Дарья Данина - Я сделаю нам больно

- Потому что ты ведёшь себя как маленькая! - тон матери приобретает почти забытую строгость. - Что-то в последнее, ты совсем странно себя ведёшь. Ладно, это не телефонный разговор. Дома поговорим!

...

- Ах, ты ублюдок!

Илья подобрался, понимая, что сейчас ему прилетит отцовская оплеуха. Всё случилось слишком быстро. Стул, на котором сидел Павел, с грохотом опрокинулся, а стол вздрогнул, и чашка тут же перевернулась, разливая кипяток.

Буквально секунда, и лицо брюнета обжигает не просто оплеуха, а увесистый удар в челюсть. Голова парня опрокинулась навзничь. Не успел он опомниться, как за первым ему прилетел и второй удар. Болезненный, крепкий, жёсткий.

- Ты… - отец схватил его за грудки с такой силой, что ткань футболки неприятно вонзилась в кожу. Встряхнул сына, и хло́пок порвался под натиском мужских пальцев, – паскуда! Что ты натворил?!

У Ильи не было ни малейшего желания защищаться. Да и, от кого?

- Мразь! Ты хоть понимаешь, что ты сделал? – встряхнул ещё раз, не обращая внимание на треск ткани. – Ты ведь даже не отрицаешь… так?!

Леднёв младший слегка задрал голову, чувствуя, как из разбитой губы стекает кровь. Из носа, кажется, тоже… и, если честно, этого, пиздец, как мало. Стёр ладонью кровавые подтеки, размазывая по лицу свидетельство того, как сильно отец в нём разочарован. Теперь ещё и он. Для полной картины только его и не хватало.

- Господи… - Павел не просто отпустил его. Он оттолкнул брюнета, словно брезговал им. Непонимающе глядя на собственного отпрыска, – чего ещё я не знаю? – тишина, съедаемая рваным дыханием. – Чего, чёрт возьми?!

- Я всё исправлю, – чётко произнесённые слова, возымели обратное эффект. Он знал, что всё исправит. Он был в этом уверен…

- Исправишь? – заревел Павел и, подскочив к сыну, самолично размазала кровь по его лицу. Оглушающим хлопко́м заткнул тому рот, не понимая, как вообще можно исправить подобное?! – Что? Подорожник приложишь? Ты хоть понимаешь масштабы того, что ты сделал? – переходя на шипение, отец дёрнул Илью на себя. – Ты ни черта не понимаешь… идиот… Боже, какой же я идиот!

- Я же говорю, что всё исправлю, – Илья сам отталкивает от себя отца. Отворачивается, склоняясь над раковиной и, выкручивая вентиль с холодной водой, – разберусь.

Брюнет набирает пригоршню и окунает в неё лицо. Почти ничего не чувствует.

- Разберёшься?! Ты уже разобрался. – Павел запускает в тёмные волосы пальцы и, выдыхая через рот, наблюдает за сыном, – когда это случилось?

- Это неважно.

- Я спрашиваю, когда это случилось?! Когда ты, чёрт возьми, потерял свою голову, Илья?! – проводит дрожащей рукой по лицу.

- На днях, – бросает через плечо, сплёвывая в раковину кровь.

- Животное… как я теперь в глаза буду смотреть девочке? А?! Как я буду смотреть в глаза Оксане?!

- Ты ведь в командировку собирался? – чуть слышно хмыкнул.

- Ты паясничать ещё будешь? – дёрнулся, но остановился, сдерживая порыв еще раз вправить мозги своему чаду. Поздно. Поздно для всего. Голос отца казался приглушённым. Будто сквозь толщу воды, он отталкивался от стенок черепа и оседал где-то на самой глубине подсознания. – Что теперь будет? Что?!

- Всё будет нормально, – на автомате. Граница самоконтроля давно стёрлась. А… была ли она вообще? Сейчас Илья хотел одного. Чтобы здесь был не отец, а она. Она, черт её дери. Только она. Его заучка. Заноза и зануда Назарова. Его Мили. Хрупкая, ранимая. Сломленная. Просто пусть будет здесь. Пусть смотрит на него с ненавистью. С презрением. Пусть обжигает яростью.

- Уже ничего не будет нормально, Илья, – на тон ниже. И тише. Павел проводит ладонями по лицу, пытаясь прийти в чувство. – Ты… не смей появляться дома. Понял? Не смей там появляться. Не смей больше подходить к Милане. Ни на шаг! Понял?! Если я узнаю, что ты, паскуда, к ней приблизился…

- Что? – резкий разворот. Взгляд настолько тяжёлый, что даже у Павла слегка подкашиваются ноги. – Что будет? Ментам меня сдашь? Или прибьёшь? – задирает голову выше.

- Я всё сказал… - мужчина поднимает руку, тыча указательным пальцем парню между бровей. – Я тебя не так воспитывал. Кто ты? Кто ты, чёрт возьми? Где я допустил ошибку? Когда? – широкие брови влетели на лоб. - Когда привёл их в наш дом?

- Ты забыл, пап, – горькая усмешка прорезала разбитое лицо. - Я всегда таким был… ты просто забыл.

...

Отец слишком быстро покинул квартиру. Хлопнул дверью так громко, что плечи брюнета невольно вздрогнули. Илья сплюнул в раковину очередной сгусток крови и тихо выругался. Прямо на кухне стянул с себя одежду и отправился в душ. Ему просто необходимо было принять ледяной, обжигающий кожу душ. Так, чтобы зубы потрескались от цокота…

Но это не помогло. Илья стянул с плеч полотенце и босыми мокрыми ногами прошлёпал на кухню. Снова. Оглядел бардак и кровавые разводы на полу.

Бросил взгляд на телефон, что валялся под столом. Поднял и разочарованно выдохнул. Ещё один пропущенный. Но не от неё.

Уже по памяти набрал её номер, и слушал бесконечную череду гудков. Закурил, распахивая окно. Холодный ветер тут же заставил поёжиться. Но, одеваться - желания не было.

Затяжка за затяжкой. До чёрных пятен перед глазами. Она не брала. Затем сбросила. А потом и вовсе выключила.

Брюнет утробно зарычал, сжимая в кулаке невинный телефон. Щёлкнул окурком, выбрасывая тот в окно.

Руки дрожали. У него никогда в жизни так не дрожали руки. Сделал глубокий вдох и открыл мессенджер. Провёл языком по сухим губам и вбил всего лишь одно слово:

«Мили?». Отправить.

- Мне этот фильм посоветовал Скрипач! - Катя ставит на столик две миски с попкорном. - В общем, он основан на реальных событиях. О какой-то американской фигуристке. Я сначала подумала: неужели он смотрит такие сопли? А потом, почитала историю этой девушки… и знаешь? Мне понравилось.

Катя притягивает к себе чашку зелёного чая, в которой медленно тонули листья жасмина.

Мила удивлённо выгибает бровь и смотрит на то, как брюнетка направляет пульт на экран.

- Скрипач? Женя?

- Ну да… друг твоего ненаглядного Леднёва. Прицепился ко мне на днях, а потом я сама не заметила, как у нас завязался разговор.

- Леднев не мой ненаглядный. - Отворачивается в сторону и, как самое настоящее издевательств: на столе начинает вибрировать телефон блондинки. На мониторе вспыхивает имя названного братца.

- Как говорится... - насмешливо произносит брюнетка, нажимая на кнопку. – Вспомни...

- Не продолжай… - отмахивается от подруги Милана.

- Может, всё-таки расскажешь, что между вами двумя?

Мила распускает стянутые волосы, из-за которых так сильно болела голова и, убрав их набок, ложится на колени подруги.

- Всё слишком сложно... - смотрит, как на дисплее затухает его изображение.

- Я где-то это слышала, - Катя зарывается пальцами в светлые пряди и начинает плести мелкие колоски.

В планы Мили не входило рассказывать все устрашающие подробности их последней встречи. Последней. Мила не была твёрдо уверенна в том, что она последняя. Как это сделать, когда они живут в одном доме, и учатся в одном университете?

Девушка просто хотела рассказать о своих неправильных чувствах. Запутанных чувствах. Возможно, если проговорить это вслух, станет немного легче?

- И услышишь ещё не раз, потому что на самом деле — всё так и есть.

- Если этот гадёныш обидел тебя, я ему все пальцы повырываю, включая «двадцать первый»! - с напыщенной важностью произносит подруга. - Пусть даже не думает об этом.

- Можешь прям сейчас начинать, – почти скучающе.

- Так, я права? - брюнетка делает звук тише. - Он стал твоим первым? - чуть тише, ненавязчиво. — Тогда? На даче?

- Да... – шепнула, будто их может кто-то услышать.

- И? Ты жалеешь?

- Нет. – Или да? Двоякое чувство вызывало в ней одно желание: рыдать.

Мила прикрывает глаза, возвращаясь в ту ночь. Где он был ласков как никогда, где его прикосновения будоражили кровь. Он смотрел на неё так, будто в целом мире никого больше не существует. Только она. Единственная. Только его. К слову, Илья всегда на неё так смотрел. Когда они оставались наедине — это было особенно заметно.

И, после. Её день рождения? Это был отличный день рождения. Она забыла обо всём. Ей хотелось, чтобы тот день стал бесконечным.

Так может, я сама виновата в случившемся? Я сама спровоцировала его срыв, зная, что его ревность не знает границ?

Мысли больно резанули сознание и зацепились где-то на задворках разума.

- А что дальше? Что между вами сейчас? - Катин голос, как ориентир: он не даёт утонуть в вязких воспоминаниях. Не даёт с лихвой посыпать голову пеплом.

- Ни. Че. Го. - Чеканит каждый слог.

Открывает глаза. Нет, так не пойдёт. Даже собственное сознание играет по его правилам, заставляя оправдывать брюнета.

- А этот? Даниил? Ты что, подруга, решила на двух стульях усидеть?

- С Даней у нас ничего не было. Один поцелуй, да и тот по его инициативе. Сегодня я виделась с ним и сказала, что нам не стоит больше видится.

- Всё-таки, выбрала Леднёва?

Блондинка чувствует, как её подруга расплывается в довольной улыбке. Вот только ничего радостного здесь нет. Он перешёл черту, к которой, кажется, Мила подтолкнула его сама.

- Никого я не выбрала, Кать. Это же Леднёв, мы с ним никогда не ладили, - пытается сделать тон непринужденным, - какие у нас с ним могут быть отношения?

Каждое произнесённое слово, больно впивается в кожу. Ложь… хочется выть, но кому от этого станет легче?

Лучше вот так, в себе... только Милана не учла одного: все тайное рано или поздно становится явным.