— Поторопись же, в это время нелегко поймать такси, — пробормотала Дженни, когда двери открылись и мое прекрасное новое отражение исчезло. — Признайся, ты на себя засмотрелась?

— Да.

— Умница.

Дженни взяла меня за руку и потащила прочь из моего нового любимого места на всем свете.

Подумаешь, что теперь я официально банкрот. По крайней мере я обанкротилась самым стильным образом. К тому же я была слишком занята разглядыванием Лексингтон-авеню, чтобы думать об этом. Улица казалась слишком суетливой, слишком оживленной и слишком шумной, но меня это только восхищало. Взглянув направо, я застыла, потрясенная видом на, казалось бы, бесконечный центр города, который открывался благодаря шахматному порядку застройки. Повсюду небоскребы, упирающиеся в самое небо. Множество гудящих такси и слепящий солнечный свет дополняли картину всеобщей суматохи, которая все s нарастала, так что даже воздух стал казаться разреженным. Я подумала, что тут безумно красиво.

— Как ты считаешь: сколько ты еще пройдешь, прежде чем рухнуть в обморок? — спросила Дженни, возвращая меня с небес на землю.

— Ну... минут пятнадцать.

Я не вполне поняла, был ли это вопрос или она просто подначивала меня. На самом деле идти мне совсем, совсем не хотелось.

— Тогда стоит пройти пешком, как можно дальше.

Она кивнула в сторону перехода и бросилась под колеса автомобилей.

— Пошли, Энджи!

Мы пересекли дорогу и отправились дальше, добрались до Парк-авеню и даже кое-как миновали Мэдисон. Пятнадцать минут пешком казались мне вечностью.

— Я хотела дойти до Пятой авеню, — громко сказала Дженни, вытягивая руку, когда мы перешли последнюю дорогу. — Давай поймаем такси.

Если такое вообще возможно, поездка на такси по Манхэттену взволновала меня еще больше. Мы мчались по Пятой авеню, со свистом пролетая по пять домов сразу, а затем останавливаясь на светофорах, так что мои пакеты, голова и живот не один раз ударялись о перегородку между нами и водителем. На каждой остановке передо мной возникала какая-нибудь достопримечательность. Собор Святого Патрика возвышался над всеми магазинами самым несуразным образом, как если бы какую-нибудь забегаловку разместили близ фешенебельного универмага «Харви Николс», но здесь, в Нью-Йорке, это выглядело удивительно гармонично. Когда мы миновали огромную общественную библиотеку с ревущими львами на фасаде, я не смогла удержаться от мысли, что, если бы такие гигантские львы сторожили все библиотеки, возможно, люди стали бы больше читать. Или по крайней мере чаще сюда приходить, чтобы сфотографироваться у львов на спине.

— Эй, видишь Эмпайр-стейт-билдинг?

Дженни указала через мое окошко на неприметное здание сбоку. Я видела лишь огромную толпу людей, даже когда прижала лоб к стеклу, а потом отпрянула в ужасе, заметив отвратительные грязные следы, оставленные предыдущим пассажиром.

— О, черт, а так хотелось его увидеть! — сказала я, откинувшись назад и пытаясь не думать о других пятнах вокруг нас.

— Уверена, оно и завтра никуда не денется! — заявила Дженни, когда я повернулась назад, глядя через заднее стекло, — шпиль все выше и выше уходил в небо, по мере того как мы отдалялись.

Водитель вдруг снова резко затормозил, и я стукнулась подбородком о заднее сиденье.

— Через минутку ты увидишь Флэтайрон-билдинг, или «Утюг», а это намного круче.

Она не соврала. «Утюг» показался мне просто невероятным — треугольный с острыми краями, но в конце концов мне нравилось все, что я видела. Красиво, логично, крутой очень по-нью-йоркски. Нью-Йорк невероятно отличался от Лондона, и если этот водитель не начнет обращаться с рулем, аккуратнее, он станет последним городом, который я видела в своей жизни. Через пятнадцать минут мы доехали до конца острова и остановились у Южной паромной пристани.

— Мы поедем на пароме? — спросила я.

Дженни загадочно молчала на протяжении всей поездки по центру, что было довольно необычно, а я слишком увлеклась городом и подсчетом кофеен «Старбакс», чтобы заметить это вовремя.

— Ты пока не готова для Стейтен-Айленда[10], — рассмеялась она, протягивая водителю двадцатку, и выпрыгнула из автомобиля с парой моих пакетов. Я выползла из машины с оставшимися пакетами и потащилась за ней. — Но увидеть это ты точно готова.

Мы прошли в парк. Я была так поглощена разглядыванием скульптур и многочисленных групп людей, которые болтали, смеялись и ели мороженое, что чуть не впечаталась в забор, прежде чем увидела ее! А когда увидела, то встала как вкопанная. Вот она. Самый известный символ Нью-Йорка, символ Америки, который гордо стоит и охраняет вход в залив. Статуя Свободы.

Дженни повернулась в мою сторону, прикрывая глаза от солнца.

— Впечатляет, правда?

Я кивнула, не найдя, что ответить, и медленно подошла к новой подруге. Мы бросили пакеты на землю и облокотились о перила. Это было красиво, я чувствовала себя как в кино.

— Я раздумывала над тем, куда отправиться, когда ты примеряла одежду, — мягко сказала Дженни. — И решила: что может быть лучше, чем место, где тысячи людей впервые знакомятся с Нью-Йорком? Может, это слишком сентиментально, но кто поприветствует тебя тут лучше, чем леди Свобода?

— Так странно... — произнесла я, все еще глядя через реку. — Я видела ее тысячу раз по телевизору, на открытках, но здесь... На самом деле... Это невероятно.

— Да, — согласилась Дженни. — Помню самый первый раз, когда я оказалась тут. Я первым делом отправилась на встречу с ней, когда переехала в центр. Мама терпеть этого не может, поэтому мы никогда не приходили сюда в детстве. Но эта статуя здесь, чтобы наблюдать за всеми нами. В Нью-Йорке миллионы людей, Энджи, и все приезжают сюда в поисках чего-то, как и ты.

— О нет, я ничего не искала, — возразила я, глядя на то, что, как мне казалось, являло собой Эллис-Айленд.

— О нет, не надо скромничать, — возразила Дженни, поворачиваясь ко мне. — Ну да, быть может, не каждая сбегает за океан от своего бывшего, но тебе многое нужно преодолеть. И это не психологическая ерунда, а жизненный опыт. Когда меня бросил парень, я была просто раздавлена, и я не шучу. Раздавлена. Полностью. Хотя обо мне заботились самые замечательные друзья на свете. А если ты почувствовала, что дома тебе не окажут должной поддержки, то лучшим решением было взять и уехать. И Нью-Йорк — прекрасный выбор. Это город, где все можно начать сначала. Люди едут в Лос-Анджелес, чтобы «найти себя», а в Нью-Йорк — чтобы измениться.

— Наверное, — протянула я, думая обо всем, что случилось. Удивительно, но я не вспоминала о Марке с тех пор, как мы вошли в бутик «Шанель». — Просто все кажется каким-то странным и ненастоящим. Я чувствую себя так, словно должна, даже не знаю... чувствовать больше.

— Значит, ты до сих пор в шоке, — заключила Дженни, поворачиваясь к заливу. — Есть и худшие места, чтобы пребывать в шоке, чем «Блумингдейл». А если серьезно, то ты перенесла душевную травму. Знаешь, разрыв в чем-то напоминает тяжелую утрату...

— Я и ощущаю нечто подобное, — призналась я. На самом деле мне не хотелось обсуждать это тут, среди посторонних людей. В конце концов, я англичанка, а мы не любим показывать чувства на людях. — Сначала мне показалось, что все кончено, и я даже думать об этом не хотела. А потом я не могла поверить в случившееся. Хотя я все же считаю, что правильно поступила, когда решила приехать сюда.

Прежде чем Дженни успела поддержать меня или отругать, громкий звонок прервал нашу беседу. Мой телефон. Я выудила его из сумки, собираясь напомнить маме, как дорого обходятся международные звонки по мобильному, но тут увидела, кто мне звонит.

Марк!

Я задержала взгляд на мигающем экране и задалась вопросом: зачем он звонит после нашего последнего разговора? Он передумал? Он чувствовал себя ужасно? У Тима выяснили столь тяжелые повреждения, что ему решили ампутировать руку?

Дзынь-дзынь. Возьми трубку. Возьми трубку.

И вдруг без лишних мыслей я бросила телефон как можно дальше за перила, прямо в воду. И сразу почувствовала себя очень, очень хорошо.

— Прошу прощения, — сказала я, глубоко вздохнув.

— Этот город — отличное место, чтобы справиться с личной трагедией, дорогая. Мы и сами многое пережили, но сейчас у нас все прекрасно.

Дженни достала из сумки пакетик с бумажными носовыми платочками и передала их мне на всякий случай, совершенно проигнорировав телефонную ракету, которую я только что запустила.

— О Боже, знаю, — быстро ответила я, взяв платочки. — Если подумать, что здесь пришлось пережить многим другим, то расставание отходит на второй план.

— Это правда, но я о другом, солнышко, — объяснила Дженни. — Просто хотела сказать, что ты приехала в нужное место, чтобы преодолеть нечто трудное и мучительное, то, что гложет тебя. У всех это «что-то» разное. Для меня двадцать первый век начался заново через пять месяцев после одиннадцатого сентября, когда я наконец прозрела. Я поняла, что мне хватит смелости на что угодно, если передо мной открылись двери бутиков и мне продали обувь от известного дизайнера со скидкой семьдесят процентов. — Она взяла меня за руку. — Скоро начинается моя вечерняя смена. А ты, должно быть, едва стоишь на ногах. Хочешь вернуться в отель?

Я бросила последний взгляд на статую. Необыкновенно! Я в Нью-Йорке!

И я ужасно устала.

— О да, пожалуйста, поедем.

Мы собрали все свои сумки и поймали еще одно такси. Надо же, новая подруга, новый гардероб и новый город. По сравнению с субботой денек выдался неплохой.


Глава 6


Вздремнув, приняв душ и совершив несколько неудачных попыток сделать международный звонок из гостиничного номера, я наконец добилась своего.

— Аннетт Кларк у телефона.

— Мама, это я.

— О, Энджел, слава Богу! Я весь день пыталась с тобой связаться, — выдохнула она с чрезмерной радостью.