Алекс открыл дверь спальни, и я торопливо вошла, внезапно испугавшись остаться с ним наедине. Я бережно положила свою сумку на прикроватную тумбочку, что было абсолютно бессмысленно, учитывая, что до этого я уже успела грохнуть ее вместе с ноутбуком, но я получала удовольствие оттого, что наконец-то нет причин беситься. Сделав громкий вдох, я повернулась к Алексу, который по-прежнему стоял в дверях.

— Может, войдешь?

— А ты хочешь? — Он вопросительно поднял плечи.

— Я хочу знать, где ты был вчера ночью. — Я села на кровать и посмотрела на свои стоптанные туфли. — И еще я хочу знать, зачем ты поехал за мной в Лондон.

— Я поехал за тобой в Лондон, потому что, вернувшись утром, не обнаружил твоего паспорта, а кроме того, ты оставила распечатку со своим предполагаемым маршрутом, — ответил он, прошел в комнату и сел в кресло. — Ночь я провел у друга.

— Зачем ты искал мой паспорт? — спросила я, решив пока оставить в стороне ночного «друга».

— Я проверяю твой паспорт каждый день. — Алекс пожал плечами. — Не принимай близко к сердцу, но ты теряешь все с такой легкостью. Как ты думаешь, кто каждый раз кладет тебе ключи в вазу у двери? Не ты же сама.

— О… — Я была тронута его заботой.

— И я знаю, что ты бесишься, но спрашивать сама не станешь, поэтому скажу, что это был брат Солен, — продолжил он. — Они не ладят, но мы с ним постоянно общались. Он парень что надо. Мне нужно было подумать кое о чем, а Грэм сказал, что ты вернешься в гостиницу, у тебя мигрень и звонить тебе не надо, так что я отправился к нему.

— Он так сказал? — Подумать только — он решил соврать, когда обещал этого не делать. И если бы он не соврал, Алекс вернулся бы в гостиницу и всей этой чепухи просто не было бы. Отлично! Значит, всю эту кутерьму со стихийным бедствием на фестивале заварил он!

— Да. — Алекс посмотрел на меня из-под длинной пряди волос, которая выбилась, когда он заправлял непослушные волосы за ухо. — Но я так понимаю, это неправда. На шоу ты разговаривала с Солен, да?

— Да. И я видела вас в баре до этого.

— Господи, почему ты просто не подошла? — Алекс сник и провел рукой по волосам. — Так вот почему ты уехала. Честное слово, Энджел, ну сколько раз можно повторять одно и то же, что нужно говорить друг с другом?!

— Ну так поговори со мной теперь, — тут же отозвалась я. — Скажи мне, почему ты был в баре со своей бывшей девушкой, которую так ненавидишь.

— Потому что она не хотела оставлять меня в покое. Потому что она не хотела оставлять в покое тебя. Потому что я хотел, чтобы она знала, что все кончено раз и навсегда, что я люблю другую, и что бы она ни сказала или сделала — без разницы, — не изменит этот факт. — Он поднялся и подошел ко мне, стал на колени у края кровати и взял мои руки в свои. — Прости, что я ничего не сказал тебе; просто это что-то вроде личного письма, отложенного на потом. Я собирался сказать тебе после. Она не часть моей жизни, Энджел, что бы она тебе ни сказала. Она перестала быть этой частью с той поры, как изменила мне, и больше никогда уже ею не будет.

— Рада слышать. — Я шмыгнула носом, твердо решив не плакать. У меня еще оставались вопросы. — А что случилось позавчера? На твой день рождения?

— Это ты мне скажи. — Он обернулся и сел передо мной, скрестив ноги. — Это ты вела себя странно.

— Не-а, — взвизгнула я. — Ты. Ты же завел всю эту чушь про женитьбу и детей, а потом — что не хочешь жить со мной вместе.

— А. Ты об этом.

— Да. Я об этом.

— Что ж, — он уставился в пол, — ты все твердила, что не хочешь перебираться ко мне, вот я и подумал, что пора убрать камень преткновения, который постоянно маячит у тебя перед глазами.

Я нахмурилась. Ненавижу, когда Дженни бывает права до самых мелочей.

— Но я хочу перебраться к тебе, — сказала я тоненьким голоском. — Просто мне было страшно, ну, ты понимаешь, из-за прошлого раза, когда я к кому-то перебиралась.

— И мне тоже страшно. Когда я с кем-то жил в прошлый раз, это тоже был не сахар, — сказал Алекс, снова глядя на меня и заправляя мои волосы за уши. Я была благодарна за то, что он не стал говорить, какие они грязные. — Но я хочу жить с тобой. Я хочу делать все вместе с тобой.

— Но ты же сказал…

— Я помню. Я просто ступил. — Он протянул руку и, коснувшись моей дважды пострадавшей скулы, покачал головой. — Солен разозлила меня больше, чем, как мне казалось, могла. Я никогда тебе не рассказывал, но я просил ее выйти за меня. Это было глупо, ничего не складывалось, у нее были проблемы с визой, и я подумал, что это поможет разрешить ситуацию. Хотя это нельзя назвать основой для долговременных отношений, я понимаю.

— Ты не рассказывал, рассказала она, — сказала я, обнимая его. — Ты ведь знал, что я тоже была помолвлена раньше, я бы поняла.

— Нуда, можно подумать, я не ревную всякий раз, как вспоминаю об этом. — Он поднял бровь и улыбнулся. — А серьезно? Ты бы правда не стала заморачиваться?

— В конце концов я бы все поняла, — призналась я. — Серьезно, я ведь знаю, что это было не так уж важно. Просто мне интересно, почему ты мне никогда об этом не говорил, хотя, в общем, тебя понимаю. У меня бы тоже пропало всякое желание фонтанировать о брачных отношениях, если бы мой бывший маячил у меня перед глазами.

Я решила не упоминать, что это дошло до меня только после того, как на это указала Дженни. Пускай думает, что это сама я такая умная и сообразительная, а так это или нет на самом деле, разберется потом сам.

— Ну да, вот об этом я как раз и раздумывал, — тихо сказал он. — Сказав, что обойдусь без женитьбы, я стал думать о ней.

— Вот как? — У меня внезапно пересохло во рту. — И что же ты решил?

— Что, может быть, я хочу этого, — сказал он, поднимая голову и глядя на меня. — С тобой.

— Правда? — прошептала я, приблизившись к его губам.

— Правда, — прошептал он в ответ. — Я решил, Энджел. Я твой, в любом качестве. Если хочешь, можем пожениться хоть завтра — полетим домой через Вегас. Хочешь вернуться в Лондон — я попрошу Грэма упаковать мои шмотки, и мы тронемся прямо сейчас. Хочешь восемнадцать детей и белый штакетник — черт, я устроюсь к рекламщикам, прилижу волосы, и мы будем «Безумцами»[89]. Только без измен и таблеток. Все, что захочешь. Прямо сейчас.

— Может быть, стоит начать с совместной жизни, а потом заводить речь о браке, — предложила я, и мое сердце забилось так сильно, что я даже чувствовала, как кровь пульсирует в висках. — И детях.

— Будем надеяться, что когда они у нас появятся, то не будут такими идиотами, как я, и такими неуклюжими, как ты, иначе у них все будет с ног на голову с самого начала, — сказал он, закончив наш разговор поцелуем. Я увлекла его на кровать, не отнимая своих губ от его, и, почувствовав знакомое напряжение под его телом, его тепло рядом, поняла, что все голоса в моей голове наконец-то умолкли.

Потом, когда мы лежали, обвив друг друга, мне пришла в голову одна мысль.

— Алекс? — сказала я, медленно выписывая круги пальцем по волоскам на его груди.

— Что?

— А как ты собирался искать меня в Лондоне? То есть ты же знал, что у меня телефон не работает.

— Нуда. — Он зевнул, перекатился на свою сторону кровати и обнял меня. — Завтра утром нам надо позвонить твоей матери и сказать ей, что с тобой все в порядке.

— Ты звонил моей матери? — Я внезапно очнулась.

— Утром, — ответил Алекс, целуя меня в волосы сзади. — Спи теперь.

— Тебе легко говорить, — прошептала я, рассердившись. — Не могу поверить, что ты звонил моей матери.


— Не могу поверить, что ты мне не позвонила! — визжала мама по телефону на самых высоких частотах. — То ты приезжаешь, то ты не приезжаешь! Потом мне звонит какой-то незнакомый американец и спрашивает у меня, где ты. А потом звонишь ты и говоришь, что с тобой все нормально. Ну так вот что, Энджел: не нормально. Немедленно тащи домой свой зад. Я глаз не сомкнула всю ночь, места себе не находила, я не имела понятия, как с тобой связаться. Мы пытались через эту штуковину в «Фейсбуке» — но ты не отвечала; мы позвонили Луизе, позвонили в твою квартиру в Америке; я звонила этой твоей Дженни, и она сказала мне: «Не парьтесь!» Не парьтесь! Скажи мне на милость, пожалуйста, Энджел Кларк, что я должна была подумать?

Я закрыла глаза и мысленно составила список тех, перед кем должна извиниться.

— Извини, мам, — сказала я, когда она перестала прессовать меня. — Вчера был бешеный день, но у меня все в порядке, и сегодня вечером я возвращаюсь в Нью-Йорк. Мне уже пора бежать, опаздываем в аэропорт.

— Ну нет. Нет, ты немедленно возвращаешься сюда, юная леди. Ты измотала мне все нервы. Сначала сбегаешь в Нью-Йорк, потом слоняешься по Лос-Анджелесу, то ты в Париже, то ты в Лондоне. Все, ты едешь домой.

— Мам…

— Не мамкай…

— Может, дашь мне закончить?

— Хватит разговоров! Садись на поезд немедленно…

— Мам, может, ты заткнешься на минуту?

Она замолчала ровно на одну секунду.

— Ты только что сказала матери, своей матери, заткнуться? — медленно произнесла она с придыханием. — Да. Честное слово, просто не могу поверить…

— О, не начинай! — Я уже всерьез задумывалась о том, чтобы бросить трубку и говорить всем вокруг, что я сирота, но я знала — она ведет себя так потому, что любит. Знала где-то в глубине души, где-то глубоко. И постоянно напоминала себе об этом. — Тебе не какой-то незнакомец звонил, а Алекс, так что не надо делать вид, будто от меня тебе постоянно звонят какие-то неизвестные мужики.

— Отцепись от телефона, отцепись, — шумела мама, с каждым словом отдаляясь все больше и больше.

— Мам? — спросила я, игнорируя Алекса, который хохотал надо мной в ванной. — Мам, ты там?