— Господи, — подумала Ольга. — Как же она ее любит!

— Еще раз так сделаешь — и я тебя убью, — сквозь зубы процедила Ксения, и Ольга поняла, как трудно ей сейчас сдержаться и не выкинуть ее за порог силой. — Еще раз появишься у меня дома — и я тебя убью. Пошла вон отсюда.

И Ольга поняла. Поняла, что сейчас для Ксении это — война, битва. Что в этой битве не может быть ни победителей, ни проигравших. Потому что самим своим приходом сюда она, Ольга, взяла и все разрушила. И теперь, сидя на обломках, волчица воет на того, кто тронул ее детей, и трясется от бессилия, и не может ничего сделать.

Она развернулась и вышла из квартиры. Потрясенная, дошла до машины и села за руль.

— Разве можно так любить? — Спросила она саму себя. — Разве это вообще возможно?

У нее перед глазами стояла эта женщина. Не Ксения, нет — вторая. Она смотрела на нее полными слез глазами, спрятавшись за Ксениным плечом, и — боже мой! — она все понимала. Ольга видела: она сразу поняла, кто она и зачем пришла. И отдавала это — отдавала смиренно, покорно.

Как? Как же так? Ну как же так?

Трясущимися пальцами Ольга нашла в сумке телефон и быстро набрала смс: «Не приезжай в субботу. Вообще больше не приезжай. И не звони. Ничего не случилось, просто я так решила».

Отправила и выключила звук, зная, что Лара все-таки будет звонить. И, положив руки на руль, коснулась их лбом.

Рядом хлопнула дверь.

— Извини, — сказала Ксения, присевшая рядом. Ольга не стала на нее смотреть. Просто не могла.

— Это было… унизительно, — сказала она первое, что пришло в голову. Просто потому что надо было что-то сказать, а сказать правду она не могла.

— Я знаю, — откликнулась Ксения, и в голосе ее было слышно раскаяние. — Тебе не стоило приходить ко мне домой.

— Кто ж знал…

Помолчали. Ольга всеми капельками своего тела ощущала, как беззвучно звонит ее телефон, как безнадежно выводится на экране Ларина фотография — смеющейся, счастливой Лары. Перестает на секунду и снова начинает звонить.

Она заставила себя выпрямиться. Из последних сил. В груди так остро болело, что казалось — шевельнешься, и острая палка, дырявящая сердце, проткнет насквозь.

— Это твоя жена? — Она снова спросила первое, что пришло в голову. И не стала слушать ответ.

Достала кофе, отдала один из стаканов Ксении.

— Зачем ты пришла? — Спросила вдруг та, и Ольгу передернуло. Она засмеялась, но, боже мой, что это был за смех! Этим смехом она как будто оплакивала последние месяцы своей жизни, прощалась с ними, прощалась навсегда. Господи, почему она решила, что через три месяца это будет проще? Дура! Просто дура! Не нужно было ездить тогда с Ларой, нужно было выскочить из машины еще на заправке, уехать в Москву и вернуться в свою жизнь. И тогда не было бы этих трех дней, а за ними — трех месяцев, и телефон бы сейчас не звонил сто сорок пятым вызовом, а осколки, в которые давным-давно превратилась Ольгина душа, не разрывались бы снова — на еще более мелкие.

— Знаешь, — сказала она, глядя на Ксению. — Я почти всегда живу по принципу «Сто раз подумай — один раз сделай». Никогда не делаю того, что мне не выгодно. Но раз в год случается, что я вдруг делаю что-то, не задумываясь, зачем и почему. И каждый раз огребаю, представляешь?

Ксения кивнула. А Ольга снова засмеялась и спросила:

— Не знаешь, почему так?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Иногда мне кажется, что вот я сделаю сейчас этот безумный поступок, и все станет по-другому, и жизнь изменится, и я увижу, что в детских сказках есть доля правды. Но я делаю, жизнь не меняется, а русалочка по-прежнему остается полурыбой-полубабой.

Ксения кивнула.

— Знакомо.

Больше говорить было не о чем. Ольга по-прежнему молча прислушивалась к неслышным звонкам телефона, и думала почему-то о муже. Если бы она любила его хотя бы на четверть так, как любит Ксения свою женщину — все закончилось бы иначе. Совсем иначе.

— У меня тоже есть партнер, — сказала вдруг она. — Ну как партнер… муж. Только я давно его не люблю.

В этом «давно его не люблю» было так много тоски по старой жизни, по Ларе, по самой Ольге — той, которая еще умела хоть во что-то верить. Нынешняя Ольга больше не верила. Ни во что.

— Мне казалось, что ты…

— Лесбиянка? — Ольга посмотрела на Ксению. Та сидела будто изваяние, и шестым чувством Ольга хорошо понимала, что именно с ней сейчас происходит. — Нет, не думаю. Просто люблю сильных людей, вот и все.

Она глубоко втянула в себя воздух и взяла Ксению за руку.

— Сейчас тебе нужно или идти домой, или поехать со мной и трахнуть меня так жестко, как только сможешь, — сказала она, и в этих словах не было ни грамма фальши.

— Я знаю, — глухо ответила Ксения.

— Она не может тебе этого дать, верно?

— Нет. Не может.

Ольга подождала секунду, убрала руку и нажала на газ. Ксения тихо плакала рядом.


Глава 16. И скорость, дым.


Она привезла ее в квартиру, ключи от которой ей дал Родион. Прежде чем войти, помедлила мгновение: это было то самое мгновение, в которое все еще можно было изменить. Можно исправить. Но Ольга щелкнула ключом и открыла дверь.

Каждая сняла одежду сама. Глядя на другую, медленно стягивая все до единого куски ткани, сжимая зубы — то ли от желания, то ли от ненависти.

— Ты знаешь, что она сейчас чувствует? — Спросила себя Ольга, впиваясь зубами в Ксенино плечо. — Знаешь, что она чувствует, прочитав твою смс и сотый раз набирая твой номер? Слушая гудки в чертовой трубке? Раз за разом. Ты знаешь, ЧТО она сейчас чувствует?

Это «ты знаешь, что она сейчас чувствует?» лишило ее остатков воздуха. Она больше не могла дышать — могла только рвать на части Ксенино тело, впиваться ногтями в ее кожу, кусать, царапать, сжимать, оставляя синяки.

Бросила на кровать, размахнулась и ударила по лицу.

— Еще, — приказала Ксения, распластавшаяся под ней — обнаженная Ксения, даже не думающая сопротивляться.

И Ольга ударила снова. Она сидела на Ксении верхом — голени тесно сжали бедра по бокам, а ладони гладили воспаленное тело, гладили долго — прежде чем ударить еще раз.

— А я? — Спросила она себя, рывком раздвигая Ксенины ноги и опускаясь на нее сверху. — Знаю ли, что чувствую сейчас я? Трахая ее здесь, трахая без чувств, без эмоций, зная, что он смотрит. Сидит в соседней комнате, у зеркала — и смотрит на двух женщин, которые наивно думали, что от него можно уйти, и ошибались.

ЭТО я должна предложить Ларе? ЭТУ жизнь?

Она ощутила, как Ксения хватает ее волосы и тянет, пытаясь оторвать от себя. Но не позволила ей этого. Отпихнула назад, на спину, коленом двинула бедро дальше — в сторону, и взяла ее наконец — кричащую, пытающуюся вырваться.

Глубоко, очень глубоко — до боли, до слез из глаз у обеих. Цепляясь зубами за нежную кожу плеча. Не разбирая слов — а слова были, еще как были, она выкрикивала их в Ольгино ухо, и в них было столько боли, столько горя, сколько невозможно было вынести.

Она двигала бедрами, помогая руке, она забирала Ксению себе для того, чтобы в следующую секунду оттолкнуть ее снова. Как качели. Как свалиться с разбега в ад и, отскочив от раскаленной лавы, вернуться обратно. Как вся ее чертова жизнь.

Это длилось долго. Очень долго. Мучительно долго. И когда все наконец закончилось, когда они смогли остановиться и Ксения откатилась от нее — мокрая, что-то шепчущая, с заплаканным и красным лицом, Ольга наконец поняла.

Она не вырвется. Что бы она себе там ни придумала — она никогда не вырвется из этого круга. Может притворяться, может изменить свою жизнь, но то, что она увидела в себе сейчас было слишком глубоко, слишком честно для того, чтобы это менять.

Мыслей о телефоне и зеркале больше не было. Ей снова стало все равно. Все равно, что чувствует и думает Лара. Все равно, что чувствует и думает она сама. Все это было неважным раньше и стало неважным снова.

— Опять страдать будешь? — Насмешливо спросила она, нагнувшись к Ксении и коснувшись губами ее уха. — Не надоело еще?

Ксения немедленно вывернулась и попыталась сесть, но Ольга не дала — положила руки ей на плечи, заставила лечь снова.

— Теперь тебе нужно придумать оправдание, почему ты уехала на полдня с женщиной, по замашкам очень напоминающей твою любовницу?

Она видела, как исказилось Ксенино лицо. Было просто растерянным, а стало злым.

— Ситуация вышла из-под контроля, — сказала она. — И как загнать ее обратно — большой вопрос.

Что ты, милая. Никакого вопроса на самом деле нет. Ты просто должна снова — еще один раз — принять верное решение, только и всего.

Ольга снова забралась на Ксению, ладонями прижала ее руки к матрасу и заглянула в злые глаза.

— Меня тут посетила интересная идея, милая, — промурлыкала она. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но по-моему, твоей жене совершенно все равно, где и с кем ты проводишь свое время.

Она ожидала вспышки, но Ксения только плечами пожала.

— Интересно, — пробормотала Ольга. — А тебе тоже все равно, с кем она проводит время?

Новое пожатие плечами не обмануло ее ни на грамм: она видела, как вспыхнули зеленые глаза, загорелись от ненависти. Нет. Ей явно не все равно.

— Еще интереснее. Знаешь, милая, я тут подумала, что у нас с тобой вполне могло бы что-нибудь получиться.

На этот раз Ксения среагировала как надо. Отпихнула, вырвалась. Принялась одеваться. Ольга следила за ней с кровати и думала: что еще? Что еще нужно сказать, чтобы она решилась?

Они вышли из квартиры уже днем. Дошли до первого попавшегося кафе и упали на стулья. Ольга заказала кофе, Ксения — травяной чай.

— Тебе не надоело быть такой идеальной? — Спросила Ольга. Ей действительно было интересно.

Не пьет. Не курит. На работе — кофе, вне работы — только эта вода на травах. Идеально выглядит, идеально говорит, идеально работает. А внутри — ураган. Вон они, следы от урагана — на шее, на плечах. Интересно, как она будет объяснять это своей женщине?