Вилли сегодня был одет еще более демократично, чем при их прошлой встрече. На нем опять были джинсы, но на этот раз как у хиппи — с продранными коленями. На чистой и тщательно отглаженной рубашке остались несмываемые пятна масляной краски. Под тонкой тканью отчетливо рисовались мощные мускулы.

Комбинезон подошел бы больше, сварливо подумала Гизела. Но не могла не признаться себе, что даже колпак из старой газеты, любимый головной убор маляров, не испортил бы его внешности. Впрочем, маляр-то не он, заметила она про себя. Пожалуй, ей хотелось, чтобы именно Вилли делал ремонт, а не его мифический братец.

— Как вы, собственно, оказались здесь в такой неурочный час?

— Почему неурочный? Если бы вы встали, как я, в пять утра, то полдень, что наступит через пару часов, казался бы вам переломом суток.

— А с кем остается Петер, пока вы работаете?

— С моей родственницей. Она души в нем не чает.

Может быть, и в отце тоже? — ревниво подумала девушка. И, стараясь не показать заинтересованности, спросила:

— Вы не упоминали о ней раньше, кто она?

— Лореляй? Правда, мы все зовем ее просто Лора. Пожалуй, я не сумею ни описать ее, ни назвать точную степень нашего родства.

— Во всяком случае, у нее очень лирическое имя, как у героини старинной баллады.

— Когда вы с ней встретитесь, она вам понравится.

— Просто умираю от любопытства и желания узнать ее поближе. Но, честно говоря, я приехала сюда отдохнуть от людей, и у меня нет желания заводить новые знакомства.

— Значит, причина вашего побега от людей — это желание побыть одной?

Посмотрев внимательно в ее голубые на мгновение сузившиеся глаза, Вилли уловил промелькнувшую в них тревогу.

— Я же рассказала вам, что рассталась с женихом. Мне захотелось побыть одной и не отвечать на дурацкие вопросы своих знакомых.

— Так бы сразу и сказали, что уединились зализывать раны и копить ненависть к мужской половине рода человеческого!

Девушка стиснула зубы и посмотрела на Вилли с открытой неприязнью.

— Не люблю демонстрировать миру свои личные проблемы.

Тщательно вытерев руки, Вилли передал полотенце хозяйке.

— Если вы думаете, будто я люблю показывать миру свои болячки, то сильно заблуждаетесь! К тому же, мне не кажется, что ваше влечение к жениху было настолько роковым, чтобы отрешиться от всего мира. Нет, вами двигало что-то другое!

У Гизелы от этих слов навернулись слезы на глаза.

— Мне наплевать на ваши домыслы! Думайте, что хотите! Кстати, Гюнтер ничего конкретного мне не предлагал, так, только общие соображения о пользе семейной жизни. И давайте закончим с этой темой. Вы не мой исповедник, я вообще знаю вас недолго и не слишком хорошо...

— Достаточно хорошо, чтобы уже не один раз страстно целоваться со мной. К тому же ваше поведение, увы, не говорит о том, что передо мною женщина, страдающая из-за отвергнутой любви.

А Гизела при этих словах мысленно проклинала свои гормоны, толкавшие ее на безрассудные поступки, но вслух сказала совсем другое:

— Вам, самцам, не дано понять истинную подоплеку женских поступков. — Щеки девушки пылали, губы пересохли. Она физически ощущала на своем лице его взгляд, и ей хотелось ладонями прикрыть лицо и особенно губы, в которые уперлись его жадные глаза. Гизеле чудом удалось подавить свое волнение. Дыхание ее стало ровней. — Если женщина следует своим принципам, а не руководствуется вашими мужскими заблуждениями, ей живется гораздо проще и легче.

— Что бы вы мне ни говорили, вам не убедить меня, будто вы не принадлежите к когорте современных женщин, которые пьют и ругаются, как мужики*. Я приветствую этих амазонок. Соблазнить их легче и быстрей, не надо вздохов на скамейке, дорогих букетов, нелепых обещаний!

— Может быть, таких дамочек и легче уложить в постель. Только не ждите, что потом они будут в одиночестве коротать свою жизнь, стирая и штопая ваши носки и вытирая носы бесчисленным детишкам. — Гизела, казалось, вот-вот взорвется от переполнявших ее эмоций. А Вилли, откинув голову, искренне рассмеялся. — Что смешного в сказанном мной? — с удивлением воскликнула девушка.

— Я представил вас за штопкой моих носков. Картинка еще та! На самом деле я готов сжевать свои носки, если вы сумеете убедить меня в том, что хоть раз держали в руках иглу и что-нибудь штопали.

— Не придирайтесь к словам. Это был просто образ. В наше время никто вообще носков не штопает! Одну пару выбрасывают, а взамен покупают другую. Надеюсь, ваш бюджет выдержит такие затраты?

— Неправда! Лора штопает!

— В таком случае она подходящая для вас пара!

— Дорогая, мне на данном этапе жизни вообще никого не нужно. Я не ищу себе пару!

— А Лореляй знает об этом? — В сиплом шепоте Гизелы явно чувствовался яд.

— Не уверен. Но она уже давно замужем за Робертом, это наш с братом дядя. Он отец богатыря, с которым я вас вчера познакомил, там у магазина. Помните Йогана, который с ходу влюбился в вас? Роберт — владелец фермы, где мы с Петером добываем средства на жизнь.

Не удержавшись, Гизела рассмеялась.

— Так вот, значит, кто эта легендарная Лореляй! Не скрою, вы сумели меня разыграть.

— Дорогая моя! У вас нет оснований для ревности ни к Лоре, ни к кому-нибудь другому. Вы единственная на свете, кого мне хочется целовать и ласкать.

Не оценив до конца степень серьезности его слов, Гизела не могла отрицать того, что они были ей очень приятны. Приятны, но опасны. От этих слов отключались ее тормозные механизмы, и она была готова идти на любые безрассудства, только бы вновь ощутить его ласки. Не поддавайся! — уговаривала она себя. Этот мужчина не может быть предан одной женщине. Он все время станет искать нечто новенькое, что будет снова и снова возбуждать его либидо и тщеславие. Может, он и не обманывает, что я первая, кого он поцеловал за последние три года. Но первая вовсе не означает, что последняя.

Отвечая на его разъяснение, как всегда, с некоторым опозданием, Гизела заметила:

— Я вовсе не принадлежу к типу женщин, которые отравляют жизнь мужчине ревностью, подозрениями и слежкой. Это в равной мере относится и к сфере личных отношений, и к профессиональным обязанностям. Если человек скажет мне, что занят вечером по работе, то я не стану нанимать частных детективов для проверки, где он бывает.

— Очень рад, что вы столь широко смотрите на мир. Но пора начинать работать. Не удостоите ли вы меня перед этим торжественным моментом чашкой крепкого чая?

— Это не так просто, как вам может показаться. Кухонька здесь очень маленькая, и наличие в ней столь мощного субъекта, как вы, способно вызвать у другого человека приступ клаустрофобии. Может быть, у вас есть какие-то другие предложения?

— Есть, но они похожи. Время от времени надо будет делать перерывы, можете назвать их чайными или кофейными. Правда, у меня есть еще и одно сугубо личное условие, связанное с присущей мне слабостью.

Последняя фраза была произнесена таким чувственным шепотом, что Гизелу охватила расслабляющая истома, а коленки подогнулись. Вилли, заметив, что девушка покачнулась, быстро шагнул вперед и, полуобняв, поддержал ее. Она прислонилась к нему, их тела соприкоснулись. Груди Гизелы набухли, знакомое ей уже желание почти затмило сознание.

— Так в какой своей слабости вы хотели мне признаться?

Голос Гизелы звучал так, будто она некоторое время назад выпила жутко холодного пива и охрипла. Она почти догадалась, о чем Вилли собирается поведать, потому что, прижавшись к нему, явственно ощутила его возбуждение. Девушку напугала собственная ответная реакция. Вокруг двух почти соединившихся тел, мужского и женского, возникло некое эротическое поле. И плотность его была так велика, что можно было бы взять нож и резать эту энергию на отдельные доли.

Глаза Вилли блестели, как морская гладь под ярким солнцем...

Погружаясь в эту новую для нее стихию, Гизела испытывала нечто похожее на эйфорию. Она протянула руку и погладила его слегка шершавую щеку. Он брился уже несколько часов назад. Бедный, как рано ему приходится вставать, чтобы все успеть, с нежностью подумала девушка и вдруг поймала себя на мысли о том, что он сейчас принадлежит только ей. Сейчас, а что будет после?... Я не смогу жить без него.

Вилли посмотрел сверху вниз на пылающее девичье лицо. Ее чувства выдавал взгляд затуманившихся голубых глаз. Нет, в них не было призыва: «Возьми меня!» В них угадывалось что-то более утонченное и... испуганное. Она выглядела такой очаровательно беспомощной, еще не отряхнувшей с себя пелену недавнего сна.

Когда Вилли представил ее полуобнаженной и сонной в мягкой свежей постели, его словно молнией пронзило, и боль сконцентрировалась где-то в области паха. Несмотря на свое состояние, Гизела заметила, как нервно двигается его кадык, словно он пытается проглотить что-то твердое.

— Ты не можешь дать мне бисквит, хорошо бы шоколадный. Мой застарелый диабет превратит меня в бесполезную тряпку, если срочно не подпитать его сладким. — Приняв эти слова за чистую монету, девушка рванулась было к холодильнику, но он удержал ее за плечо и рассмеялся. — Неужели я похож на диабетика? Не торопись, малышка. Я пошутил. Может быть, глупо пошутил.

Гизела метнула на Вилли осуждающий взгляд. Но было не ясно, за что она его осуждает. Может быть, за недостаточную решительность и медлительность?

Девушка отдавала себе отчет в том, какие мысли могли сейчас терзать этого красивого мужчину. Совершенно очевидно, что я ему небезразлична, во всяком случае, — эротически. Но, может быть, он чувствует вину перед умершей супругой за то, что предает ее память, возжелав другую женщину? Отвечая на свои раздумья, Гизела довольно спокойно произнесла:

— Можете считать меня чокнутой, но какая-то часть моего внутреннего Я довольна услышанным от вас признанием. Если я его правильно истолковала, то хочу подчеркнуть, что возникающая вроде бы ниоткуда сексуальная тяга двух людей друг к другу — явление совершенно нормальное. Хотя и трудно объяснимое. — Вилли посмотрел ей прямо в глаза. Ее откровенность на сей раз его удивила, но не огорчила. А девушка продолжила свою мысль. — Когда складывается подобная ситуация и это становится причиной внутреннего напряжения, а то и стресса, не надо замыкаться и молчать. Полезней поговорить об этом со второй стороной.