— Мы обязательно зайдем, — пообещал ему Николас, — и, кстати, не говорила ли вам моя мать, послала она грузовичок в Фор-Гейблз за вещами?

— Да, говорила — грузовичок будет в Фор-Гейблз где-то около полудня.

— Хорошо.

— Между прочим, леди Коулби, — проговорил Чарлз Карстерс, обращаясь к Фенеле, — если вы захотите сдать Фор-Гейблз в аренду, дайте мне знать — смею заверить вас, что смог бы подыскать вам кого-нибудь, но, как я понимаю, вы закрываете свою усадьбу немедленно?

— Я думаю, что лучше всего отложить этот разговор до тех пор, пока у нас не появятся совершенно определенные планы на будущее. Но я обязательно сообщу о вашем предложении своему отцу, когда встречусь с ним сегодня утром.

Я слышал, майор Рэнсом нашел себе помещение для постоя на той стороне деревни, — продолжал Карстерс. — Его пустил к себе фермер по фамилии Скотт. Сочувствую, что вам пришлось на какое-то время пустить его для постоя в свою усадьбу, — добавил он. — Я знаю Рекса Рэнсома еще с тех пор, как он был мальчишкой, и этот парень всегда был форменным прохвостом, особенно когда дело касалось женщин.

Фенела тихо вздохнула, на мгновение потеряв дар речи, но прежде, чем она собралась с мыслями, она почувствовала, как рука Николаса легла на ее руку. По той силе, с которой он сжал ее пальцы, Фенела поняла, что он предостерегает ее от ответа на реплику Чарлза Карстерса.

— Мы должны ехать, Чарлз, — проговорил Николас. — Полагаю, мы еще увидимся этим вечером.

— Я буду в Уэтерби-Корт, — ответил Чарлз Карстерс и поднял свой хлыст, прощаясь с ними, когда автомобиль покатил по дороге.

Фенела хранила молчание всю оставшуюся дорогу до тех пор, пока они не въехали в ворота Фор-Гейблз. И тут у нее буквально вырвалось:

— На каком основании он говорил так о Рэнсоме?

— Боюсь, он выражал мнение лишь части местных обывателей, — ответил ей Николас. Он говорил медленно, по-видимому тщательно подбирая нужные слова.

— Ну, мы-то знаем истинную цену этому мнению, — презрительно проговорила Фенела.

— Это точно.

И по какому такому праву люди могут говорить о других такие вещи, когда они даже не подозревают, не имеют ни малейшего представления о том, какие страдания перенес человек? — произнесла Фенела вслух.

Николас ничего не ответил, а когда они остановились у парадной двери, она вообразила себе, как он, должно быть, недоволен ее словами.

В оставшийся час или около того предстояло провернуть такую массу дел, что у Фенелы не было времени подумать над словами агента Николаса или даже о самом Рексе. Для начала она обнаружила, что ее отец внезапно полностью переменил свое отношение на противоположное почти по всем вопросам.

Как только она прибыла в Фор-Гейблз, он тут же заявил ей, что не даст своего согласия на переезд детей в Уэтерби-Корт, и даже более того, он не собирается закрывать свою усадьбу.

— Куда же я денусь, когда буду свободен от службы? — спросил он.

— Но ты же не сможешь возвращаться в Фор-Гейблз, если здесь не будет слуг, — настойчиво убеждал его Реймонд. — Вплоть до сегодняшнего дня всю работу по хозяйству делала Фенела, и тебе едва ли стоит надеяться на то, что My и Нэнни смогли бы содержать дом без посторонней помощи.

— Ну что ж, тогда надо найти им помощницу! — орал Саймон.

Мне сказали, что это невозможно, — ответил ему Реймонд. — Ты, кажется, никак не можешь осознать, что в этой части страны вообще никаких слуг нанять просто невозможно. Те из местных жителей, кто не работает на промышленных предприятиях, заняты в сельском хозяйстве.

— Мы были бы только рады, если вы будете приезжать в Уэтерби-Корт и жить с нами, — предложил Николас.

— Я ни у кого не желаю останавливаться, — возмущенно проговорил Саймон. — Я хочу, чтобы у меня был собственный дом. В конце концов, разве любой человек не имеет на это право?

— Ну хватит, папочка, не упрямься, — вступила в разговор Фенела. — Пусть все остается, как оно сложилось на этот момент.


На железнодорожной станции Фенела прижалась к Реймонду.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — прошептала она.

— Ну, теперь тебе нечего беспокоиться, — пожурил ее Реймонд, потрепав по плечу. — Все, кажется, отлично устроится; а потом, мне нравится Николас, поэтому будь с ним добрее. Нужно, конечно, быть дураком, чтобы жениться на тебе, но это его дело.

Реймонд ласково обнял свою сестру, а затем добавил, но уже другим тоном:

— Если что-нибудь случится, будет лучше, если ты немедленно свяжешься со мной. Я постараюсь тут же приехать, если это будет в моих силах.

Фенела поняла, что он имеет в виду Илейн, и согласно кивнула, посчитав, что сейчас, когда Реймонд должен вот-вот уехать, говорить о ней совершенно невозможно.

Когда поезд, увозящий Реймонда, исчезал из виду, ее глаза были полны слез; затем, держа My под руку, она отправилась назад, к автомобилю, в котором ожидал их Николас.

Всей компанией — Саймон, Нэнни, дети и My — они прибыли в Уэтерби-Корт прямо перед ленчем. Фенела и Николас в конце концов убедили Саймона присоединиться к ним, пообещав все устроить так, чтобы автомобиль подвез его на железнодорожную станцию вовремя и он успел бы на свой поезд.

— О чем вы думаете сейчас, Фенела? — внезапно спросил ее Николас.

— Я думаю о том, что такие гении, как мой отец, должны иметь и воспитывать только сыновей, — ответила Фенела.

— Большинство женщин чертовски надоедливы, — проговорил Саймон. — Но в то же время мы никак не смогли бы обойтись без них. Ведь они вносят в наши жизни столько красок.

— Иногда даже слишком много, — язвительно заметила леди Коулби.

Но Саймон, казалось, ничуть не смутился и продолжал как ни в чем не бывало:

— И все-таки мы — или мне следовало сказать «я»? — не можем обходиться без них.

Когда Саймон ушел, леди Коулби сказала Фенеле:

— Думаю, ваш отец весьма интересный человек. Очень жаль, что рядом с ним нет никого, кто мог бы заботиться о нем.

Фенела поняла, что леди Коулби не имела в виду материальные затруднения, свалившиеся на Саймона.

— Рядом с ним никого нет с тех пор, как умерла моя мать.

— Очень жаль, — проговорила леди Коулби, — очень жаль.

Набравшись храбрости, Фенела выпалила:

— Было бы лучше, если б вы не осуждали моего отца все эти годы. Тогда это не привело бы к тому, что от него, а также и от всех нас отвернулось множество людей этого графства, которые вполне могли бы отнестись к нам дружелюбнее и сделать его и нашу жизнь разнообразнее.

Леди Коулби холодно посмотрела на Фенелу.

— Я и сейчас, дорогая моя, продолжаю относиться к вашему отцу с осуждением, — проговорила она, — но теперь это уже не в моих силах — отказаться от общения с ним.

Фенела почувствовала себя оскорбленной, но в то же время она никак не могла не согласиться с тем, что обаяние Саймона в очередной раз помогло ему преодолеть даже колебания леди Коулби в отношении его моральных принципов.

«Нет, все-таки в Саймоне что-то есть такое, — подумала Фенела, — что позволяет ему обезоруживать их всех, когда они вступают с ним в личный контакт».

Чуть улыбнувшись своим мыслям, она быстро поднялась по лестнице наверх, чтобы проверить, как там устроились малыши в своей новой детской.


— Фенела, я хочу поговорить с вами.

Николас вошел в библиотеку, где Фенела заканчивала писать письмо Реймонду. Она оторвала взгляд от письменного стола, но еще в течение какого-то времени казалась погруженной в собственные мысли.

— Да?

— Я хочу поговорить с вами, — повторил Николас, — о вашей работе по мобилизации.

Он опустился на стул рядом с ней, и лишь теперь Фенела отложила в сторону свою ручку и обратила на него все свое внимание.

— О моей работе по мобилизации? — эхом повторила она его слова.

— Да. Реймонд говорил со мной об этом перед своим отъездом.

Он говорил кое-что и мне. Но проблема в том, Николас, что я не представляю, чем могла бы быть полезной.

— Именно об этом я и думал, — сказал Николас, — и в связи с этим есть одна длинная история, которая касается лично меня.

— Расскажите-ка мне ее, — потребовала Фенела; затем подалась вперед, оперлась локтями на письменный стол и обхватила лицо ладонями.

Ну так вот она, — начал Николас, волнуясь и немного запинаясь на каждом слове, как это происходило с ним обычно, когда что-то приводило его в замешательство. — Как раз перед самой войной я страшно увлекся авиацией и после нескончаемо долгих уговоров убедил в конце концов свою мать разрешить мне построить частную взлетно-посадочную полосу в миле от нашего дома. У меня возникла идея, — продолжал он, — создать нечто вроде клуба из числа моих друзей, в результате чего мы могли бы совершать полеты, чтобы навещать друг друга, и, кроме того, создать тут мастерскую по ремонту, в которой имелась бы возможность проводить техническое обслуживание собственных машин достаточно быстро и с минимальными хлопотами. Но до того, как я смог достаточно далеко продвинуться в осуществлении своей цели, началась война, и поскольку я был призван на военную службу, всякая работа в этом направлении прекратилась. Министерство Военно-воздушных сил, испытывая потребность в дополнительных аэродромах, проявило интерес к тому участку земли, на котором я планировал построить взлетно-посадочную полосу, поэтому там выровняли почву и специально подготовили его для строительства. Пока шло освоение того участка, один мой друг, Дик Браун, спросил, не мог бы он занять ангары для своего особого эксперимента, который он как раз в тот момент осуществлял в авиации.

Для того чтобы сократить свой рассказ, сразу скажу, что тот участок был значительно расширен, а Дик в настоящий момент работает над особым типом ночного истребителя, который, как надеются в министерстве Военно-воздушных сил, обещает стать лучшим из всех, что существуют к настоящему времени в ВВС.

— И все это происходит здесь? — спросила Фенела. — Как здорово! А я не имела об этом ни малейшего представления.