— Почему нет, — думала Ольга, глядя как проплывают за иллюминатором густые ноябрьские облака. — Мы справимся со сложностями, боже мой — их уже столько было в моей жизни! Мама просто пойдет к черту, разрыв с семьей я переживу, а работа… Что же, ради того, что я сейчас чувствую, я смогу чем-то и поступиться. Почему нет? Разве это счастье, эта наполненность, не стоит того?

Она думала о месяце, от которого осталось всего двадцать девять дней. Думала о том, что сегодня первый раз за все время Алиса будет встречать ее в аэропорту. О том, что впереди у них — два дня, в которые они и правда будут вместе. Без призрака Кати, без напоминания, что нужно возвращаться, только они вдвоем и больше ничего.

Ольга выскочила из автобуса первой. Влетела в здание аэропорта, пробежалась до выхода и оглянулась по сторонам. И через секунду оказалась в Алисиных объятиях.

— Привет, — шептала она, не в силах разомкнуть руки и сжимая все крепче и крепче. — Привет.

Алиса поцеловала ее прямо здесь — на глазах изумленной публики. Поцеловала, кусая губы и забираясь между ними языком.

— Я люблю тебя, — сказала она, оторвавшись. — Идем.

Ольга не помнила, как они добрались до такси. В ее груди метался ураган чувств и эмоций, застилающий зрение. Очнулась она только упав на заднее сиденье и засунув руку под Алисину куртку.

— Ты мне снилась, — сказала та, улыбаясь и глядя на Ольгу исподлобья. — На самом деле, ты снишься мне почти каждую ночь.

— В развратных эротических снах? — Ольгина рука уже расстегнула рубашку и нащупывала спрятанную в гладкую ткань грудь.

— В разных, — выдохнула Алиса в ее приоткрытые губы, — иногда в эротических, иногда нет. Я так люблю эти сны. Они про тебя. А я люблю все, что про тебя.

Из машины они вылезли уже полураздетые — на Ольгиных пальто и блузке не осталось ни одной застегнутой пуговицы, а Алисин лифчик болтался где-то на талии. Забежали в студию, закрыли дверь и наконец упали на матрас.

— Однажды ты затрахаешь меня до смерти, — сказала Алиса, когда все было закончено и они лежали, обнаженные, сплетясь в тесных объятиях.

— Кажется, однажды я уже слышала нечто подобное, — улыбнулась Ольга.

— Очень сомневаюсь, что только однажды, — Алиса перевернулась, улеглась на нее сверху и поцеловала кончик носа. — Думаю, ты слышишь это довольно часто.

— Мы снова будем это обсуждать? — Ольгины руки прошлись по Алисиной спине и остановились на ягодицах. — Вот прямо сейчас мы будем это обсуждать, да?

Наверное, Алиса что-то прочитала в ее глазах, потому что настаивать она не стала. Улыбнулась примиряюще, и поцеловала еще раз.

— Давай поговорим? — Предложила она, снова скатываясь с Ольги и пристраиваясь рядом с ней. — Хочу послушать твой голос. Расскажешь мне про себя?

Это «про себя» прозвучало очень трогательно, у Ольги даже сердце защемило на секунду.

— Что ты хочешь знать?

Алиса задумалась на секунду.

— Расскажи о своей семье. Я очень удивилась тогда, поняв, что снобы-заказчики — это твои родители. Ты не производила на меня впечатления…

— Аристократки? — Улыбнулась Ольга. — Очень жаль. Мама была бы недовольна.

— Нет, как раз что-то аристократическое в тебе всегда было, конечно. Правильная речь, осанка, манеры. Но я не думала, что ты из такой семьи.

Ольга зевнула, прикрыв ладонью рот.

— Моя семья — это толпа идиотов и придурков, — сказала она равнодушно. — Началось все с пра-прадеда, который был хирургом от бога и создал собственную хирургическую школу. Во время революции он героически остался на родине и погиб, а его сын решил продолжить дело отца. Так что прадед тоже был хирургом, и дед пошел по его стопам. Именем деда назвали больницу, и современные студенты постигают азы хирургии по его учебникам.

— Странно, что ты выбрала другую профессию, — заметила Алиса.

— Ничего странного, — засмеялась Ольга. — Ты не представляешь, что это такое — расти в семье, где на стенах гостиной висят портреты знаменитых предков. Я с рождения должна была соответствовать, но у меня никак не получалось. Более того — мамин старший брат вопреки воле отца не стал врачом, а сбежал из дома и поступил в летное училище. Теперь он летчик-испытатель, а его имя в нашей семье придано анафеме.

— А сама мама?

Она засмеялась снова.

— С мамой вообще вышло смешно. Пока дед пытался образумить старшего сына, на маму внимания не обращали и профессия искусствоведа казалась вполне подходящей для нее. Как только дядя Лева сбежал, дед принялся за маму, но было уже поздно — она хорошо разбиралась в литературе, живописи, но была абсолютным нулем в химии. А тут еще бабушка выступила с первым инфарктом, и от мамы отстали окончательно.

— А твой отец?

— Отец… — Ольга покачала головой. Ей было очень смешно. — Отец был рабочим на заводе, милым московским евреем, которого однажды понесло на выставку изобразительного искусства, где он и встретил маму. Она, скорее всего, собиралась просто с ним переспать, но получилась я и им пришлось пожениться. Отцу не позавидуешь, конечно — его все ненавидят, и маменька, и бабушка, и все прочие придурки. Он побарахтался несколько лет, даже высшее образование получил, чтобы хоть как-то соответствовать, а потом бросил это бессмысленное занятие и прочно осел у телевизора.

— У вас с ним… хорошие отношения?

— Отношения? — Ольга даже села на матрасе, и посмотрела на Алису. — Какие отношения, о чем ты? Я с первого класса ходила в англоязычную школу, музыкальную, художественную, кружок юных химиков и на танцы. У меня идеально прямая спина из-за многолетнего сидения за фортепьяно. Бабушка вместо сказок читала мне истории про всемирно известных врачей, а дед — пока был жив — водил в институт на вскрытия, чтобы я приучалась к профессии. Я же говорю: отцу никогда не было места в нашей семье. До седьмого класса я даже думала, что он не очень-то знает, как меня зовут.

Она потянулась за сигаретами и закурила, глядя на потолок.

— Я долго думала, почему они не развелись. Потом поняла — для бабки и деда развод в семье был бы еще более неприемлемым вариантом, чем жизнь с таким валенком, как мой папа. Поэтому я была очень удивлена, что мама не стала орать из-за моего развода. Видимо, все-таки времена меняются, и мама способна хоть немного меняться вместе с ними.

— Ого, — пробормотала Алиса и отобрала у Ольги сигарету. — Как ты вообще умудрилась от них сбежать?

— Примерно как дядя Лева, — ответила Ольга, провожая взглядом фильтр, обхваченный Алисиными пальцами. — Просто уехала, и все. Мне повезло, что я единственный ребенок — у них не было шансов отказаться от меня совсем, потому что тогда чертов род Будиных прервался бы. Так что мне многое простили и еще многое простят. Пока не поймут, что никакого продолжения рода не будет.

— Ты настолько сильно не хочешь детей?

— Ни за что, — это получилось быстро и сильно, и Ольга даже опешила от ненависти, прозвучавшей в ее собственном голосе. — Никаких детей. Эти придурки почти сломали мою собственную жизнь, а плодить уродов я не хочу.

Алиса смяла сигарету в пепельнице и обняла Ольгу. От ее рук, ласково погладивших плечи и спину, стало теплее и ненависть немного притупилась.

— Почему? — Услышала она ласковое. — Ведь ты же можешь совсем по-другому построить жизнь в своей семье. Ты можешь дать своему ребенку главное — то, чего у тебя не было.

Ольга вопросительно подняла брови.

— Любовь. Ты можешь дать ему любовь.

Ну, конечно. Она с трудом удержалась чтобы не рассмеяться. Для Алисы, наверное, это и впрямь просто — люби своего ребенка, и все у него будет хорошо. Вот только Ольга знала: она так не сможет. Никогда не сможет. Даже если скрутит себя в тугой узел, все равно ничего не выйдет. Рано или поздно в ней проснется впитанное с молоком матери «ты должен быть лучшим», и она просто размажет по страницам учебника жизнь еще одного человека.

— На мне род Будиных закончится, — сказала Ольга, отстраняясь от Алисы и глядя в ее глаза. — Так что если ты собираешься иметь потомство — с этим точно не ко мне.

Алиса расстроилась — это было очень видно, и Ольге даже стало жалко ее на секунду. Но в своем решении она была тверда.

— А если рожу я? — Спросила вдруг Алиса, и Ольга вспыхнула. — Что, если рожу я?

Это было неожиданно. С такого ракурса Ольга никогда об этом не думала. В последнее время она как-то примирилась с возможностью строить отношения с женщиной, но дети?

— Я не буду иметь к твоему ребенку никакого отношения, — вырвалось у Ольги. — Только и всего.

Она встала на ноги и поискала взглядом одежду. Ей вдруг стало очевидно, что по пути в Питер она снова придумала себе нечто неосуществимое. И невыносимо захотелось обратно в свою жизнь.

— Хорошо, — сказала вдруг Алиса и Ольга замерла с брюками в руках. — У нас не будет детей. Хорошо.

Брюки упали на пол, а Ольга подошла и снова села рядом с Алисой.

— Ты серьезно? — Спросила она упавшим голосом.

— Да. Если ты не хочешь — у нас не будет детей.

Это было странно и неожиданно. Неужели? Неужели она правда готова отказаться от этого, чтобы быть с ней, с Ольгой? Неужели она правда настолько ей нужна?

Наверное, в этот момент она выглядела слишком ошарашенной. Алиса не стала больше ничего говорить — поцеловала ее в ставший вдруг мокрым лоб, и ушла в душ. Ольга осталась сидеть.

А еще через секунду где-то за матрасом зазвонил телефон. Ольга нагнулась, чтобы посмотреть.

«КАТенок» — вот что было отражено на экране, и Ольгу чуть не стошнило от пошлости этой клички. Телефон позвонил еще немного и перестал, а Ольга все смотрела на его потухший экран и молчала.

— Двадцать девять дней, — напомнила она себе. — И никакой Кати больше не будет.

Но вышло иначе.


Глава 19. Двенадцать этажей.


Ольга сидела на диване, пристроив на колени ноутбук. Света лежала рядом на спине, скрестив ноги и покуривая.