21

Я проснулась после полудня.

Что-то зачастили в моей жизни вечера, о которых не хочется вспоминать. И если о первом я действительно не помнила, то все, что произошло вчера, помнила очень хорошо. И спасительного «не знаю, что творила», «я был пьян, я вел себя недостойно, простите» — в общем, ничего такого у меня не было. А было… Ох, о том, что было, и думать не хотелось…

Воспоминания — яркие и отчетливые, как фильм в HD-качестве, — проносились перед мысленным взором. Такси делает невероятный финт, я лечу, приземляюсь на шефа. Пытаюсь как-то принять прежнее положение. Он меня придерживает (или обнимает — теперь уже не поймешь). Я опираюсь на руку, поднимаю голову — и наши губы встречаются.

И если честно, я категорически не представляю, как это могло выглядеть с его стороны. Вполне возможно, что он решил, что инициатор — как раз я. Он запросто мог так решить!

Кошмар!

Следующая картинка была такая же ясная, как и первая. И такая же неутешительная. Такси останавливается. А мы — нет.

Водитель напоминает о себе нетерпеливым «Гм…»

Мы отрываемся друг от друга. В свете фонарей я вижу его лицо. И на нем читается… Да откуда я знаю, что на нем читается! Тоже мне, нашли чтеца по лицам.

Кажется, он смотрел на меня удивленно. Словно ожидал увидеть на моем месте кого-то другого… Но это я тоже уже додумываю. В общем, с этим моментом — никакой ясности.

Дальше — он выходит из машины, помогает выбраться мне и провожает к подъезду. И молча застывает, категорически наплевав на то, что таксист торопится снова разогнаться — вдруг на этот раз получится взлететь?

И я тоже. И мы стоим, как первоклассники, когда в класс заходит учитель. Будто ждем команды: садитесь, дети. А команды нет.

Прошла целая вечность или что-то вроде того, пока он не сказал:

— Спокойной ночи, Лисова.

И ушел.

И если вы спросите меня, что все это значило, я вам не отвечу. Потому что ответа я не знаю…

Я взглянула на телефон: четырнадцать пропущенных. Один от Никиты Владимировича, один от Павла Александровича и двенадцать… правильно! от менеджера по уборке Раисы Павловны.

Если бы я вчера не отключила звук, эта дружная компания превратила бы мое утро в ад. Нет, конечно, есть в этом утре и без того что-то адское, но я хотя бы выспалась. Перезванивать ни по одному из номеров я не торопилась.

Павел Александрович сам виноват, не о чем с ним разговаривать. Тетю Раю мой обессиленный организм просто не выдержит, а вот Никита Владимирович… С ним, может быть, я бы и не отказалась поговорить. Да вот только о чем? О том, как он сожалеет, что вчера позволил себе выйти за рамки? Ну так он за этими рамками выгуливался не в одиночку. Я ему составила компанию. И узнать, что ему очень жаль, не спешила.

Но дело было даже не в этом.

Просто для Никиты Владимировича вся эта ситуация выглядит совсем не такой, какая она есть на самом деле. Он-то ведь считает (и я лично ему это подтвердила!), что мы с любимым заказчиком вполне себе пара. И с этой точки зрения наш вчерашний выход за рамки выглядит очень нехорошо. А сама я выгляжу ничем не лучше, чем тот же Антон, емкую характеристику которому дала моя тетушка.

Телефон зазвонил, и я напряглась. Кто бы из троих желающих со мной пообщаться ни застал меня первым, говорить с ним я явно не хотела.

Взгляд на экран.

Павел Александрович.

Облегченный вздох

Надо сказать, если бы мне и правда пришлось выбирать, с кем из этих троих поговорить, я бы точно выбрала его. По крайней мере, перед ним я ни в чем не виновата. Он не потребует от меня никаких объяснений и рассказов о моей жизни, о которой я бы сейчас предпочла бы молчать.

— Здравствуйте, Лина.

Какой все-таки приятный человек! Он знает, как меня зовут, а не обращается ко мне по фамилии. Впрочем, на этом его достоинства заканчиваются. Это из-за него мне пришлось идти на свадьбу с боссом, а потом произошло все, что произошло. И теперь я вообще не знаю, куда мне деваться.

— Здравствуйте. Как ваше здоровьичко? Уже научились прыгать на одной ноге или еще осваиваете этот метод передвижения?

— Еще осваиваю, — ответил Павел Александрович, — Лина, мне очень неловко, что я вас подвел и вам пришлось идти одной, и я даже не знаю, как я могу искупить свою вину. Требуйте, что хотите!

— Вы бы поосторожнее с такими заявлениями, — я вспомнила, как планировала оттяпать у Никиты Владимировича половину коттеджа и место в кабинете. И тут же разозлилась на себя: неужели теперь все мои мысли будут сводиться к Никите Владимировичу. Очень бы этого не хотелось. — А то я могу и бизнес потребовать, с квартирой и прочим имуществом.

Павел Александрович засмеялся, словно оценил шутку. Он даже не представляет, насколько я серьезно.

— К тому же я ходила не одна, — зачем-то призналась я ему.

— Правда? — кажется, он вздохнул с облегчением. — Я в этом даже не сомневался. У такой яркой девушки, как вы, наверняка, полно поклонников.

Чертов льстец!

— Может быть, и полно, но боюсь, они все где-то скрываются и таятся. Как думаете, может, быть моим поклонником — это противозаконно? И поэтому они поклоняются мне тайно и никому об этом не рассказывают?

Я тут же себе представила запрещенную на всех уровнях секту свидетелей Лины Лисовой. Как они собираются темной ночью в темном склепе, каждый из них идет медленно, освещая себе путь лишь тусклым огоньком свечи. Толпа в темных балахонах стекается в круглую залу… Все становятся кружком и торжественно так говорят: «Кто, черт возьми, эта Лина Лисова, и какого хрена мы тут делаем?».

Но рассказывать об этом Павлу Александровичу, наверное, не стоило. Похоже, он последний человек на земле, который считает меня не безнадежной. Так что я просто сказала:

— Но на свадьбу я ходила не с поклонником.

— И с кем же? — Павел Александрович, кажется, снова напрягся, во всяком случае, из голоса быстро исчезла былая беззаботность.

— С Никитой Владимировичем, драгоценным шефом, который решил спасти меня от позора и изобразить из себя бизнесмена.

— Ясно, — с голосом Павла Александровича что-то стало не так. — То есть вы попросили об этом его?

— Что вы! Мне бы такое и в голову не пришло! Я решила найти себе спутника в службе эскорта. Ну, знаете, мужчины по вызову.

— Не знаю, — быстро ответил Павел Александрович, — и что-то совсем не понимаю, какое отношение эта служба имеет к вашему шефу.

— Абсолютно никакого, — честно сказала я. — Просто он сам мне предложил, выручить в трудной ситуации. Он у нас знаете какой альтруист!

— Догадываюсь, — мрачно проговорил Павел Александрович. — И как прошел вечер?

Нет, определенно наш с Никитой Владимировичем совместный поход на свадьбу волновал моего любимого заказчика даже больше, чем собственная поломанная нога. И это почему-то раздражало.

— Неплохо. Мы были убедительны, — ответила я с неожиданным даже для себя вызовом.

Ответом мне было долгое молчание. А потом — совершенно неожиданное предложение.

— Скажите, Лина… а у вас в фирме принято навещать заболевших заказчиков? Чтобы поддержать в трудную минуту?

22

Павел Александрович не врал. Он действительно не мог пойти на свадьбу по техническим причинам. А вот передвигаться по квартире, опираясь на костыль, уже мог.

Не знаю, почему я решила его навестить. Все-таки есть у нас внутри что-то такое жалостливое, что сразу откликается на скорбящих и болящих мужчин. А может, дело было в том, что приглашение последовало сразу после того, как выяснилось, с кем мы отжигали на свадьбе? Вдруг мой заказчик и старый приятель Никиты Владимировича что-нибудь такое о нем знает.

Зачем это знать мне — другой вопрос. И я не обязана на него отвечать, ясно?

— Выглядите прекрасно, — начала я с порога, — и все это вам очень к лицу.

Павел Александрович посмотрел на меня подозрительно.

Ну да, сомнительный какой-то комплимент получился, вроде пожелания: чтобы вы всю жизнь на костылях ходили! А ведь я всего лишь хотела его подбодрить.

Умею, умею.

— То есть я хотела сказать…

— Не напрягайтесь, Лина, я и так знаю, что вы хотели сказать. Предлагаю пообедать.

Пообедать — это то, что надо, учитывая то, что с завтраком у меня как-то не срослось.

Наверное, прилично было бы скромничать и отказываться. Но, если честно, не хотелось. Зачем отказываться от еды, если она сама идет в руки?

— С удовольствием! Обожаю обедать!

Мы прошли на кухню, и я с удивлением обнаружила девственно чистый стол. Пустой. Не похоже, чтобы тут кто-то собирался обедать. А может, когда идешь навестить заболевшего приятеля, нужно заранее иметь в виду, что приготовление обеда входит в программу посещения?

Я застыла на пороге и пыталась придумать, что же делать дальше.

— Как вы относитесь к японской кухне? — Павел Александрович явно решил усугубить ситуацию.

Я зависла на секунду. У меня с японской кухней как у Гиви с помидорами: есть люблю, а так — не очень. Готовить — уж точно. И вообще. Павел Александрович и без того пострадал. Зачем же его добивать?

— В общем, я заказал суши.

Я выдохнула. Суши — это прекрасно, особенно когда их заказывают, а не изготавливают из подручных материалов моими руками.

* * *

Вообще-то я умею есть палочками и даже очень неплохо. Но в этот раз почему-то все валилось из рук. Роллы так и норовили ускользнуть и шлепнуться в мисочку с соусом, поднимая фонтан брызг. Какой-то закон подлости! И ничего с этим не сделаешь, остается лишь сражаться с едой и грустно вздыхать на унизительное: «Хотите, я достану вилку?».

Нужно было что-то делать. Например, разговаривать. Это наверняка отвлечет заказчика от моей криворукости.