Гизела почувствовала его взгляд, подняла глаза и внизу живота у нее начало разливаться тепло.

— Что же ты стоишь как истукан? Конечно, свой омлет ты сможешь сделать после. А что ты еще умеешь кроме омлета?

— Не сомневайся, я многое умею!

— К сожалению, я не могу сказать того же о своих кулинарных талантах!

Оба понимали, что речь идет вовсе не о кулинарных талантах. Гизела не к месту вспомнила Гюнтера, его обвинения в холодности и черствости. Глаза ее погрустнели. Кто тебе сказал, что ты можешь доставить удовольствие мужчине, да еще такому искушенному, как Вилли? — самокритично спросила она себя. Но тут же вспомнила утреннюю сцену на сеновале. Там в объятиях Вилли она, пожалуй, не была похожа на ледышку. Эти воспоминания вызвали на ее щеках густой румянец. Девушка чувствовала, что Вилли внимательно смотрит на нее, и покраснела еще больше. Он догадался, о чем она подумала, протянул руку, поднял ее подбородок и сказал:

— У меня нет записной книжки, в которой записаны имена покоренных мною дам. Понятно?

— Я покраснела не от таких мыслей, — запротестовала Гизела. — Мне стыдно за то, что я так безудержно тебя хочу. Обычно я не бываю столь... озабоченной.

Вилли растрогало это бесхитростное признание.

— Я тоже хочу тебя, сильно и искренне. Слушай, не пытайся все время сохранять контроль над собой и ситуацией.

— Нет, мне нельзя расслабляться до конца. Я не могу доверять полностью даже тебе. Точнее, не тебе, а тому, что я вот так могу сгорать от вожделения, ожидая от тебя того же. Так не бывает! К тому же...

— Все бывает на этой земле... — неожиданно сухо прервал ее Вилли. Гизела заметила, что в его глазах появились злые огоньки, и испугалась, что не к месту сказанными словами могла нарушить установившийся между ними баланс отношений и восприятия друг друга. — Какую мысль ты начала словами «к тому же», а я тебя по-хамски прервал?

— Когда я сказала, что мне нельзя было терять контроль над своими эмоциями и полностью расслабляться, то имела в виду вещи очень простые, житейские. Дело в том, что я не принимаю противозачаточных таблеток, в этом при моей более чем скромной жизни просто нет нужды. А ты, насколько я заметила, тоже не использовал, ну... этого общеизвестного изделия. Правда? — До сознания Вилли никак не доходило, куда она клонит. — Ну что ты так на меня смотришь? Не понимаешь, что у нашего всплеска страсти могут быть совершенно нежелательные последствия? Нежелательные для тебя и, конечно, для меня. Я не готова к тому, чтобы завести ребенка, да еще в таких авантюрных обстоятельствах.

Вот теперь он все понял и испугался.

— Ты считаешь, что могла забеременеть?

— Увы, да. Л мне сейчас родить ребенка по жизни невозможно.

— Да, это было бы огромной проблемой и для меня. — В его голосе послышалось такое отчаяние, что девушка была потрясена. Она знала, что в подобных ситуациях, когда случайная партнерша сообщает о беременности, мужчина, не строящий в отношении этой конкретной женщины никаких планов, бывает ошарашен, злится. Но что-то в интонации Вилли ее просто поразило. Он счел нужным немного углубить тему их разговора. — Я не могу рассказать тебе всего, пока во всяком случае. Но поверь мне: мой испуг — вовсе не страх перед ответственностью моральной, материальной, какой хочешь. Это испуг перед моей преступной безответственностью. Я воспользовался тем, что тебе в тяжелый момент жизни нужна была теплота, ласка, возможность отключиться. Был обязан позаботиться о тебе, а вместо этого...

— Не терзай себя, Вилли. Я не маленькая девочка. Все, что ты говоришь, правильно. Но не это толкнуло меня в твои объятия. Я не искала утешения, я просто очень хотела тебя. С первого момента нашей встречи я мечтала о том, что в конце концов произошло. А момент, когда это случилось, факт скорее случайный. Так что, если ты вдруг воспылал страстью к покаянию, советую тебе не использовать мою ситуацию как повод. Поищи что-нибудь другое. Понимаешь, даже переходя дорогу, человек подвергается опасности. Но это, так сказать, риск запланированный. А бывают ситуации, когда об опасности думать не приходится. Вот в одну из таких мы и попали. Но только с точки зрения моральной. Потому что сами роды при нынешнем прогрессе медицины не более опасны, чем поездка на машине или полет на самолете. Самое главное — в какой ситуации должен будет появиться ребенок.

— Я об этом и говорю. Мне надо было думать, прежде чем делать. А я под видом заботы вверг тебя в более чем сложную жизненную ситуацию, причем ради собственного удовольствия.

— А о моем ты забываешь?

— Подожди, не перебивай. Ты должна знать об одной вещи. Я должен сказать тебе прямо, раз и навсегда. Если ты хочешь родить ребенка при условии создания нормальной семьи, я для этого не гожусь. Мы с тобой не равны. У меня есть сын, которого я получил, не рискуя ничем. А любая женщина всегда рискует, каких бы успехов ни добилась медицина. При родах может повезти, а может и нет. Я слишком трепетно к тебе отношусь, чтобы позволить себе рисковать тобой. А почему трепетно, это слишком долгая история. Если доведется, я тебе ее когда-нибудь расскажу. А пока поверь мне: я шел к тебе все три года, истекшие со дня смерти Бригиты. — Гизела вскинула на него глаза. Он шутит, подумала девушка. Нет, не стал бы он шутить на такую тему. Да и момент неподходящий. А Вилли продолжил: — Я говорю только о себе. Ты же вольна избавиться от ребенка или оставить его. Решение за тобой, только за тобой!

Какое сейчас может быть решение, подумала девушка. Даже если ей суждено забеременеть, то это выяснится не сегодня. Там будет видно. В глубине сознания она знала, что родить ребенка от этого конкретного мужчины изначально было ее заветным желанием, которое она прятала даже от себя. Не в этом ли истинная причина ее рискованного поведения, а вовсе не в том, что она не подумала о последствиях в порыве страсти? — пронеслось в голове Гизелы. Она непроизвольно улыбнулась. Вилли с удивлением посмотрел на нее — нашла время улыбаться. Конечно, ему было не дано понять поворот ее мыслей. Поэтому он продолжил свои сентенции.

— Я знаю прекрасные дружеские пары, у которых вообще не может быть детей. Но они, тем не менее, живут вполне счастливо...

— Вилли, ты хочешь сказать, что у нас с тобой есть перспектива? Пусть странная, в чем-то ненормальная, но есть.

— Женщина, неужели ты думаешь, что я стал бы тратить время на увещевания и рассуждения, если бы не видел впереди вероятности нашей совместной жизни? Я просто пытаюсь честно объяснить тебе, во что ты готова вляпаться.

На лице Гизелы появилось безмятежное и одновременно отчаянное выражение.

— Я желаю вляпаться, как ты выражаешься, только в одно: хочу оказаться с тобой в постели, и как можно скорее.

От этих, в общем-то, дурацких слов лицо Вилли неожиданно просветлело. Посмотрев ей в глаза и положив руки на плечи, он сказал довольно твердо:

— Малышка, пойми одно: я не из тех, кто меняет свое мнение на ходу или под влиянием обстоятельств. Как говорится, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Если у тебя есть глупая надежда повлиять на меня в зависимости от развития ситуации, оставь все идти так, как идет.

— Да, я ничего не собираюсь менять. — Это, конечно, была ложь, но искренняя, она думала сейчас именно так. — Даже если бы у тебя не могло быть детей по разным причинам, ты был бы нужен мне такой, какой ты есть.

Ситуация была поистине странной. Два любящих, по настоящему близких человека никак не могли найти золотую середину. Но это относилось к сфере рассуждений, а не чувств и сокровенных желаний. Тут они оба сдерживались до последнего, чтобы плотину не прорвало. И не преуспели в этом.

— Девочка моя, ты мне нужна больше, чем кислород. Поцелуй меня. Я хочу ощущать твои руки на моем теле... хочу проникнуть в тебя, в самую твою суть. Скажи честно, тебе это нужно? Тебе нужна моя физическая близость? Или ты можешь обойтись без нее?

— Ты мне нужен в любом качестве.

— Тогда признайся, чему ты улыбнулась несколько минут назад. Это была очень загадочная улыбка.

— Ничего загадочного. Если мне суждено родить твоего ребенка, то большей награды в жизни мне просто не надо. Но это потом, а сейчас я хочу тебя. Пожалуйста, не мучь меня. — Гизела запустила пальцы в густые волосы на его висках и притянула его лицо к своему. Она жаждала его поцелуев, и Вилли не разочаровал ее. — Господи, как же сладко ты целуешь, — простонала девушка. Она отвечала на его ласки с закрытыми глазами, потому что его взгляд будил в ней слишком бурные эмоции.

— Тебя так вкусно целовать, — шептал он. — Ты такая нежная и податливая. Гизела ощутила, как сильные руки подняли ее, и еще раз убедилась, что его мышцы не были бутафорными. Вилли легко нес ее, а ведь она отнюдь не пушинка. Как он великолепен во всем, влюбленно подумала девушка. До нее донеслись звуки его голоса, но лишь через секунду-другую она поняла смысл сказанного: — На этот раз мы будем любить друг друга, как и положено, в постели. Но прежде нам надо протиснуться наверх по этой узенькой лестнице, я прав?

Гизела озорно заявила:

— С тобой неважно, где заниматься этим. Можно и на лестнице. Ты везде просто великолепен.

— Не стану отрицать своих талантов. Но мне недавно приходилось вынимать веточки сена из мест, природой для этого не предназначенных. И не хочется еще раз платить такую цену за... — Закончить фразу он не успел, девушка закрыла ему рот поцелуем.

— Тебе придется опустить меня на пол. Как ни приятно мне на твоих руках, таким способом мы наверх не попадем.

Вилли осторожно поставил Гизелу на пол. Он явно еще больше возбудился, разгладив рукой морщинки на ее смявшемся платье. Но, тем не менее, трезво заметил:

— Я мысленно целый день отрабатывал шикарную сцену: он несет ее на руках в спальню, целует по дороге, красиво опускает на несмятую кровать, ложится рядом... И все это рухнуло по вине какого-то бесталанного придурка, решившего, что люди могут пробираться в свою спальню и бочком!