И впрямь, всем было уже не до смеха. Народу в отделении становилось все больше. Неуемный монитор отобразил новую живую картинку. У входа остановился шикарный джип, и какие-то люди манерно выпроводили из него девушку. Красивая такая девушка, просто загляденье. Настоящая блондинка в шоколаде, великолепная, стройная, видная. И тогда майор пошел ва-банк. Он поднялся на второй этаж, где дислоцировалась служба уголовного розыска, пинком вышиб хлипкую дверь и собственными глазами увидел душераздирающую картину в рождественском стиле. Оперуполномоченный смотрел по телевизору новогоднее представление и умильно поедал шоколадку. Нет, он не был пьян, вовсе нет, трезвый и умиротворенный, лежа на диване, опер тихо поедал шоколад, повсюду валялись бумажки и обертки от конфет.

– Ты здесь шоколадом объедаешься, а там, внизу, народ прибывает, – заорал дежурный.

– Шоколад – не сало, – глубокомысленно произнес оперуполномоченный, – много не съешь. А откуда ты народу столько набрал, Дмитрич, а?

– С неба нахватал, – сдержанно ответил майор, – спускайся, работы до утра хватит.

И они направились вниз, не ругаясь, не выясняя отношения. Новый год все-таки. Не до ругани. Опер пошел в «аквариум», а охранник банка в это время писал заявление о том, что сотрудниками банка задержана особо опасная преступница Анна Мельникова. И все вновь смешалось, завертелось, закружилось, понеслось вихрем. Стали выяснять подробности и ужаснулись. Морозов предстал перед органами с деньгами, с чистой совестью, трезвый, как стеклышко. Анна бросилась ему на шею. Надежда, увидев мужа, упала в обморок, но быстро ожила и упала ему на грудь, вцепилась, и уже никто не смог отодрать Надежду Павловну от ее благоверного. Поисковая группа, возглавляемая Татьяной Ворониной, наконец-то обнаружив живой и невредимой Анну Мельникову, набросилась на девушку всем отрядом и едва не задушила красавицу в женских объятиях. Михаил Воронин пытался найти в толпе свою жену. Бедный майор в состоянии тихого ужаса спрятался от всех в «аквариуме», прикрыл дверь и закрыл лицо руками. Помощник в суматохе вновь потерял журнал учета доставленных нарушителей. Оперуполномоченный впопыхах доедал очередную шоколадку. Его губы были в шоколаде. Праздничный карнавал внезапно был прерван, в отделение приехал сам Виктор Васильевич под руку с Дианой Витальевной. Банкирша успешно отомстила мужу. Она выбрала себе нового ухажера, случайно выиграв вполне удачную партию. И карнавальный шум мгновенно стих, журнал сразу нашелся, а бедный майор добровольно вышел из «аквариума». А Морозова в срочном порядке этапировали обратно, туда, откуда только что вышел дежурный. Виктор Васильевич отдал все необходимые распоряжения.

– Заявление Воронина зарегистрировать, срочно вызвать дежурного следователя, Морозова задержать, деньги изъять, вернуть потерпевшему. Надежду Семенову передать мужу прямо в руки. Никого не забыл? – громогласно поинтересовался генерал у притихшей публики.

– Нет, никого, – тонким голоском откликнулась Татьяна Воронина.

Она прижималась к мужу, к Михаилу.

– Меня забыли, господин начальник, меня, – крикнула Анна, – я не уйду без Морозова. Он мой суженый, жених мой. Сажайте меня вместе с ним, я пойду за ним хоть в Сибирь, хоть куда. На край света пойду! Пешком, ползком, по-пластунски.

Мельникова с гордым видом прошла к «аквариуму», повозилась с тяжелым засовом, с трудом открыла и вошла вовнутрь. Села рядом с Владимиром, дескать, я не шучу. Иду на край света вместе с суженым. В Сибирь, на каторгу. Без сапог.

– Доченька, единственная моя, – бросился к «аквариуму» Константин Иванович, – а подарок наш, подарок-то возьми, это сапожки, тебе они пригодятся.

– Да стой ты на месте, старый дурак, – взмолилась Нина Яковлевна.

Но было поздно, Константин Иванович нырнул в «аквариум» и положил пакет с сапожками на колени дочери. Нина Яковлевна громко зарыдала. Услышав рыдания Аниной матери, спохватилась Надежда Павловна Семенова. Проснувшись от дремы и усталости, она отшвырнула мужа как ненужную вещь и бросилась к Анне. Открыла дверь «аквариума» и, обернувшись, закричала, обращаясь ко всем: «Анне еще одни сапоги понадобятся, свои отдаю, пусть носит, пригодятся в Сибири!» И положила красный пакет на скамейку рядом с влюбленными. На смену ей пришла семья Ворониных, Михаил пошептался с Татьяной, они быстро покивали друг другу, будто о чем-то договаривались, о чем-то важном и неотложном, и Воронин решительным шагом направился в камеру. Прямо в «аквариуме» Михаил подошел к Морозову, молча положил ему деньги в карман пальто и сказал, выйдя наружу: «Деньги отдал, всегда пригодятся, мало ли, следователю „подмазать“ или еще зачем-нибудь». Диана Витальевна обомлела. Она обмякла и почти лежала на руке Виктора Васильевича. Генерал нежно баюкал роскошное тело банкирши, ему нравилось ласкать мех соболя. А майор еще крепче стиснул зубы. Мифическая утка на прощание взмахнула поджаренными крыльями, улетая подальше из этих краев прямо в Пекин. Пусть летит, лишь бы нелегкая не принесла еще кого-нибудь. Но «нелегкая» принесла, и не кого-нибудь, а самого управляющего. К отделению подъехал роскошный «Кадиллак», из него вышел обиженный и брошенный всеми муж банкирши. Диана Витальевна совсем забыла про мужа. А Леонид Львович ничего не забыл. В руках управляющего сверкала лаком новая дирижерская палочка. Он вновь стремился завладеть всем миром. Женщины его больше не интересовали. Банкир был выше ревности, ведь мелкие чувства принадлежат простым обывателям. Больше всего на свете управляющего волновала власть, та самая, настоящая, волшебная, власть над людьми и обстоятельствами. Выше этого чувства нет ничего на земле. И никогда не было.

– Отпустите его, немедленно отпустите! – сказал Леонид Львович, указывая на Морозова.

Все обомлели, замерли, перестали дышать. Мельтешение закончилось. Так не бывает. Управляющий, вместо возмездия и справедливости, благосклонно отпускал вора на свободу. Он не хотел сажать Морозова за решетку. Леонид Львович не проявлял заинтересованности, поступая вопреки принятым традициям. И никто из присутствующих не догадывался, что управляющий стремится скрыть от правоохранительных органов маленький секрет. Ведь клиенты уверены, что других ключей от ячеек в банке нет, все вторые ключи находятся в руках собственников. Уводя Морозова из-под опеки милиции, Леонид Львович спасал самого себя. И уже во вторую очередь он спасал Диану Витальевну и наследников, затем коллектив сотрудников, охранников, и всю эту длинную очередь замыкали уборщицы и водители. И та самая пресловутая особа придурковатого вида.

– Мин-н-нуточку, – перебил управляющего Виктор Васильевич, неловко поправив на руке роскошное тело банкирши, чтобы оно удобнее висело, – если на то пошло, в отделении есть заявление потерпевшей стороны. Это вам милиция, а не баня какая-нибудь.

Михаил Воронин вынул из кармана листок бумаги, быстро порвал и сунул клочки в рот. Пожевал-пожевал и натужно проглотил.

– Нет никакого заявления, – сказала Татьяна, – и не было. Вот вам всем, съели?

И Татьяна Воронина засмеялась. На ее лице заиграла прежняя улыбка, та самая, счастливая, которая много лет назад не сходила с лица Татьяны. Кажется, Новый год начался удачно. С улыбки. Хорошая примета.

– Вы бросьте эти шуточки, – нерешительно заметил Виктор Васильевич.

Диана Витальевна томно прижалась к нему, но управляющий ничего не видел, не реагировал, банкир совсем не ревновал Диану Витальевну. Леонид Львович подошел к «аквариуму» и поманил пальцем влюбленных.

– Выходите, нечего там сидеть, – сказал управляющий.

В дежурной части прозвучал решительный и властный голос Леонида Львовича. Но умиротворенный Морозов продолжал сидеть на скамейке, а Анна тесно прижималась к нему, обнимая возлюбленного за плечи. Для Владимира это был самый счастливый миг в жизни. Настоящее блаженство. Новый год начался с удачи. Он мог бы сидеть в грязном «аквариуме» всю жизнь. При одном условии – вместе с Анной.

– Выходите-выходите, давайте, – подтвердил слова управляющего оперуполномоченный, разжевывая новую шоколадку, – нет заявления, нет преступления. Нечего болтаться по ночам где попало.

– Выходите-выходите-выходите, – заголосил женский хор.

А голос майора утонул в общем гаме. И Владимир под напором присутствующих вышел, придерживая за локоть бесценную Анну. Оба заметно смущались.

– Извините, Леонид Львович, так уж вышло. Я бы все вернул на место, вы же знаете, – сказал, морщась, Владимир.

Морозову было стыдно, так, как еще никогда не было стыдно.

– Володя, ты больше не работаешь в банке, ты уволен без выходного пособия, – сказал управляющий, тихо сказал, почти шепотом, но, казалось, слова прогремели трубными звуками.

И все вновь оцепенели. Что за напасть такая? Управляющий хочет уволить жениха и даже без пособия. Злодей, а не человек. И людям было невдомек, что банкир всеми силами пытается сохранить служебную тайну.

– Я больше не буду, Леонид Львович, – понурил голову Владимир.

Присутствующие принялись сверлить глазами Леонида Львовича, дескать, не будет больше этот человек красть чужие деньги. Надо бы ему поверить. И управляющий устыдился, даже покраснел слегка, он был вынужден поверить под давлением общественности.

– Да уж, «не буду», – по-змеиному зашипела Диана Витальевна, но все на нее зашикали, дескать, нечего тут болтать лишнее.

Здесь важные дела творятся. Все-таки отделение милиции, а не баня какая-нибудь.

– Верю тебе, Володя, верю, но больше не допущу такого случая, придется отстранить тебя от работы в хранилище, переведу тебя в кассиры, – сказал Леонид Львович, смахивая скупую банкирскую слезу.

Всем стало легче от этих слов. Наша взяла, справедливость победила. В дежурной части послышалось шумное сопение, довольные смешки, умиротворенные голоса. Публика зашевелилась, разминая затекшие конечности. Послышался громкий хруст.