Готовься, милочка. Тебе предстоит стать разменной монетой в этой игре.


Глава 3. Устала отвечать.


В воскресенье рано утром ей позвонила мама. Ольга спала, завернувшись в теплое — предназначенное специально для осенних холодных ночей — одеяло, и с трудом различила сквозь сон звонок мобильного.

— Черт бы побрал эти айфоны, — пробормотала она, с усилием вытаскивая руку из-под одеяла — рука тут же покрылась мурашками от холода. — На старом телефоне звонок был потише.

— Ольга, ты что, спишь? — Возмущенно спросила мама в ответ на сонное Ольгино «слушаю».

— Нет, объезжаю арабских скакунов в Дубаи, — пробормотала Ольга, зажмурившись. — Мам, чего ты хотела?

Мама помолчала немного, давая Ольге осознать всю глупость сказанного и заговорила снисходительно-ласково:

— Ты помнишь о приеме сегодня вечером? Мы приедем вместе с бабушкой, она очень хочет тебя видеть.

Ольга зевнула и перевернулась на спину. Она не помнила ни о каком приеме, и ей было абсолютно наплевать на бабушкины желания. Весь прошедший месяц она работала как проклятая, в свободное время очаровывала Иру и пыталась подобраться к Снежной Королеве — впрочем, пока безуспешно. И до приема ей не было никакого дела.

Кстати, а что за прием-то?

Последнюю фразу она неожиданно произнесла вслух и тут же проснулась. Села на кровати, сморщилась от маминых интонаций в трубке.

— Как ты могла забыть? Половина Москвы соберется чествовать память твоего прадеда, а ты забыла? Ольга, ты меня разочаровываешь!

— Я разочаровала тебя давным-давно, — пробормотала Ольга, выбираясь из кровати и нащупывая ногами ковер. И сказала громче. — Мама, успокойся, пожалуйста. Я приду. Скажи только, где и во сколько будет это радостное событие.

Прежде чем ответить на вопрос, мама вдоволь насладилась, высказывая Ольге все, что она о ней думает. Пока она говорила, Ольга успела умыться, собрать волосы на затылке заколкой, включить кофеварку и закурить первую за сегодня сигарету.

Она присела на подоконник, покрепче завернулась в теплый махровый халат и принялась зажженной сигаретой дирижировать маминому голосу.

— Тра-та-та-тата. Тра-тата. Тра-тра-тра-та.

В смысл она не вслушивалась — зачем? Ничего нового она все равно не услышит, а настроение себе испортит.

Наконец, мама выдохлась и назвала время и место. Ольга вежливо попрощалась и изо всех сил швырнула телефон на пол.

— Чтоб ты сдох, — посоветовала она ему и глубоко затянулась.

Значит, прием. Очень мило. Придется просить Игоря — в последние годы он единственный сопровождал ее на все светские мероприятия, организованные матерью. Она даже спрашивала, когда они поженятся, вызывая этими вопросами истерический смех со стороны Ольги и интеллигентное пожатие плечами у Игоря.

Поженятся они, как же. Жди, мамочка. Жди и надейся. Бантыш-Каменский и Будина — отличная партия, чудесная семья, кудрявая девочка и светловолосый мальчик, семейные фото в журнале Эсквайр и загородный дом в Барвихе.

Так все и будет. Кроме Бантыш-Каменского. И кроме Будиной.

— Как можно было умудриться превратить свою жизнь в ЭТО? — Спросила Ольга у отражения в серебряной чашке. — Ну как, а?

Чашка безмолвствовала. Ольга вздохнула, сделала глоток кофе и открыла холодильник. Йогурты, сыр, какие-то мерзкие кусочки чего-то желтого в желтом же рассоле, цветные коробочки с желе и целые грозди разнообразных фруктов.

Еду покупала домработница. Она приходила два раза в неделю, пока Ольги не было дома, привозила целые сумки еды и убирала квартиру. Работа у нее была непыльная — от одной Ольги грязи все равно было мало, а продукты она выбирала на свое усмотрение.

Пусть будет банан. Банан и кофе — чем не аристократический завтрак? И сигареты, конечно, куда ж без них.

Со всем набором Ольга уютно устроилась на подоконнике, и принялась есть, поглядывая вниз на спящий Камергерский. Сидеть было тепло и комфортно — за окном вовсю бушевал осенний ветер, от него даже окна слегка потрескивали, а у Ольги был теплый халат, купленный за бешеные деньги в Германии, серебряная чашка кофе, банан и сигарета. И жизнь уже не казалась такой уж отвратительной штукой.

— Может, дачу купить? — Спросила Ольга у чашки. — Хотя зачем мне дача? Огурцы зажать?

Она представила, как стоит над грядкой, согнувшись — в руке тяпка (Или что там еще бывает? Грабли?), на голове косынка, по спине — капли пота. Дачница.

Их дача, на которой Ольга была от силы раз десять за все детство, не предполагала ни грабель, ни тяпок. Она была под Тверью, где-то между Москвой и Питером — большой участок с соснами, деревянный дом, дорожки, выложенные плиткой и — газон, газон, один сплошной газон.

По газону ходить было нельзя. Пятилетняя Ольга один раз попробовала — интересно было ощутить пятками траву. Она встала прямо на газон, босая, и завороженно высунула язык — ощущения были волшебные, фантастические, трава щекотала голые подошвы и пахла чем-то до ужаса приятным.

— Ты должна соблюдать правила, — сказала мама, обнаружив счастливую Ольгу на газоне и за ухо ведя ее в дом. — Если сказано «нельзя» — это означает именно «нельзя», и ничего другого. Есть этикет, Ольга, и его нужно соблюдать.

От маминого «этикета» хотелось немедленно разрыдаться, а позже — когда Ольга стала постарше — застрелиться. Шашлыков на даче никто не жарил — это было плебейство, на речку купаться не ходил — «С ума сошла? С деревенскими на один пляж?», огурцов не выращивал и падающие с редких деревьев яблоки не собирал.

На даче устраивали «приемы», принимали гостей, наряжались в смокинги и пили шампанское из высоких бокалов. И дышали воздухом. Это так и называлось — «поехать подышать воздухом». Дышать следовало сидя на веранде с прямой спиной и читая умную книжку. И так целыми днями.

Ольга одним глотком допила кофе и закурила.

— Что это ты так разозлилась? — Подумала она. — Тебе тридцать лет, и если хочется завести дачу и стоять на ней задом кверху — пожалуйста, никто не мешает.

Никто не мешает. Ну да.

Она еще раз вздохнула и пошла одеваться и звонить Игорю.

Прием в честь прадеда оказался традиционно скучным и не менее традиционно глупым. Ольга с Игорем опоздали на полтора часа, и все равно еще ничего толком не началось. Группы людей толпились кругом — часть групп у входа в особняк на Покровке, часть — уже внутри, в большом зале.

Ольга огляделась. Ей хотелось быстро подойти к бабушке, быстро поговорить с мамой и немедленно смыться отсюда. Подальше от огромного портрета прадеда, стоящего на столе и украшенного цветами — как будто тут похороны! Подальше от натянутых улыбок родственников, подальше от этой напомажено-искрящейся толпы.

— Потерпи, — шепнул Игорь, крепко держа ее под руку. — Это все быстро закончится.

Она улыбнулась в ответ. Когда-то она была бы благодарна за поддержку, но теперь хорошо знала — грош цена этим словам, и этой руке, зажавшей ее локоть, и даже очень дорогому костюму — тоже грош.

— Игорь? — Какая-то странного вида тетка бросилась им навстречу, сильной рукой отстранила Ольгу в сторону и обняла Бантыш-Каменского за шею. — Вот уж не ожидала тебя здесь встретить!

Ольга с интересом смотрела, как тетка крепко обнимает ее кавалера, как треплет его идеально уложенные волосы и даже целует в чисто выбритую щеку. Странно, но Игорь, кажется, тоже обрадовался — обнял в ответ, расцвел улыбкой, даже — похоже — искренней.

Тетка была… странная. Вот если есть странные — то они должны выглядеть именно так. Коротко стриженная, какой-то белесый ежик на макушке, одетая в длинное черное платье из прошлогодней коллекции D&G и в ужасные белые туфли на высоком каблуке. На открытом плече — татуировка в виде какой-то неведомой зверушки, а на голени еще одна — змея или нечто подобное.

Она повернулась к Ольге и та смогла рассмотреть лицо. Обычное лицо, ничего особенного — брови не белые, значит ежик на макушке — крашеный. Глаза тоже обычные — темно-коричневые, обрамленные слегка подкрашенными ресницами. И губы, губы! Ольга готова была простить все, даже татуировки, но ярко-красная помада на и без того полных губах — это уже было слишком.

— Ольга, разреши представить тебе Ларису Андрееву — мою старинную подругу. Лара, это Ольга Будина — моя коллега по работе.

Ольга почувствовала, как дергается уголок ее рта. Коллега по работе. Ну-ну.

— Очень приятно, — она легко кивнула Ларе, вцепившейся в руку Игоря.

— Ага, — согласилась та, осматривая ее с ног до головы. — Коллега, значит. Ну-ну.

Ольга подняла брови. Игорь засмеялся.

— Извини, — сказал он Ольге доверительно. — У Лары с юности большие проблемы с политесом.

— Нет у меня никаких проблем, — возразила Лара. — Политеса нет и проблем нет. Так кто вы на самом деле? Подруга жизни?

Ольга смотрела на нее и молчала. Она не любила таких людей и не понимала, как себя с ними вести.

— Нет, на подругу жизни вы не тянете, — продолжила тем временем Лара. — Просто подружка? Тоже вряд ли. Любовница?

Игорь улыбался, а Ольга скинула с себя оцепенение, повела плечами и, указывая подбородком направление, показала на портрет.

— Это мой прадед, — сказала она холодно. — Я Ольга Будина, и раз уж вы явились на этот прием, то эта фамилия должна о чем-то вам говорить.

Лара должна была смутиться, обязательно должна, но не смутилась. Она прищурилась на Ольгу, перевела взгляд на портрет, и снова на Ольгу. И вдруг схватила ее за руку и потащила за собой, на ходу бросив Игорю: «Я попозже ее тебе верну».

Ольга окончательно перестала понимать происходящее. Она вынуждена была идти быстро — Лара крепко вцепилась в ее руку, и если бы Ольга попыталась снизить скорость, то унизительно споткнулась бы — и скорее всего, даже после этого Лара продолжала бы тащить ее за собой.

— Что вы себе позволяете? — Возмутилась Ольга, когда Лара наконец затащила ее на балкон и почти швырнула к стене.