Босс посмотрел на меня задумчиво.

— Ладно, раз вы уже здесь, сварганьте нам обоим кофе и поможете мне кое-что сделать. А то завал. Если, конечно, вас дома не ждет ревнивый супруг.

Я хотела ему сказать, что дома меня не ждет даже голодный кот, но передумала. Зачем это?

— Конечно же, я вам помогу.

* * *

Мы засиделись допоздна. Надо отдать должное Никите Владимировичу, он меня оставил не только для того, чтобы я подавала кофе. Более того, дважды он сам ходил к кофе-машине. Первый раз задержался так долго, что я даже начала волноваться. Понятное дело: если тебе все напитки приносит секретарь, недолго и забыть, как нажимают кнопочки. Но волновалась я зря. Он вернулся в целости и сохранности и даже с дымящимися стаканчиками. А второй поход занял уже куда меньше времени. Потрясающая обучаемость!

Мы разбирали бумаги. По большому счету ему нужно было всего-то с десяток цифр для завтрашней встречи. Но чтобы их найти, пришлось перелопатить кучу документов. Закончили мы, когда было уже настолько поздно, что даже самые трудоголические трудоголики покинули помещение.

— Благодарю, — бодро сказал Никита Владимирович и захлопнул папку. — Как честный человек, я обязан подвезти вас до дома.

— Не стоит беспокоиться, я вызову такси, — поспешила ответить я.

Даже находиться с ним в одном кабинете мне тяжело. Вернее, находиться было нормально, но вот заставить себя смотреть на цифры, а на не него, уже намного труднее. А не думать о нем — и вовсе невозможно.

— Ну уж нет! Никакого такси. Я лично вас отвезу.

Мы вошли в лифт, и он нажал самую-самую нижнюю кнопку, ту, что отправляет в гараж.

Я попыталась возражать, но трудно спорить с лифтом, когда он уже в пути.

Ладно. Не такая уж я безвольная дура старшеклассница, чтобы не выдержать двадцатиминутную поездку в автомобиле. Уж как-нибудь не наброшусь на шефа с поцелуями, так и быть.

Я почему-то сразу представила, как после этого подвига меня осаждают папарацци, приглашают на радио, телевидение и задают один и тот же глупый вопрос: «Как вам это удалось?» А я отвечаю скромно, но с достоинством: «Выдержка и самообладание. Хотя это было непросто».

Внезапно лифт дернулся и остановился.

Что-то он рано… Да и посадка была не слишком мягкой… Да и дверь не спешила открываться…

И лишь когда в кабине погас свет, я поняла: мы застряли.

29

Я тихонько вскрикнула и машинально ухватилась за плечо шефа. Но тут же отдернула руку.

— Вы боитесь замкнутых пространств? — заботливо спросил он.

— Вот еще! — фыркнула я и добавила жалобно: — Я боюсь темноты.

Он усмехнулся и привлек меня к себе. Как ни пыталась я угадать в этом жесте что-нибудь большее, чем желание поддержать товарища в трудной ситуации, у меня не получилось.

— Не бойтесь, я рядом, — серьезно сказал он.

В следующую секунду во второй его — свободной — руке образовался телефон, и темнота чуть отступила перед слабым свечением монитора.

Не отпуская меня, Никита Владимирович сделал шаг к лифтовой панели. Долго светил на нее, что-то изучая, а потом стал набирать номер.

Логично.

Если ты оказался в застрявшем лифте, не нужно паниковать, рыдать, бить кулаками по двери с криками «Замуровали, демоны!». Надо просто позвонить диспетчеру.

Короткий разговор. Никита Владимирович называет адрес и, повернувшись ко мне, радостно сообщает:

— Ну вот, бояться нечего. Через два-три часа нас отсюда извлекут!

Через два-три часа забирать отсюда будет некого! Ну или почти некого. Я наверняка умру от страха.

— А у него хватит батареи на два-три часа?

Все-таки телефон — это не только связь с внешним миром, но слабое синеватое сияние.

— Конечно, — уверенно заявил Никита Владимирович. Потом глянул на экран и добавил: — Ну, скорее всего, хватит. Не бойтесь, в случае чего мы зажжем ваш.

Ну да. О своем я как-то не подумала… Может, и правда как-нибудь продержимся.

Теперь, когда вопрос с освещением был решен, актуальным стал другой: мы всего несколько минут в закрытом лифте, а рука босса уже прочно обосновалась у меня на талии, словно бы больше деть ее некуда. А что будет через два-три часа?

Я высвободилась из объятий, сделала шажок в сторону, чтобы мы не были так уж близко. А потом рванула обратно и вцепилась в босса обеими руками. Одной было намного страшнее.

— Не думайте, ничего такого, — пробормотала я куда-то в плечо, — просто я в самом деле боюсь.

— Да что вы, разве мне жалко? — ответил Никита Владимирович и сомкнул руки у меня за спиной, бережно прижав меня к себе. — Теперь не так страшно?

Нет, теперь было не страшно.

Теперь почему-то было очень обидно.

Настолько обидно, что даже притворяться, будто я ничего не знаю об их с Пашей разборках, расхотелось.

— Вы негодяй! — заявила я.

— Не без того, — легко согласился Никита Владимирович. — Работа, знаете ли, такая. Иногда приходится. Но вас-то я чем обидел? Может, расскажете?

Уж не знаю, что на меня нашло. Наверное, просто темные лифты — не моя естественная среда обитания. И я там веду себя не слишком разумно.

— А вот и расскажу. Вы нарочно пошли со мной на свадьбу, когда мне было не с кем… И не дали мне уволиться… Вместо этого сделали начальником отдела…

Теперь он ответил не сразу:

— Да уж… теперь нет сомнений — настоящий подлец!

Он еще и издевается!

— Но вы все это сделали не из-за меня, а из-за Паши.

— Ангелина Валерьевна, вы меня пугаете. Я точно не стал бы совершать подвигов во имя Павла Александровича. Хотя он, конечно, неплохой парень…

— Не притворяйтесь, что не понимаете! — я продолжала злиться. — Не ради него, а назло ему. Чтобы отбить меня, чтобы взять реванш за школьные годы. Это все из-за Карины Ивановой! — выложила я последний козырь.

И снова — пауза.

— Вы действительно настолько боитесь темноты? Не нервничайте так. Скоро нас вытащат, и ваши галлюцинации пройдут, — он все еще говорил шутливым тоном, словно и не видел, что я закипаю от ярости.

— Прекратите так со мной разговаривать! Я вам не какая-нибудь… — какая-нибудь кто, я не знала, поэтому и заканчивать не стала. — Говорите серьезно.

— А если серьезно, я понятия не имею, кто такая Карина Иванова, о каком реванше вы твердите, и почему я пытался, как вы выражаетесь, отбить вас у Павла Александровича.

Мне понадобилась хорошая минута, чтобы уложить в голове все, что он только что наговорил.

Неужели Паша придумал всю эту школьную историю? Черт возьми, но зачем? Да собственно и сам босс ее подтвердил косвенно, сказав, что стал счастливым билетом для своего преподавателя. Пожалуй, с этим стоит разобраться. Тем более что в ближайшие три часа делать особо больше нечего.

— Насколько мне известно, дело было так, — и я начала рассказывать ту версию случившегося много лет назад, которую поведал мне мой лучший друг.

Никита Владимирович слушал внимательно, не перебивая и ни на минуту не разжимая рук. Знаете, как трудно обниматься с человеком и продолжать его ненавидеть? А вы попробуйте!

Когда я замолчала, он тоже какое-то время молчал. И мне хотелось, чтобы это молчание длилось как можно дольше. Потому что если сейчас он скажет: ну ладно, вы меня раскусили, — будет ужасно.

А я не хотела, чтобы было ужасно. Пусть уже остается как раньше — просто плохо…

— Я не помню никакую Карину-Марину. Я вообще одноклассниц по именам не помню. Мне тогда многие девочки нравились… Да мне было шестнадцать — мне вообще все девушки нравились!

Я усмехнулась. На самом деле это похоже на правду. И на Никиту Владимировича тоже очень похоже.

— А что ж вы тогда его доставали?

Тот рассмеялся.

— Да как его было не доставать! Явился весь из себя умник. До него у нас историчка была — золотая женщина. Отвечать разрешала с места и с конспектом в руках. А тут явился этот, весь из себя красавчик, плечи — во, рост — во.

Что-то я не заметила у Павла Александровича каких-то особенных плеч, хотя ростом — да, вышел, ничего не скажешь. Но для тощих подростков двадцатипятилетний препод вполне мог выглядеть богатырем.

— А еще карате занимался. И что ни спроси, все-то он знает, везде-то он был! Ну, разве может такой не бесить?

Я вздохнула. Не может.

— Ну, вот. А на уроках отвечать приходилось по всей строгости. И ладно бы математику или русский, а то историю, где нормальный человек поставил бы оценку и не мучил бы детей! В общем, мы надеялись, что он не выдержит и уйдет…

— Ну, у вас получилось! В результате он ушел.

— Это да, — кивнул Никита Владимирович, зацепив подбородком мою макушку и заставив меня вздрогнуть.

Раз уж у нас вечер откровенности, может, удастся удовлетворить свое любопытство…

— А что он вам сделал хоть?

— Да ничего особенного… — чувствовалось, что говорить об этом мой шеф вообще не хочет. — Я сам виноват. На перемене он что-то перекладывал на столе, а я подошел сзади и громко хлопнул бумажным пакетом. Планировалось, что он испугается, подпрыгнет, смешно будет…

— И?..

— И в следующую секунду я уже лежал мордой в пол с заломанной за спину рукой. В гробовой тишине. Одноклассники оценили. Он меня скрутил, я даже пикнуть не успел.

— Ничего себе! Так он у нас Рэмбо?

— Он извинился. Говорит — само получилось. Вроде как до автоматизма это у них отработано… Но на самом деле врал. Он нарочно. Просто я его достал уже до крайности.

Нарочно или нечаянно, а за такое обращение с учениками из школы можно вылететь быстро.

— И вы не пожаловались?

Никита Владимирович хмыкнул:

— Вы, наверное, никогда не были мальчишкой-старшеклассником…