– Нечего портить ему мальчишник! – Дженни забрала у меня айфон. – Ну кто во время девичника едет смотреть, как жених выступает со своей группой? Это оскорбляет саму идею девичника!

– Да? – огорченно спросила я.

– Естественно! – Дженни выключила мой айфон и вернула мне. Зараза! – Тебе полагается неприлично вырядиться, напиться в хлам и танцевать в модном кабаке. Нельзя же делать это на глазах своего мужчины!

Я не стала говорить, что делала это не далее как вчера вечером, только покачала головой и жалобно улыбнулась:

– Это прекрасно, но я все же схожу послушаю, как играет Алекс. – Я изо всех сил старалась удерживать разговор на мажорной ноте. – Давайте у него спросим.

– Если ты хочешь пойти и послушать Алекса, значит, туда мы и пойдем. – Луиза говорила со мной, но смотрела на Дженни.

– Как хочешь. А мы идем на караоке, – сказала Дженни, добавив что-то в записную книжку, чего я не разглядела. – И в «Сохо-Хаус».

– Да когда же ты, мать твою, перестанешь произносить «Сохо» с артиклем? – заорала Луиза с такой яростью, что я уронила чашку. – Он просто «Сохо-Хаус», ясно?

С ума сойти!

– Так говорят в Нью-Йорке, – вставила я, прежде чем Дженни нашлась с хлестким ответом. Только кровопролития за чаем еще не хватало; сквернословить мы уже начали. – Они говорят «Сохо-Хаус» с артиклем. Это как «хеллоу» и «хелло».

– «Хеллоу», «хелло», хватит нести чушь! – Луиза ударила ладонями по столу и встала. – Противно видеть, как ты ее все время защищаешь! Она не ребенок, что ты с ней нянчишься?

– Ну что ты, – прошептала я, не зная, что предпринять. – Я не ее защищаю. Я защищаю… права американского языка.

Даже я сама на это не купилась.

– Нет, ты ее защищаешь! – Луиза начала собирать вещи, смахивая редкие злые слезинки. – Ты делаешь все, что она тебе приказывает. Противно и жалко смотреть. «Да, Дженни!» «Нет, Дженни!» Везде и всюду одна Дженни! Выходи замуж и за нее тоже, и покончим с этим!

– Лу, успокойся! – запаниковала я, потому что вокруг начали шептаться. – Пожалуйста, сядь.

Она на секунду замерла в полуодетом кардигане и с сумкой в руке.

– Луиза, – Дженни склонила голову набок и взяла свой стакан с водой, – на своей свадьбе ты тоже истерики закатывала?

Это стало последней каплей. Без единого слова Луиза забросила сумку на плечо, швырнула один из чайников об пол с ужасающим грохотом и почти выбежала на улицу.

– Отлично! – возмутилась я, повернувшись к Дженни и уже не сдерживаясь. – Ну лучшего и желать нельзя!

– А я при чем? – широко распахнула глаза Дженни. – Что я-то сделала?

– Мне кажется, кому-то надо пойти за Луизой, – тихо сказала мать. – А кому-то, видимо, придется извиниться перед менеджером.

– Я считаю, Дженни не помешает извиниться перед каждым, с кем она встречалась хотя бы раз! – взорвалась я, кое-как вылезая из-за стола. – Вернусь через минуту.

Я повернулась к Дженни и сказала с яростью и угрозой в голосе:

– И чтоб не вздумала съесть мои булочки!

За семнадцать секунд, через которые я выбежала на улицу, Луиза исчезла. За тридцать секунд, пока я включила айфон и набрала ее номер, она либо выключила свой, либо нырнула в метро. В общем, я ее упустила.

В «Уолсли» мать пыталась утихомирить Дженни – до меня то и дело доносились крики типа «гребаная Луиза», «гребаный Лондон» и, наконец, классическое универсальное «да пошло оно все!». Парой фраз Луиза разбудила в Дженни вулкан сквернословия, и сейчас он бурно извергался. Я была бессильна остановить кипящие потоки словесной лавы. Поэтому я подошла к столу и замерла, уперевшись руками в бока и греясь в лучах местной славы, – все до единой любопытные мымры в ресторане уставились на меня.

– Что? – пожала плечами Дженни.

Как подобает в обществе прославленной английской невозмутимости, наш чай не только подтерли с пола, но и принесли свежий. В Нью-Йорке нас бы за волосы выволокли на улицу или зааплодировали – в зависимости от района. Здесь нам несут пирожные. Боже, храни Англию!

– Что? – Я сунула в рот булочку, чтобы не сказать того, о чем впоследствии буду жалеть. Господи, вкусно-то как! – Ты ведешь себя недопустимо!

– Я всего лишь стараюсь не допустить, чтобы твоя свадьба превратилась в деревенский балаган для неотесанных провинциалов! – Лицо Дженни приобрело цвет спелого помидора. – Я не виновата, что твоей лучшей подружке приспичило сделать из твоей свадьбы праздник для дошколят. Энджел, она хотела пригласить клоуна! Кло-у-на! Я тебе просто не стала говорить.

Я не знала, на что реагировать в первую очередь. То ли на слова «лучшая подруга», сказанные ядовитым тоном, то ли на концепцию моей свадьбы в стиле дешевого деревенского балагана, то ли на клоуна. Никаких клоунов на моей свадьбе! К счастью, Дженни вовремя подбросила новую тему.

– Знаешь что? – вскочила она, и еще один чайник полетел на пол. Неужели уход Луизы ее ничему не научил? – С меня хватит! Устраивай все сама! Сама заказывай стереосистему и организуй банкет. Если за три дня найдешь, кто тебе развесит гребаные китайские фонарики, – мои аплодисменты! Пошло оно все! – Последний цветистый эпитет она бросила, глядя мне в глаза, выставила подбородок вперед и сшибла со стола серебряную пирожницу в несколько ярусов, после чего резко повернулась и повторила на бис Луизин выход из ресторана.

– Ну, скажу я вам, – пробормотала мать, рефлекторно поймав на лету яйцо и бутерброд с салатом. – Может, действительно лучше было сходить в СПА?

– Чтобы они утопили друг дружку?

– Ох! Тогда не надо! – Она подняла брови и отпила чая. – Ты лучше беги за ней! Бог знает, в какую беду она рискует попасть в таких джинсах.

Меня отчасти успокоило, что когда Дженни вылила чай за две сотни фунтов, расколотила чайник, погнула пирожницу и закатила публичную сцену, которая матери и в худших кошмарах не снилась, родительницу больше всего озаботило, что Дженни в Лондоне без присмотра сверкает голым животом в низко сидящих джинсах. Мать устало улыбнулась мне, потерла лоб и жестом велела мне отправляться.

– Пока ты и ее не потеряла. – Она поставила сумку себе на колени. – Просто тенденция какая-то намечается.

Глава 16

Я выскочила на улицу и огляделась в поисках Дженни. В отличие от исчезновения Луизы, которое сделало бы честь и Бэтману, Дженни применила более стандартный подход. Я пошла по следу разрушений и испуганных покупателей, которым гордился бы Годзилла, и вскоре увидела Дженни, орущую на газетчика, раздававшего «Ивнинг стандарт».

– Дженни! – крикнула я, ускоряя шаг на случай, если она бросится наутек. Но едва заметив меня, Дженни шагнула на проезжую часть, прямо перед черным такси. Водитель, не успев заскандалить, загляделся на ее подтянутый голый живот, и когда Дженни прыгнула на заднее сиденье и с грохотом закрыла дверь, он покорно сделал то, что ему сказали. – О, черт возьми! – Я замахала следующему кебу и ворвалась в салон. – Можете, пожалуйста, поехать вон за тем такси? – вежливо попросила я.

– Чего? – Водитель повернулся и смерил меня взглядом. Что бы ни увидел в Дженни первый водитель, мне этого прискорбно недоставало.

– Газуй за той машиной! – заорала я, надеясь, что громкость возместит недостаток привлекательности. И не прогадала.

– Да, мэм, – сказал он, заводя мотор и с места набрав скорость. – Хотя должен вас предупредить, подобные действия редко заканчиваются хорошо.

– Они никогда и не начинаются хорошо, к вашему сведению, – сообщила я, торопливо набирая номер Дженни. – Непонятно, отчего некоторых это шокирует, первый день, что ли, на свете живут?

– В этом вы правы, – согласился таксист. Меня, как мяч, бросало по заднему сиденью, пока мы мчались по кривым, извилистым улочкам Сохо. – Должно быть, большинство людей просто не очень умны.

– О да, – согласилась я. – Как вы правы.

Таксист продолжал болтать, а я снова и снова звонила Дженни. Мы пронеслись по Пиккадилли, едва не задавили какого-то типа, перебегавшего на красный у магазина «Бутс», и помчались дальше. Было еще светло, но вывески уже горели, как на миниатюрной копии Таймс-сквер. От этого мне захотелось колы. С таксистом Дженни мы ехали синхронно, останавливаясь на одних и тех же светофорах, и я испытала шок, смешанный с радостью, увидев, как свободно мой кебби трактует дорожные правила.

– Ваша подруга вроде к реке направляется, – сообщил таксист, когда мы проносились через Ковент-Гарден. – А южнее реки я не езжу.

– Неужели? – Я судорожно вцепилась в ремень безопасности. – Мне всегда казалось, это просто поговорка.

– Ну, вообще-то так и есть, – признал он, громко шмыгнув носом. – Но через мост Ватерлоо я не поеду, и все тут!

Я не могла отпустить машину, не догнав Дженни. Это была моя первая и, надеюсь, последняя драматическая автомобильная погоня по улицам Лондона. В это время дня на Стрэнде у меня не было шансов поймать такси, и я решала, то ли притвориться отчаявшейся леди в слезах, то ли разъяренной леди в истерике, но через пару мгновений водитель принял решение за меня.

– Погодите, она выходит! – Таксист резко свернул к обочине, не удосужившись включить сигнал, и ткнул пальцем куда-то вперед. Дженни действительно выбралась на тротуар и теперь орала на своего водителя. – Проблема решилась сама собой. Двадцать фунтов с вас.

Я бросила ему банкноты и выскочила из машины, торопясь перехватить Дженни, прежде чем она бросится бежать. Но она не побежала, а повернулась ко мне с эпических размеров обидой на лице.

– Что случилось? – спросила я, убирая волосы с глаз. На мосту было ветрено. – Что происходит?

– У меня нет наличных, а этот козел не берет кредитку! – Дженни быстро мотнула головой в сторону козла за рулем, и я увидела, что она из последних сил сдерживает слезы.

– О! – Я вытащила еще двадцатку из быстро тающей стопки наличных и заплатила водителю, не обращая внимания на непристойности, которые лились из него, как из шланга. Я лишь показала ему средний палец, когда он отъезжал. – Здесь в такси кредиткой не расплачиваются.