— А чего не бриллианты?

Отточенным движением Игорь изгибает бровь. Хочет пояснений – да пожалуйста.

— Красивые куклы любят побрякушки. Как и шлюхи. Впрочем, последние предпочитают хруст денежных купюр. А тут – машина. Странно.

Обхожу его, провожу ладонью по припорошенному снегом желтому капоту. Желание распахнуть дверцу и утопить в пол педаль газа жжет пятки. А тяжелый взгляд – спину.

— Меня ты в какую категорию засунул? Хотя, я, наверное, вне категорий, да? Озабоченная дура, с которой можно не только тупо поиграться в куклы, но и приятно провести время в…постели.

— Маруся, что за цирк? — тихо, выговаривая каждое слово едва ли не по слогам.

— Цирк? Да это ты тут цирк устроил! Думаешь, все можешь?

Ох, судя по его фырканью – именно так и думает. Вот же наглец!

— А знаешь, — резко обернувшись и заметив за его плечом вышедшего из здания  Тимофея. А Пашка же где? – мелькает в голове. Но не мешает поддаться шальной идее, глупой и даже где-то совсем детской, ну и шут с ней. — Я тоже все могу. Вот возьму и подарю твою крутую тачку…да вон хоть ему.

Игорь оценивает Тимофея, идущего в нашу сторону, точно рентген, а потом фыркает, мгновенно расслабившись.

— Не возьмет.

— Это почему? — и действительно становится интересно, почему. Судя по Тимофею и его страсти к ночным гонкам, да и гонкам в принципе – такая машина как раз для него.

— Потому что желтая.

— Не аргумент, — качаю головой,  забыв, что еще минуту назад злилась на Игоря. — Он сам ездит на желтом «Porsche», так что…

— Вот именно поэтому, — совершенно развеселился соседушка. С чего бы? Появляется смутное подозрение, что смеется он не просто так, а надо мной. А Игорь подходит совсем близко и доверительным шепотом, обжигая шею горячим дыханием: — Тимофей Аристархович считает, что машина, как любимая девушка – неповторима. И своей девочке он не изменяет. Как и я.

От его хриплого голоса становится жарко и ноги подкашиваются. Я прикрываю глаза, отрешаясь от реальности. Исчезают посторонние звуки. Остается только сбивчивое дыхание и аритмия сердца – его или моего не разобрать. Только невесомые касания, обжигающие даже сквозь одежду. Только его запах, кружащий голову, растапливающий желание. Только…

— Не, ну это уже ни в какие ворота! — насмешливый голос заставляет отпрянуть от Игоря, но он перехватывает меня за талию, прижимает к себе. — Иду себе мимо, а тут такое безобразие. Други, ау! Я с кем разговариваю?

А голос-то смутно-знакомый. Игорь тихо посмеивается.

— Ну и шел бы мимо, Тиша, — парирует мой соседушка. Тиша? Да не может быть! Пытаюсь выглянуть из-за могучего плеча Игоря, но тот не пускает, трется носом о мою макушку. И готова поспорить на что угодно – урчит от удовольствия. Вот же котяра мартовский. — Не видишь, я тут со своей девушкой целуюсь.

— То, что с девушкой – вижу. А что целуешься – увы. И кстати, ты мне кое-что обещал.

Игорь вздыхает обреченно, а потом запускает руку в карман своего пальто, а я нагло пользуюсь моментом и выныриваю из-под его руки. И офигеваю. Напротив стоит Тимофей Аристархович собственной персоной и улыбается во все свои тридцать два. Такой довольный, что хочется стукнуть его чем-нибудь.

— Ох, Маруся, — вздыхает Тимофей, — я бы тебя с удовольствием отбил у этого изверга, но сердце занято, увы.

А «изверг» легким движением метает в Тимофея ключами. Если бы не реакция профессора — ловит связку на лету — ходить ему с фингалом. Смеется. Психушка стопроцентная.

— Все-все, ваш Санта-Клаус отбывает на своей упряжке.

Я прыскаю со смеху, когда он откланивается, едва не шаркая ножкой. Разворачивается на пятках и вдруг замирает. Из дверей появляется Пашка в длинном белоснежном пальто, на ходу поправляет воротник, снежинки сыплются ей в лицо и она смешно морщит нос, а потом прячет его в широкий ярко-алый шарф.

— Охренеть… — выдыхаю, кажется, одновременно с неподвижным профессором.

Такой подругу я еще ни разу не видела. Такой я ее не узнаю. А она вдруг останавливается на середине лестницы и счастливо улыбается. И от ее улыбки меркнет все вокруг. И даже мое неистребимое упрямство куда-то девается. Хочется только одного: уехать, чтобы не мешать этим двоим, пожирающим друг друга глазами. Но Тимофей спохватывается первым, заводит свою желтую «упряжку» и, подобрав смеющуюся Пашку, исчезает за поворотом.

Игорь молчит и кажется растерянным. Тихо вздыхаю, вмиг приняв решение, о котором вполне могу и пожалеть. Притягиваю его за ворот пальто, касаюсь губ губами почти неуловимо и, не дав ему опомниться:

— Ну что, поехали? Покажу тебе одно классное место, — лукаво улыбаясь. — Как раз для Лупоглазика. А ты мне расскажешь, откуда знаешь Аристарховича. Поехали?

— А как же «кошки-мышки» и прочая хрень, что ты тут…

Прикладываю палец к его губам, заставляя молчать. Он прихватывает его губами.

— Считай, что ты меня поймал, — задумчиво.

В ответ лишь тихий смех.


Глава 6.

6. Декабрь.


О ссадине на руке вспоминаю, когда ладони ложатся на руль. С изумлением смотрю на руку, растопырив пальцы, и не могу понять, откуда пульсирующая боль. Память услужливо подсовывает картинки нашей встречи с Игорем в подъезде. А я успела забыть, что руку тогда расцарапала о елку. К тому же еще утром она вовсе не болела. Странно.

Игорь перехватывает мое запястье, рассматривает внимательно ссадину, хмурится, а потом мягко касается губами. Я вздрагиваю, пытаюсь выдернуть руку, но мне не дают, целуя нежно. И от его прикосновений будто сотнями иголочек по коже: и больно, и сладко. Прикрываю глаза, тихо вздохнув. До чего же приятно ощущать на коже его мягкие губы, теплое дыхание. И его всего так близко, что голова кругом идет. А еще на трек ехать. Нет, это невозможно. Он невозможный! Открываю глаза и встречаюсь с медовыми омутами. И в них – смесь нежности и страсти. К лешему трек! Успею еще Лупоглазика обкатать, раз уж он мой.

Игорь усмехается и выпускает мою ладонь. Выдыхаю, заводя машину и трогаясь с места.

А уже через час мы лежим на кровати в моей спальне. Игорь перебирает пальцами мои волосы, разметавшиеся по его груди, а я стараюсь не уснуть от его тихого хрипловатого голоса. Получается плохо, и я частично выпадаю из реальности, пока он нашептывает всякие глупости.

— Не вздумай спать, красотулечка, — шутливо щипает меня за бедро. — Сейчас я передохну немного, и мы продолжим.

— Как? — ахаю я, вмиг забыв о сне.

— Я тебе покажу, вот прямо сейчас, обязательно, — улыбается он и добавляет весело, поцеловав меня в макушку: — Сама напросилась.

Я и возразить не успеваю, как оказываюсь на спине. И Игорь снова меня целует: губы, висок, глаза, скулы и снова губы. Опускается ниже, слегка прикусывая кожу на шее, языком скользит вдоль голубой жилки. Его губы обжигают. Его язык ласкает, а легкие укусы клеймят. И я притягиваю его к себе ближе, оставляя на его смуглой коже свою метку. Он выдыхает рыком и подставляет шею моим губам, зубам. Взгляд затуманенный, тело напряжено. Еще один рваный выдох и на меня обрушиваются дикие, торопливые поцелуи. Я мечусь под ним, выгибаюсь, моля, требуя и угрожая. И он, наконец, поддается, погружается в меня и уже не останавливается. Сильнее, быстрее. Не прекращая тискать, целовать. И я перестаю соображать, потому что не остается ничего, кроме него внутри меня, его сводящих с ума губ и янтарных  глаз, утягивающих за собой в бездну невиданного наслаждения. И утянули. Да так, что я долго не могу опомниться, словно меня вышибли за пределы реальности. А потом все повторяется снова и снова. И лишь когда за окном опускаются сизые сумерки, окутав комнату полумраком, Игорь спрашивает едва слышно:

— Я посплю немного, ладно?

Приятную истому ветром сдувает от такой наглости. Вот же ж соседушка! Мне, значит, поспать не дал, а сам задрыхнуть решил? Фигушки! Ловко выбираюсь из-под его расслабленной руки и усаживаюсь верхом. Игорь тихо охает и распахивает глаза.

— Перетопчешься, — бросаю хмуро. Он вопросительно изгибает бровь. — Что, получил удовольствие и отвалил, типа? Нет уж. Будем разговоры разговаривать, раз уж ты вконец обессилел.

А у самой глаза слипаются, вымотал он меня, однако. Но кто ж ему признается. Пусть рассказывает теперь – у меня к нему куча вопросов. Сейчас как озвучу… Но Игорь улыбается, кладет ладонь на мой затылок, чуть надавливает, понукая лечь на него. Я и не сопротивляюсь. А он перебирает пальцами мои волосы.

— Мы с Тимычем с детства дружим, — вздохнув, заговаривает он. — Вместе учились в школе, бегали на свидания с самыми красивыми девчонками класса, морды били. Да и сейчас, собственно…

— Морды бьете? — уточняю я, выводя узоры по широкой груди моего соседушки.

— Не без этого, — хохотнул он. — И встречаемся с самыми красивыми девчонками.

— Это точно, — не спорю с очевидным фактом. Ну а чего уж: мы с Пашкой очень даже ничего, так что прав соседушка. Встречаются эти двое с классными девчонками.

Игорь смеется.

— Только, знаешь, — упершись подбородком в его грудь, — Пашка – собственница жуткая и ранимая очень. И если твой друг ее обидит, ему крепко не поздоровится. Слово даю.

— А ты? — тихо спрашивает Игорь, прищурившись. — Ты тоже собственница жуткая?

И взгляд такой, словно видит насквозь. И в рыжих глазах – смешинки. Смеешься, значит, соседушка дорогой? Ну-ну.

— А я – это я, — бурчу, отвернувшись.  Больше не разговариваем. Ловкие пальцы гладят по голове, и от нежных прикосновений по венам растекается тепло. Оказывается, очень удобно лежать на парне, чувствуя его ровное дыхание и биение сердца. Украдкой обнюхивать его, как самая настоящая кошка, и балдеть от запаха его тела. Пробовать на вкус, едва касаясь губами влажной кожи. Узнавать. Ощущать. Запоминать. И медленно проваливаться в сон. Все-таки ухойдокал меня соседушка своими ласками. Поерзав, устраиваюсь поудобнее. Ловлю рваный выдох. Горячие ладони ложатся на поясницу, прижимая крепче, не позволяя ерзать. Ну и ладно. И так неплохо. И с единственным насущным желанием – выспаться – поддаюсь сладкому искусителю Морфею. И засыпая, слышу тихий голос Игоря: