К счастью, у меня не было времени, чтобы размышлять о своих промахах — прошлых, настоящих и будущих, потому что шел уже восьмой час и мы с Виржини должны были встретиться в каком-то баре, выбранном ею наобум, где она назначила встречу между семью и восемью, и, учитывая, что у меня не было исправного телефона, мне захотелось добраться туда как можно скорее. Ничто на свете не заставило бы меня снова спуститься в катакомбы метро, поэтому я прыгнула в такси и дала водителю адрес, предусмотрительно нацарапанный накануне Виржини, а потом достала подводку и занялась делом. Так вот откуда у всех девушек вокруг такой одинаково неопрятный макияж, доведенный до совершенства. Несколько раз взмахнув кисточкой для туши и нанеся пудру, я подумала, что и так сойдет, приняв во внимание, сколько я рыдала сегодня. Было еще не очень темно, но свет на узких затемненных улицах снисходительно помогал скрывать мои увечья.

Я выпрыгнула из такси, сунула водителю, как я надеялась, достаточно денег и стала искать Виржини. Ее нигде не было видно, зато я обнаружила указатель к «Алиментасьон женераль[61]», месту, где она назначила нашу встречу. Уязвленная такой насмешкой надо мной и моим школьным уровнем знания французского (никакой это не универмаг, а чертов модный бар — лукавый французский язык!), я рискнула заглянуть внутрь, чтобы поискать мою новую подругу там. Еще было довольно рано, но бар был уже полон народу, а музыка гремела вовсю. Заняв место в баре, я заказала мохито, которое пили все вокруг, и покрутилась на стуле в поисках Виржини.

Бар оставлял приятное впечатление и был заполнен той же публикой, что я видела в кафе «Карбон» в свой первый вечер. Здесь царили шик и позерство; вдоль стен стояли буфеты, висели странные абажуры. Но толпа уже отрывалась вовсю, ни на что не обращая внимания, пританцовывая и хохоча. До чего же люди держатся за шаблоны. Нью-йоркцы носят черное и считают, что на работу можно ходить в кроссовках. Парижане курят все, как один, и походят на героев фильма «Амели». И по моим собственным наблюдениям, люди в обоих городах пьют как сапожники. Хотя вполне возможно, это из-за того, что я провожу слишком много времени среди стиляг. Не самое здоровое времяпрепровождение.

— Энджел! — донеслось со стороны двери. Встав на цыпочки, я едва разглядела макушку Виржини, или по крайней мере гигантский розовый бант на ней. Она подняла руку от двери, где говорила по своему крошечному телефону. Я замахала рукой как сумасшедшая, угодив неугомонным локтем человекам трем в глаз. Виржини сунула телефон в сумку, оглядела укомплектованный под завязку бар и жестом позвала меня продвигаться к ней.

— Тут слишком много народу, — заявила она после кратких объятий и двух формальных воздушных поцелуев. — Извините меня; я успевала, но меня задержали.

— Ничего страшного. Давай просто пойдем куда-нибудь, где потише, — предложила я, стараясь не беспокоиться о том, что мои слова звучали так, словно исходили из уст какой-нибудь старушки. — Мне хватит шума от предстоящего концерта. — Раз уж я стану крестной, то мне пригодятся такие вещи, как слух. Чтобы я могла в полной мере насладиться плачем и криками моего будущего крестника.

Мы прошлись по улице и наткнулись на другой бар, поменьше и посвободнее. В самом дальнем конце, в опасной близости от туалетов и сигаретного автомата, обнаружился свободный столик, который мы и заняли, скользнув на сиденья друг напротив друга.

— Я принесу вина, — сказала Виржини, кидая мне свой ярко-фиолетовый свитер и направляясь в бар.

Я не удержалась и посмотрела на этикетку. Соня Рикель, очень мило. Итак, в отношении всего, что касается моды, мисс Виржини была не столь невежественна, как утверждала, судя поэтому экземпляру и ее «Лабутенам», но, с другой стороны, сдается мне, работая в таком журнале, как «Белль», невозможно не поддаться, так сказать, профессиональному поветрию и не купить что-нибудь эдакое. Год назад я бы с трудом отличила «Прада» от «Праймарк», не глядя на ценник. А она приросла к джинсам с балетками, поэтому, наверное, я и симпатизировала ей.

Она появилась так же прытко, как исчезла, с бутылкой вина и не слишком чистыми на вид бокалами, но, судя потому, в каком месте мы сидели, я должна была радоваться, что нам не придется пить из горла. Я не против забегаловок, но это место было просто «лютое». Виржини налила вина и стала болтать о том, как провела день, перечитывая некоторые из моих сообщений в блоге для вдохновения (мне все никак не удавалось выбить из нее эту идолопоклонническую дурь); я рассматривала красные стены с облупившейся краской, увешанные плакатами давно прошедших шоу и невпопад подобранными постерами а-ля поп-арт.

Еще я заметила, что здешняя публика значительно отличалась от таковой в «Алиментасьон женераль». Атмосфера тотального веселья была несколько опорочена всеобщим желанием в буквальном смысле себя показать и других посмотреть, но не дай Бог кому-то принять этот смысл за таковой и начать действовать без стеснения. Уверена, что Бритни никогда не имела бы здесь успеха ни в каком смысле. Две девушки, одетые практически одинаково, прислонились к окну, стали перебрасывать волосы из стороны в сторону и переглядываться, изо всех сил стараясь не показывать, как интересуются высоким темноволосым парнем, повернувшимся к бару спиной. Вот уж кому точно наплевать, кто здесь есть и кого нет. Вот самый верный претендент на звание «самый крутой» в баре.

— Так вы встретились с вашей подругой? — громко спросила Виржини.

Я повернулась к ней и встретилась с распахнутыми глазами, в которых читался вопрос. Господи, это создание интересуется буквально всем на свете. И это как-то напрягало.

— Да. — Я все же хорошенько хлебнула вина, чтобы не быть в этом месте белой вороной. В чужой монастырь, как говорится… Ну или в бар… — Мы пообедали, было приятно снова увидеться. Она недавно узнала, что беременна, так что все было как-то чудно. Чудно в хорошем смысле, но все равно чудно.

— Ты по ней скучаешь?

— Очень, — закивала я, и мои волосы запрыгали. — Я даже и забыла, как давно мы не виделись. У нее завтра годовщина свадьбы, а значит, мы не виделись целый год. И прошел ровно год с тех пор, как я переехала в Нью-Йорк.

— И вы совсем не думаете о том, чтобы вернуться домой? — спросила она, глядя поверх моего плеча, как я поняла, в сторону мистера Я-на-всех-положил, стоявшего позади меня. Ха, и она не устояла перед этим мальчиком, как, наверное, и большинство из нас. — Год — это так долго; без семьи, без друзей.

— Нуда. Но, честно говоря, я совсем не скучала, до сегодняшнего дня точно, а после — не знаю, чувствую себя как-то странно. По-другому, — добавила я. — у Луизы завтра первая годовщина. Как странно осознавать, что все, кого ты знаешь, будут там, а ты — в двух часах езды оттуда — нет.

— Вы не хотите ехать?

— Да, в общем, хочу, — тихо призналась я. — Хотя это и не лучшая идея, но меня тянет домой только потому, что в Нью-Йорке меня ждет разочарование.

— Но паша жизнь такая захватывающая! — запротестовала Виржини, наверное, уже в миллионный раз. — Я бы согласилась на что угодно…

— Сколько ни повторяй «сахар», — предупредила я, — слаще во рту не станет.

Виржини покачала головой.

— Я уверена, Лондон — прекрасный город, но Нью-Йорк!.. Это лучшее место в мире. Расскажите мне, что там может быть такого плохого, что вам хочется в Лондон?

— Ну, знаешь, много всего. — Я отпила еще вина и решила объяснить: — Мы с Алексом в состоянии неопределенности, Дженни не разговаривает со мной, а прошлым вечером он сказал мне кое-что, что до сих пор крутится у меня в голове.

— Может быть, вам нужное кем-то поговорить? — ненавязчиво предложила она. Я сморщила нос и задумалась на секунду. Виржини вряд ли могла бы дать мне дельный совет. С другой стороны, разговор с Луизой помог, хотя она была не на стороне Алекса.

— Ладно. — Я решилась. Что-то в этом тряпичном розовом банте внушало мне доверие. — Он заявил, что на его концерты я всегда хожу одна, и я задумалась. Он прав, наверное. У меня не так много друзей в Нью-Йорке, кроме Дженни и ее знакомых. Я хочу сказать, что у меня есть небольшой круг друзей и мне комфортно с ними, но меня беспокоит то, что этот круг с каждым разом становится все меньше и меньше и однажды может случиться, что из всех близких мне людей останется только Алекс. Так произошло в Лондоне — в университете нас было тьма-тьмущая, потом осталась небольшая группа, а через пару лет только я, Марк, Луиза и Том. А в Нью-Йорке у меня нет даже Луизы. Я не хочу, чтобы все повторилось снова. Если мы с Алексом расстанемся, я не уверена, что у меня будет то, ради чего стоило бы оставаться в Нью-Йорке.

— А вы уверены, что можете расстаться? — Виржини быстро наполнила мой бокал и смущенно улыбнулась. — Простите, я слишком быстро пью, я знаю.

— Да нет, все в порядке, — солгала я и подумала, что не стоит даже пытаться догнать ее. — Я не очень умею пить. Когда я была в Лос-Анджелесе, то слишком часто перепивала — и теперь пытаюсь больше не надираться.

— Надираться?

— До упаду, до рвоты, до отключки и до прихода в себя с пьяным незнакомцем в собственной постели, — пояснила я, медленно отпивая из своего бокала. — И я не могу даже представить себе, что мы с Алексом расстанемся.

— Сегодня вы работали над вашей статьей? — мудро переменила тему Виржини. — Я так переживаю. Ведь вам надо успеть закончить статью всего лишь за два дня.

— Осталось только два дня, да? — Я не могла поверить, что неделя прошла так быстро. Впрочем, чему удивляться — время было насыщено событиями. — Все будет в порядке, — подбодрила я ее (и себя заодно). — Вчера я скомпоновала несколько своих записей, и мне показалось вполне сносно. Конечно, надо еще кое-что добавить, но с сегодняшнего дня я могу посидеть в баре. Я думаю, что все получится. Кстати, как это место называется?