В воскресенье утром мне звонит Кейт. Она просит меня приехать, потому что сама не может выйти из дома. Уик-энд, который она в отсутствие Оуэна посвятила своей красоте, прошел ужасно, и моя подруга на грани истерики.

— Все покраснело и опухло. Ты не сможешь меня узнать. У меня такое лицо, словно я сидела в машине с откидным верхом, когда она проехала через автомойку.

Я готовлюсь к самому худшему, но когда я наконец, вижу Кейт, мне кажется, у нее всего лишь немного растрепана прическа.

— Я знаю, что со стороны все выглядит иначе, но, по-моему, с тобой все в порядке, — говорю я, заходя в полутемную кухню. Я принесла с собой клубнику. Стоило мне начать вести шоу, и я стала крайне изобретательной. Обмакнув импортные ягоды в медовую глазурь, я засыпала их разноцветной карамельной крошкой — вышло многовато, нужно было остановиться чуть раньше.

— Я выгляжу ужасно, — жалуется Кейт. Берет у меня блюдо с подарком и скептически изучает новый шедевр. — И это тоже ужасно. — Мне понятно, что речь про карамель. — Ты выбрала их из кучи бракованных сладостей в «Данкин донатс»?

Я немного обижена — видимо, Кейт совсем не в себе. Ее критический подход переходит все границы.

— Так что же все-таки с тобой случилось? — спрашиваю я, поднимая штору.

— Не нужно света! — кричит Кейт, оттаскивая меня от окна.

Почему Кейт сидит в темноте? Она сказала мне, что инъекция была сделана неудачно. Но не могли ли ей случайно вколоть кровь вампира?

— Светобоязнь? — спрашиваю я.

— Боязнь, что кто-нибудь увидит меня, — бурчит Кейт. — Левая щека распухла так, как будто я запасаю во рту орехи на зиму.

Если внимательно присмотреться, то и в самом деле можно заметить небольшую припухлость. Но Кейт явно преувеличивает проблему.

— Кто это с тобой сделал? — спрашиваю я, хотя так и не понимаю, что конкретно произошло.

— Одна идиотка, она проходит у нас специализацию после интернатуры, — мрачно сообщает Кейт. — Можно подумать, я ничему ее не учила. Я сама сделала не одну сотню уколов хилаформа, и ни разу не было осложнений. Господи, ведь это же натуральный препарат! Он заполняет морщины. Тебе вкалывают гель, он вызывает приток жидкости к коже, и морщины вокруг рта исчезают. Не знаю, какую дозу препарата она мне ввела, но с таким количеством жидкости я могла бы полгода жить в пустыне Гоби.

— А почему ты вообще пошла на это?

— Это та морщина, о которой я тебе говорила. — Кейт еще больше мрачнеет. — Я считаю, что всегда нужно принимать немедленные меры. Оставь одну морщину, и очень скоро у тебя появится вторая.

— Это вполне веская причина, чтобы лишить себя жизни, — говорю я, чтобы Кейт не додумалась до этого сама. — Но объясни мне кое-что. Я всегда думала, что от морщин избавляются при помощи ботокса.

Моя невежественность поражает Кейт.

— Ботокс используют против морщин на лбу. Он парализует мышцы. Но его не применяют для выравнивания морщин. Раньше в таких случаях пользовались коллагеном. Теперь появились гиалуроновые кислоты, такие как хилаформ или рестилайн, они дают более длительный эффект. А скоро появится еще полдюжины новых. — Кейт вздыхает. — Может быть, мне следовало подождать.

— А они будут лучше? — интересуюсь я.

— Кто знает! Сейчас за инъекции юведерма берут целое состояние. Есть две причины, почему он моден. Во-первых, он из Франции. И во-вторых, его еще не одобрило Управление по санитарному надзору за качеством продуктов питания и медикаментов. И это делает его еще более популярным.

Если он модный да еще и французский, с ним должно быть все в порядке, думаю я. Разве кто-то хотя бы раз сказал плохое слово о сыре бри, божоле или «Галуаз»? Нет, подождите минутку. Кажется, «Галуаз» — это сигареты. И все же я бы предпочла, чтобы Управление контролировало качество лекарств от обычной простуды и не увлекалось бы всякими препаратами, способствующими устранению морщин. Но возможно, я единственная в Америке, кто так считает. Похоже, женщины гораздо сильнее расстраиваются из-за морщин, чем из-за насморка.

— А что еще тебе удалось сделать до великой трагедии?

— Все как обычно. Отшелушивание морской солью, маска из зеленого чая и ритуал для ног «Пудабхинджа».

— Я не знаю, что это: массаж пальцев ног, новый катер или государство, до сих пор не признанное ООН? — говорю я.

Кейт смеется.

— А ты можешь повторить это слово по буквам? — продолжаю я. — Я уверена, что нет. И если я что-то поняла в этой жизни, так это то, что нельзя принимать процедуру, название которой ты не можешь написать.

Кейт снова смеется.

— Давай, давай, у тебя это хорошо получается, — говорит она. — Смейся надо мной.

— Я смогу уговорить тебя одеться? — интересуюсь я, правда, не знаю, стоит ли. Ее шелковая ночная рубашка на бретельках фирмы «Эрес» выглядит вполне элегантно для «черно-белого бала». Жаль только, что она синяя.

— Я оденусь, но все равно останусь дома, — говорит Кейт, которой определенно стало лучше. Мы поднимаемся в спальню, и она исчезает в гардеробной. А я перебираю книги на ее прикроватном столике. Несколько развлекательных романов. Два тяжелых учебника по дерматологии, пачка медицинских журналов Новой Англии и великолепно иллюстрированное издание «Искусство сексуального экстаза». Думаю, она старается для Оуэна, чтобы он был доволен.

Хотя эта задача может быть гораздо сложнее, чем мне казалось. Я обхожу кровать и вижу, что наш магнат читает одностраничный вестник недвижимости. А еще на его столике лежит пачка фотографий. Красивые женщины с указанием внешних и других данных. Он проводит кастинг?

— Оуэн спонсирует пьесу? — спрашиваю я Кейт, едва она появляется — в простой блузке и джинсах «Севен фор ол менкайнд». У них такая низкая талия, что я на себя бы их не надела.

Она останавливается и, увидев у меня в руке фотографии, начинает кричать:

— Что ты делаешь? Положи немедленно!

Вместо этого я переворачиваю снимок соблазнительной длинноволосой брюнетки и начинаю читать приколотый к ней текст:

Светлана. Пять футов восемь дюймов, образование высшее, владеет пятью иностранными языками, бывшая гимнастка, очень гибкая. Рассмотрит интересные предложения, предпочитает общение втроем.

Кейт выхватывает у меня листок, и фотографии разлетаются, устилая толстый восточный ковер. Она бросается их собирать.

— Посмотри, что ты наделала! — возмущается она. Происшедшее взволновало ее гораздо сильнее, чем щека а-ля бурундук.

— Я ничего не сделала. А вот что затеваете вы с Оуэном?

Кейт встает и, сверкнув на меня глазами, выпаливает:

— Секс втроем! Ты что-то имеешь против?

Поняв, что она имеет в виду, я некоторое время перевариваю услышанное.

— Секс втроем, — медленно повторяю я.

— Ты считаешь, что это отвратительно, так ведь. — Кейт словно обвиняет меня.

— Я этого не говорила, — осторожно отвечаю я. — Могу только догадываться, что у вас тут происходит перенос интереса и ты тоже так считаешь.

— Спасибо, мистер Фрейд, — кратко говорит мне подруга и идет к двери.

Я бегу за ней и хватаю ее за руку:

— Послушай, Кейт, постой. Если вам с Оуэном нужен извращенный секс, это ваше личное дело. Но тогда почему ты так злишься на меня?

Кейт отбрасывает мою руку и испепеляет меня взглядом.

— Потому что ты шпионила.

— Меа culpa[20], — говорю я на латыни — такое со мной случается, если на меня давят.

— Извинения принимаются, — говорит она, чуть смягчившись. — И давай сменим тему.

— Хорошо, — я не собираюсь спорить, — меняем тему. Но кого из девушек вы выбрали?

— Оставь меня в покое, — тихо говорит Кейт и закрывает лицо руками. Что с ней? Она плачет? Или, может быть, сюда каким-то образом проникают солнечные лучи и она хочет от них спрятаться?

У Кейт трясутся плечи, и я подхожу, чтобы обнять ее. Она убирает руки, лицо залито слезами, а глаза покраснели и распухли гораздо больше, чем щека после инъекции хилаформа.

— О Кейт! — Я не знаю, как ее успокоить. — Что случилось?

— Я хочу удержать Оуэна, но не хочу заниматься сексом втроем, — говорит она, давясь слезами.

— А удержать его можно только так?

— Я не знаю, — всхлипывает Кейт. — Эта тема возникла несколько дней назад, когда он принес домой эти фотографии. Он так спокойно выложил их на стол, что мне было неловко возражать. А потом он выразил неудовольствие, что я не согласилась сразу реализовать эту идею.

— А он уже… занимался этим раньше? — спрашиваю я, думая о том, до чего же я наивна.

— Наверное, да. — Кейт вытирает глаза рукавом блузки. — Он говорит, что ему всегда нравилось разнообразие. Секс втроем. Мимолетный роман. Когда они с Тесс были женаты, у них не было взаимопонимания по этому поводу. Но я тоже не уверена, что понимаю его.

— Если ему нравится разнообразие, зачем тогда он переехал к тебе? — тупо спрашиваю я.

— Потому что он меня любит! — кричит подруга. — Сильнее, чем когда-либо любил в жизни! Но если ты нашел свое филе «миньон», это еще не значит, что ты больше никогда не притронешься к чизбургеру!

Я понимаю, что Кейт цитирует Оуэна. Но дело вовсе не в отдельных блюдах. Он просто закармливает ее всякой ерундой.

— Наверное, став такими богатыми и влиятельными, как Оуэн, некоторые считают, что могут делать все, что им вздумается. Но мне это кажется отвратительным. Если он любит, то не должен так к тебе относиться. — Я замолкаю. Я не хочу читать ей нотации. — Ладно, что ты собираешься делать?

— Я еще не решила. — Кейт, похоже, наконец-то поняла, что она не первая любовница Оуэна. И вполне возможно, не последняя. В ее взгляде читается боль и мольба, и она спрашивает: — А что бы сделала ты?

Может быть, у меня не ладится собственная жизнь, но тут мне все предельно ясно.