— О чем ты? — Выдавила она. — Какие еще комплексы?

Лара ответила сразу, но смотрела по-прежнему не на Ольгу, а за окно.

— Обыкновенные. Думаешь, у тебя одной есть сомнения? Думаешь, ты одна беспокоишься? У тебя было сто сорок пять разнообразных баб, а у меня — только одна. Я больше пяти лет занимаюсь только работой, снова работой и опять работой. И вот появляешься ты — такая необычная, яркая, интересная. Я страшно испугалась, когда поняла, что влюбилась в тебя.

Она вдруг изо всех сил стукнула ладонью по подоконнику и развернулась к Ольге.

— Думаешь, это все было так легко, да? Ты пришла на тот банкет с Игорем — и это сразу мне многое о тебе рассказало. Потом выяснилось, что ты — одна из Будиных, и это сказало мне еще больше. Потом ты предложила мне одноразовый секс и смылась сразу после того, как я отказалась.

Ее глаза прищурились, а зубы на мгновение прикусили нижнюю губу.

— Как думаешь, легко было просить твой номер у твоей бабушки? Легко было писать тебе все эти идиотские смс, не получая ответа?

Ольгу качнуло. Она в изумлении посмотрела на Лару.

— Ты что… Хочешь сказать?..

Лара нервно засмеялась.

— Нет. Я не влюбилась с первого взгляда. Но ты мне понравилась, очень. Мне кажется, я влюбилась, когда увидела тебя в Париже, в ту, первую ночь. Рассказать, как все было? Кафе около музея D’Orсey. Кресла из дерева, старый бармен, у которого вместо одного обручального кольца было почему-то два. Ты сидела напротив меня и твое лицо было каменным, совершенно каменным. Как детские раскраски, знаешь? В них красивые картинки, но ты смотришь и понимаешь: это только контур. Ему не хватает красок, света, гармонии сочетания. Вот и ты была такая же — вся из контуров. А потом ты вдруг тряхнула головой и заправила волосы за уши. И твое лицо изменилось.

Ольга слушала молча. Лара говорила так спокойно и так тепло, что нарисованные ею картинки оживали в глазах, превращаясь во французское черно-белое кино.

— Барышня в осеннем пальто, кудряшки выбиваются из-под шарфа, на щеках — румянец, губы — полные, раскрасневшиеся, слегка разомкнутые. След губной помады на фильтре от сигареты, нервно сжатые пальцы, напряженные плечи. Ты смотрела на меня так, будто меня там вовсе не было, будто я — это какой-то случайный статист, проходящий мимо, спросивший, как пройти к Лувру и тем самым вырвавший тебя из долгой задумчивости. Ты была вся — внутри себя. И ничего — снаружи.

Она улыбнулась, и от этой улыбки Ольга вздрогнула всем телом.

— А потом я заметила, что у тебя немного размазалась помада. Совсем чуть-чуть, в уголке губ, но это было первым человечным, что я в тебе увидела. И я ухватилась за это человечное всем сердцем, и втянула его в себя, и оставила. И оно до сих пор здесь.

Лара вздохнула и пожала плечами.

— Потом ты опять предложила мне секс. Я удивлялась — как ты умудряешься все сворачивать в его сторону? Испытала что-то — сразу секс. Не испытала — опять секс. Но как его-то мне хотелось в последнюю очередь.

— А чего хотелось? — Тихо спросила Ольга.

— Ты же и так знаешь, чего. — Ответила Лара, и в ее голосе прозвучала злость. — Зачем спрашиваешь? Ты же все решила и для себя, и для меня, и для всего человечества. Видела я в своей жизни контролеров, но им до тебя — как до Луны на поезде. Ты ни разу не спросила, каково все это мне. Ни разу не спросила, куда я двигаюсь и чего хочу. Ты все решила за меня.

Она отошла к окну, порылась в карманах джинсов и вытянула пачку сигарет. Закурила, отвернулась от Ольги.

— То, что случилось в Париже, могло стать необыкновенным началом. Началом близости, началом чего-то важного и ценного. Но ты и это умудрилась испортить. Как думаешь. — Она оглянулась и посмотрела на Ольгу. — Легко мне было напроситься на день рождения твоей мамы после двух тонн неотвеченных смс? Я боялась тебя увидеть и хотела этого. Меня разрывало от противоречия, но я выбрала шанс. Которого после твоего долгого молчания фактически не было.

Лара снова засмеялась, и снова в ее смехе была слышна горечь.

— И что в итоге? Я являюсь на вашу чертову дачу, слушаю очередную порцию ахинеи, которой меня кормит твоя мать, развлекаю гостей, расшаркиваюсь и раскланиваюсь, а ты появляешься — и даже не смотришь в мою сторону.

— Я смотрела! — Крик вырвался сам собой и сам же заглох, словно Ольга рукой сдавила собственное горло. — Смотрела…

— Не знаю, — покачала головой Лара. — Я видела только твое надменное лицо и царственную походку, которой ты дефилировала куда угодно, но только не в мою сторону. Но ладно, я снова убираю гордость на дальнюю полку и делаю еще одну попытку. Что делаешь ты? Отшиваешь меня. Я пытаюсь снова. Черта с два. Я затаскиваю тебя в машину, и у нас опять случаются эти секунды, в которые ты превращаешься в человека, а я смотрю на тебя и плавлюсь от нежности и счастья. Секунды, детеныш! Понимаешь?

Ольга понимала. Она из последних сил сдерживалась чтобы не сказать ничего в ответ. Лара говорила очень просто, и в этой простоте перед Ольгой раскрывалось то, чего она никогда не видела раньше.

Ты знаешь, ЧТО она чувствует? А что она чувствовала тогда?

— И вот эта близость, эта волшебная близость, и мы рядом, и ты — теплая, настоящая, и…

Лара махнула рукой и усмехнулась, демонстрируя неприличный жест.

— И опять ничего! Ты говоришь мне, что не можешь, и сбегаешь к чертовой матери. Но на этот раз было проще. В те секунды, которые я успела ухватить в машине, ты сказала многое из того, что перевесило это твое «не могу». Но, черт, я задам тебе тот же вопрос, который уже задавала не раз сегодня. Как ты думаешь, мне легко было поехать за тобой? Легко было решиться?

Ольга покачала головой. Она знала, что нет. Нелегко. Всегда знала — и тогда, и теперь. Но почему-то тогда это не имело никакого значения. Важна была только она, Ольга, и никак не Лара.

— И финал, — продолжила та, снова подходя к Ольге. — Финал совершенно в духе предыдущей картины. Ты три месяца не даешь нам увидеться, три месяца дразнишь меня по телефону — то нежностью, то холодом. А в итоге что? В итоге — имеем то, что имеем.

Ольга попятилась, но Лара ухватила ее ладонями за щеки и приблизила к себе.

— А теперь ответь мне, — потребовала она. — Ответь честно и откровенно. Все это было игрой? Тебе просто нравилось приближать и отдалять меня? Нравилось, что я бегаю за тобой? Ответь.

Ольга медленно покачала головой. Она должна была, обязана была кивнуть, но почему-то не смогла. Подумала: нельзя. Сейчас нельзя лгать, невозможно, неправильно. И она ответила «нет».

Лара отпустила ее щеки и вздохнула. Из нее будто воздух выпустили — только что ходила по кухне, почти кричала, махала руками, а тут — раз, и погасла, плечи опустились, пальцы разжались.

— Ты говорила мне, что та девушка из Питера лгала и теперь ты боишься лжи, — грустно сказала она. — Но в нашей истории лгу не я, а ты. Ты настолько привыкла прятаться и изображать из себя нечто другое, что совсем забыла, какая ты настоящая. Я готова была ждать, готова была быть рядом, молча поддерживать и ничего не просить. Но похоже, что тебе хорошо так, как есть. Ты так старательно доказываешь всем кругом, что ты — дерьмо, что, кажется, сама в это веришь. И я не спорю — дерьмо в тебе есть, и его много. Но вместо того, чтобы разгрести его в стороны и посмотреть, что за ним, ты просто плаваешь по поверхности и боишься нырнуть.

Лара снова усмехнулась.

— Черт с тобой, Ольга. В конце концов, это твоя жизнь и твой выбор. Тащи дальше свою дурацкую фамилию как знамя, прикрывайся ею как щитом, оправдывай ею свои поступки и свою похеренную жизнь. Я сдаюсь. Мне больше ничего от тебя не нужно.

И Ольга поняла, ощутила если не шестым, то десятым чувством: это правда. Все, что она сказала сейчас — правда. Она пыталась, она хотела, но больше не хочет. И уйдет сейчас — заберет сигареты, хлопком ладони проверит ключи от машины в кармане джинсов, и уйдет, больше ничего не сказав.

— Я переезжаю в Таганрог, — быстро сказала Ольга в Ларину спину. — И проживу там год.

Лара обернулась. Пожала плечами.

— Меня это больше не интересует.

И вышла из квартиры, тихо прикрыв за собой дверь.

Ольга осталась стоять.


Я знаю, что ты чувствуешь.

В это трудно поверить.

Их дом — в миллионах световых лет отсюда.

Выстроим звезды в линию,

Превратим воду в вино.

Разбитые души снова станут целыми сегодня.

Да, сегодня.


Ты знаешь, что это правда.

Подними глаза и впусти меня.

Я пришелец. И ты — тоже.

Может быть, однажды ты позволишь мне

Быть пришельцем рядом с тобой.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава 1. Попробуй рассказать.


Телефон звонил, разрываясь громкими трелями — настойчиво и неприятно. Ольга едва успела влететь в квартиру, захлопнуть дверь и взять трубку. Господи, в этом дурацком городе до сих пор пользуются городскими телефонами! Кому они нужны в наш век мобильной связи? Но нет — пользуются, и на визитках печатают, и вон звонят даже.

— Привет, рыжая.

Ольга едва удержалась от того, чтобы не швырнуть пластмассовую трубку об стену. Светка. Неделю назад выслушала Ольгин рассказ про городской номер, попросила произнести его вслух, и теперь звонит периодически — скорее всего, чтобы над Ольгой посмеяться.

— Свет, что тебе надо? — Грубо спросила она, прыгая на одной ноге, чтобы снять прилипшую к потной коже туфлю. — Говори быстро, я только пришла и скоро опять уйду.

— Я хотела спросить, где у тебя перекрывается горячая вода, — быстро ответила Света. — Мы на выходные уедем, хочу перестраховаться.

Ольга засмеялась — туфли наконец слезли с потных ног и ей сразу полегчало. Черт бы побрал эти южные города, эту ужасную жару, и всю затею, приведшую ее сюда.