак не может снять. Оно каменное и бессмысленное.

Я нагибаюсь и целую Стива в лоб. Его пальцы слабеют, и рука опускается на колено. Переборов себя, я разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Чувство беспомощности и бессилия душит меня, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расплакаться. Не хочу оставлять его здесь в таком состоянии. Не хочу…

Последний раз обернувшись на Стива Брауна, я вижу его спину и светлые отросшие волосы. Парень одиноко сидит в углу и не обращает ни на кого внимания. Прежде чем покинуть игровой зал, а следом за ним и психиатрическую лечебницу, я решаю для себя, что во что бы то ни стало вытащу Стива в нормальную жизнь. Я помогу ему, как не смог помочь Рори Джей. Я спасу его. Пусть для этого мне потребуется несколько лет, может быть, даже вся жизнь, но я сделаю это.

Я поступлю в колледж на психиатра, буду изучать пироманию и сделаю всё, чтобы Стив больше никогда не страдал. Я сделаю всё, чтобы смерть брата не была напрасной, а иначе в чём вообще смысл моей жизни?


Конец.