Он покинул дом отца сразу же после окончания школы. И с тех пор приезжал сюда только если в этом была острая необходимость. Как сегодня, например.

Баба Шура бросила завязывать пуховый платок и, повернувшись к внуку, смерила его гневным взглядом.

– Не любит он! Ишь какой! Ну ладно, на меня тебе плевать. А Стася? Привез ребенка и бросил! Тьфу! – женщина демонстративно отвернулась обратно к зеркалу.

– А что еще я должен делать? – вопрос задан сухо, но карие глаза все-таки блеснули раздражением.

– Ты смотри, какой королобый! – вновь возмутилась баба Шура. – Все-то ему непонятно.

Но развить спор дальше не успела. На кухню тихо вошла Стася и нерешительно замерла в дверном проеме.

Аравин отстранено посмотрел на девочку. Первое, что он отметил – она выросла. Настолько, что сейчас он едва узнавал в ней ту девчонку, которую когда-то привез домой. Он не мог вспомнить, сколько ей сейчас лет, но она явно не похожа на ребенка, как ее любила называть баба Шура.

Он принялся бесцеремонно рассматривать Стасю, не задумываясь, как это выглядит со стороны, но отмечая, как при этом вспыхнули щеки девочки.

«Надо же, какие мы нежные!» – мелькнуло у него в голове.

Девочка была одета в черное шерстяное платье простого кроя, единственным украшением которого была черная атласная лента. Она перехватывала тонкий стан Стаси под грудью. Ниже ленты платье свободно ложилось и доходило практически до колен стройных ног.

Длинные каштановые волосы заплетены в тугую косу, которая была перекинута наперед, слегка прикрывая левое полушарие небольшой девичьей груди. Впрочем, Аравин не имел понятия, какая грудь должна быть у девочки-подростка.

Лицо юное и свежее. Аккуратный носик, пухлые губы, острый подбородок. Но Егора привлекли глаза. Большие и выразительные. Самого обычного зеленого цвета, но была в них какая-то глубина.

«И все же, сколько ей лет?»

– Узнал хоть? – едко перебила его размышления баба Шура.

Вопрос заставил Аравина оторваться от созерцания девочки. Он недовольно покосился на бабушку, удивляясь, насколько вредной может быть эта женщина.

Ему стало интересно, как Стася с ней уживается. Потому что внешняя кукольность его не обманывала. Он был уверен, что характер у девчонки еще тот! В атмосфере, что ее взрастила, не выживают наивные барышни, верящие исключительно в единорогов и «розовые сопли».

Но баба Шура никогда не жаловалась на девчонку. Впрочем, жалобы женщины противоречили бы ее командирскому характеру.

– Пора ехать, – наконец скомандовал Аравин и, резко развернувшись, широким шагом покинул теплое помещение.


Глава 3

Большой человек – ты чей то ангел-хранитель, пойми...

© Баста feat. Полина Гагарина - Ангел Веры

Три молчаливых фигуры стояли у одинокой могилы. Слов не было. Только тихая грусть и застывшие слезы на глазах Александры Михайловны. «Железная» бабушка выглядела сейчас просто несчастной женщиной.

Вдали закаркала ворона, и Стася поморщилась – атмосфера была мрачной. Девочка абсолютно не воспринимала ситуацию. Она не понимала, зачем люди вообще приходят на кладбище. Это место пустынное и безликое. И если бы не фотография улыбающейся Алисы на мраморном надгробье, Стася бы никак не сопоставила холодную плиту с умершей девушкой. Он жила в ее воспоминаниях. И традиция посещения кладбища казалась Стасе бредовой.

Чтобы хоть как-то отвлечься, Стася украдкой наблюдала за Егором. Открытое пространство поселкового кладбища совершенно не защищало от ледяных порывов бушующего ветра. Но Аравин будто не замечал невыносимого холода. Широкие плечи расправлены, спина ровная. На лице холодная маска. Невозможно было понять, о чем думает этот человек. И понимает ли вообще, что происходит? Переживаний на его лице не было. Глаза, будто стеклянные, уставились в одну точку и застыли. Стасе хотелось стукнуть его, заставить очнутся. Но, естественно, она этого не сделала.

Алиса как-то сказала ей, что Егор очень честолюбивый человек. Он всегда стремился быть лучшим буквально во всем. Но при этом Стася, четвертый год наблюдая за его карьерой, никогда не видела на этом лице триумфа победителя. Да, пускай даже простой улыбки. Он воспринимал достижения как должное, не давал себе расслабиться ни на секунду. Только двигался вперед. Со стороны казалось, что ему все совершенно безразлично. Но так ли это?

Мысли Стаси вернулись к утренней встрече на кухне. Пристальное внимание Аравина бесконечно смутило девочку. Словно после этого осмотра что-то могло измениться.

Она тщательно причесывалась и заплеталась у себя в комнате, но совершенно не предполагала, что Егор обратит на нее хоть какое-либо внимание. Помня их последнюю и единственную встречу, когда Аравин удостоил Стасю несколькими взглядами в квартире отца и ни одним по дороге домой, девочка думала, что в этот раз будет также. Это она знала каждую черточку его лица, изучая часами фотографии на ноутбуке. Она с замиранием сердца следила за каждым боем. Именно она переживала, когда атака соперника достигала цели. Когда кожа Егора трескалась от наносимых ударов, заплывали глаза… Потому что по-другому не могла. Алиса будто внушила Стасе заботу и волнения о нем. Привязанность к человеку, которого она фактически не знала.

Краем глаза Стася увидела, как Аравин в последний раз положил руку на надгробие. Провел костяшками по ледяному мрамору, а затем развернулся и широким шагом вышел из ограды.

Девочка проводила его тоскливым взглядом. Еще немного, и она снова будет лицезреть только фотографии. Стася читала интервью менеджера Аравина по поводу того, что скоро будет назначен день первого титульного боя Егора, и подготовка к нему пройдет в Испании. А значит, его долгое время не будет в стране. Она радовалась возможности Егора завоевать титул чемпиона. И в тоже время сильно переживала, как пройдет бой.

Уходя с кладбища, вслед за Аравиным, Стася вздохнула с облегчением. Но у самых ворот их встретила сестра бабы Шуры – Нина Михайловна. Та приехала вопреки указаниям сестры. Стася испугалась, что им придется еще раз вернуться к могиле. Но не тут-то было. Баба Шура, увидев Нину Михайловну, будто получила встряску, «подобрала сопли» и стала недовольно отчитывать сестру:

– У тебя что, слуховой аппарат барахлит? Я же сказала – езжай прямо в кафе!

– Я подумала… – начала было оправдываться старшая сестра.

– Подумала она! – тут же перебила ее Баба Шура. – Чем там думать уже? – она свирепо оглядела наряд сестры и, задержав взгляд на модельных ботиночках на миниатюрном каблучке, фыркнула. А затем возмущенно сказала: – Вырядилась! Гусыня городская! Снег накатан, упадешь и рассыплешься! Не соберем!

На морщинистом лице Нины Михайловны появилась снисходительная улыбка.

– Тоже мне! За своими костями смотри! Не я ведь год назад с поломанной рукой ходила!

– Это было полтора года назад! Уже и с памятью проблемы? – мастерски парировала баба Шура.

– Куда уж мне! Ты, вон, даже забыла поздравить с днем рождением Степана Аркадьевича, – попыталась уколоть в свою очередь Нина Михайловна.

– Нужен мне твой Степан Аркадьевич, как горькая редька! Я просто не хотела его поздравлять, – баба Шура откровенно врала. Стася помнила, как она тогда причитала, что забыла поздравить приветливого соседа.

Девочка невольно засмеялась про се6бя, и, отвернувшись в сторону, попыталась спрятать улыбку. Но неожиданно столкнулась с внимательным взглядом Аравина. Улыбка застыла на лице Стаси. По телу прошел озноб. Девочка пристально уставилась в темные глаза и попыталась определить причину интереса Егора. Он недовольно свел брови, но взгляд не отвел.

– Иди к машине. Холодно, – словно сквозь вату услышала Стася его тягучий голос.

Впервые за сегодняшний день он обратился непосредственно к ней. А ведь утром даже не соизволил поздороваться.

Но Стася не отреагировала на приказ и продолжила упрямо рассматривать Егора.

Девочка детально разглядывала уже знакомые черты лица, наслаждаясь реальным «изображением». Мощные скулы, прямой нос, тонкие, но не жесткие губы и притягательные карие глаза. Ей нравилось все! Нравилось, как Аравин стриг волосы, оставляя лишь короткий черный ёжик на голове. До него хотелось дотрагиваться, ощущая собственноручно, колется ли он? Нравилась его смуглая ровная кожа и мелкие, будто «битые» пиксели, шрамы.

Стася боялась рисовать Егора. Хотя иногда руки так и чесались сделать это. Девочка хорошо осознавала, что будет недовольна схожестью с «оригиналом». Будет нервничать. Начнет перерисовывать. А это уже может стать бесконечностью.

– Правда, Стася, пойдем – вмешалась баба Шура. – Не хватало еще подцепить простуду.

Девочка медленно опустила взгляд. А Егор еще некоторое время смотрел на упавшие веером густые ресницы. Будто надеялся еще раз увидеть зеленые озера.

С трудом вспоминая первую встречу, анализируя рассказы бабушки и наблюдая за Стасей сегодня, Аравин думал о том, что невозможно быть настолько непосредственной в шестнадцать лет. Да, он умудрился уточнить у бабы Шуры возраст девчонки по дороге на кладбище. Стася была очень открытой. Все эмоции настоящие живые, необдуманные. Тут она плачет, тут, нахохлившись, злится, тут застывает в недоумении, тут уже смеется и снова недовольно фыркает. Не было в ней фальши. Душа наизнанку. Она не стеснялась своих эмоций и не придумывала то, чего нет. Сейчас на кладбище она не грустила и не пыталась «сыграть» эти чувства. Просто тихо стояла у могилы. И в тоже время девочка успела пустить слезу в машине. Он не уловил смысла ее бормотаний, обращенных к Александре Михайловне, но отчетливо слышал шумные всхлипывания. Видел в зеркало заднего вида, как девчонка утирает платком слезы и откровенно сморкает нос. Невольно улыбнулся краешком губ. Забавная она. Чистая и настоящая.