Итак, ее похитили. Час от часу не легче! И с какой же, интересно, целью? Хотят получить что-то от Виктора. Что? И вдруг Нику осенило: кассета! Кассета с видеозаписью, на которой Андрес снимает слепки с ключей! Не будет кассеты — не будет и обвинения.

Внезапно Нику захлестнула волна слепой злобы. Глядя на нее, никто бы не подумал, что еще пару часов назад у нее не хватало сил добраться из ванной до кровати. Ну нет, она не допустит, чтобы этот негодяй ушел от наказания! Она не допустит, чтобы он жил и процветал где-нибудь за границей, в теплом месте! Он должен ответить за все: и за обман, и за притворство, и за то, как он обошелся с ней, и за то, как он хотел обойтись с дядей Павлом!

Ника до крови прикусила губу, стараясь не закричать, не кинуться к двери, требуя выпустить ее отсюда. Как она ни была зла, остатки здравого смысла подсказывали, что кричать бесполезно. Если бы ее крики мог кто-нибудь услышать, ей бы заткнули рот. А так она своим протестом только развлечет негодяев.

Ника снова села на пол у батареи, обдумывая создавшееся положение. Как она поняла из разговора, у нее есть время до десяти утра. Почти десять часов. Не так уж мало, но и не много, чтобы придумать, как выбраться отсюда.

Вдруг Нику словно подбросила внезапная догадка. Она бросилась осматривать окно. Интересно, какой здесь этаж? Ну хоть бы небольшая дырочка была в этой газете! Хоть бы какая-нибудь щелочка!

Нике повезло: вверху газета прилегала к стеклу неплотно, и ей удалось выглянуть наружу. При виде пейзажа за окном Ника опять чуть не вскрикнула, на этот раз от радости. Окна квартиры выходили на маленькую улицу, примыкавшую к Донскому монастырю! Значит, недалеко от квартиры Старцева, можно сказать, ее увезли в соседний дом.

Обрадованная открытием, Ника стала прикидывать, как действовать дальше. Прежде всего нужно открыть окно. Причем сделать это надо тихо, чтобы похитители там, за дверью, ничего не услышали.

Внутренние деревянные рамы были не только закрыты на задвижку, но и заколочены четырьмя большими гвоздями по всей длине. Нужно было найти инструмент, чтобы отогнуть их и вытащить. Что-то вроде пассатижей… Хотя подошла бы и простая металлическая проволока. Ника тоскливо оглядела комнату. Ничего, как назло, ничего подходящего! Она пошарила в карманах джинсов, но там ничего не было, кроме носового платка и ключей от дома на колечке с брелоком. Ника рассеянно повертела в пальцах ключи. Может быть…

Стоп! В качестве брелока на колечке вместе с ключами болтался складной маникюрный набор: пилочка для ногтей и щипчики. Щипчики были маленькие, почти игрушечные, но довольно прочные.

Ника быстро вытащила щипчики, внимательно осмотрела их и полезла на подоконник. Зацепив согнутую половинку верхнего гвоздя, она осторожно потянула ее на себя. Гвоздь, поддаваясь усилиям, неохотно распрямился. Потом Ника использовала щипчики как пассатижи, и одним гвоздем на ее пути к свободе стало меньше.

Операция по удалению остальных гвоздей заняла минут двадцать. После этого Ника распахнула внутренние рамы, готовясь проделать то же самое с гвоздями, заколоченными во внешние рамы. Но здесь окно запиралось на обычную задвижку. Ника распахнула окно, посмотрела вниз и все поняла.

Скорее всего гвозди в рамы были забиты не для того, чтобы Ника не могла открыть окно, а для того, чтобы рассохшиеся рамы не открывались. Похитителям и в голову не могло прийти, что окно на пятом этаже можно использовать для побега.

В первый момент Нику охватило отчаяние. Нет, на первый этаж она и не рассчитывала, но надеялась, что рядом найдется какой-нибудь балкон или пожарная лестница… Да хоть водосточная труба! Пожарная лестница действительно была, но на расстоянии пяти метров от окна, не меньше. И как до нее добраться, совершенно непонятно.

Ника высунулась еще дальше на улицу, посмотрела вниз, и на место отчаяния пришла надежда. Прямо под окном тянулся карниз. Правда, его нельзя было назвать широким, но удержаться можно. Во всяком случае, можно попробовать.

Дом был сталинской постройки, со стенами, сложенными из больших серых кирпичей. Неровные выступы вполне могли служить точкой опоры для рук.

Ника снова взглянула вниз. Пятый этаж сталинского дома располагался на уровне седьмого этажа обычной панельной башни. Высоковато…

На миг ей стало страшно — ночь, холод, узкий карниз… Однако, сказала себе Ника, если думать, что разобьешься, непременно разобьешься. И чем больше она будет здесь стоять, тем страшнее ей будет решиться. Кроме того, в любой момент в комнату могут войти.

Эта мысль заставила ее поторопиться. Ника сбросила куртку, чтобы не стеснять движений, села на подоконник и осторожно нащупала ногами поверхность карниза. Слава Богу, он не покатый, как в домах более поздней постройки. И слава Богу, что на ней кроссовки с рифленой нескользкой подошвой. Все будет хорошо. Она пройдет эти несколько шагов до лестницы, обязательно пройдет.

Пять метров — очень короткое расстояние, если отмерять его по ровной земле. И очень длинное, если эти метры пролегают по скользкому карнизу на высоте достаточной, чтобы сломать себе шею при падении. Сантиметр за сантиметром, цепляясь руками за серые камни стены, Ника продвигалась все ближе и ближе к желанной цели. Ей казалось, что ее путь от окна до лестницы продолжался три часа, на самом деле прошло не больше пятнадцати минут. Наконец ее пальцы впились в железные перекладины. Теперь самое страшное позади.

Ника слегка перевела дух, и почти тут же, не давая себе расслабиться, начала спуск. Только бы ее отсутствия не обнаружили, пока она не окажется на земле! Окна выходили во двор, а глубокой ночью двор, разумеется, был пуст. Раймонд может спуститься и поджидать ее внизу. Эта мысль словно прибавила Нике сил — лестницу она преодолела в считанные минуты, спрыгнула на асфальт и побежала в сторону Садового. Там людно, там есть милиция, наконец…

Сначала Никой владела только одна мысль: подальше, подальше от этого дома и от Раймонда. И она бежала — откуда только силы взялись! Но силы ее так же внезапно и оставили. Ника вдруг почувствовала, что страшно замерзла: без куртки, после кошмарного спуска по пожарной лестнице на ветру! От холодного железа пальцы превратились в ледышки и до сих пор не отошли. Вдобавок ко всему прочему еще и снег пошел — первый снег в этом году. Остановившись на углу Садового, Ника поняла, что до милиции она не дойдет, надо идти к крестному.

Павел Феликсович жил не так далеко, нормальным шагом минут пятнадцать. Ника попробовала собраться с силами, сделала два шага — и неожиданно для себя села прямо на мокрый тротуар. Проходившая мимо парочка остановилась.

— Девушка, вам плохо?

Парень помог Нике встать, его спутница встревоженно посмотрела ей в лицо:

— Вызвать «скорую»?

— Нет, не стоит, — Ника через силу улыбнулась. — Сейчас пройдет. Простите, у вас случайно нет жетона для телефона?

Парень порылся в карманах и протянул Нике коричневый кружочек.

— Спасибо, — она благодарно кивнула. — Все в порядке.

Но парень с девушкой проводили ее до ближайшего телефона-автомата и остановились поодаль, ожидая, не понадобится ли их помощь снова.

Телефон, как ни странно, работал. Ника набрала номер Старцева.

— Дядя Павел, это я, — сказала она. — Я на углу Садового. Приди за мной, пожалуйста. Дело в том, что я…

— Ника, родная! — вскричал Старцев. — Где ты? С тобой все в порядке?

— Да. Я у «Бригантины», в телефонной будке. — Ника почувствовала, что еще немного — и она потеряет сознание. — Пожалуйста, забери меня скорее!

— Стой на месте, мы будем через пять минут.

«За пять минут он не успеет. — Ника медленно повесила трубку. — И кто это мы?»

Это было последнее, о чем она подумала.


Когда Ника открыла глаза, дневной свет уже лился из широких окон. Она лежала в своей прежней комнате в квартире Старцева, в той самой комнате, где она прожила почти семь лет. Правда, после того, как Ника окончательно переехала к себе на Беговую, Старцев сделал перестановку, превратив ее в часть своего музея, но Никин диванчик остался на своем месте. Именно на нем она сейчас и лежала.

— Ну, слава Богу, очнулась наша девочка, — услышала Ника знакомый ворчливый голос.

Она с трудом повернула голову — почему-то очень болела шея — и увидела старушку Анну Григорьевну, домработницу приятеля Старцева академика Ненашева. Анна Григорьевна подошла к дивану и укоризненно посмотрела на Нику:

— Ну можно ли всех так пугать? Принесли ее глубокой ночью, личико белое — ни кровиночки… Павел-то Феликсович уж места себе не находил! И этот твой совсем извелся. Еле выпроводила его — уж ему звонили-звонили, а он ни в какую! «Пока, — говорит, — в себя не придет, никуда не пойду!»

— Погоди-погоди, тетя Аня, — не поняла Ника, — какой это «мой»? Кто еще здесь был?

— Ну этот, который тебя принес, — сказала старушка. — Высокий такой, черный. Ничего не скажу, хороший мужик, хоть, конечно, уже не мальчик. Но все равно с твоим красавчиком не сравнить. Тот хоть и смазлив был, да глуп. А этот деловой, сразу видно.

Ника ничего не понимала. «Тот красавчик» — наверное, Кирилл; Анна Григорьевна его всегда недолюбливала. А «высокий, черный»… Неужели Виктор? Но что он делал в квартире дяди Павла?

— Ладно, лежи, пойду тебе поесть принесу. — Анна Григорьевна направилась к двери.

— Тетя Аня, я не хочу есть, — Ника попробовала остановить ее, но бесполезно.

— Еще чего скажешь — не хочу! — возмутилась старушка. — И супу поешь, и котлету с картошкой, и чайку горяченького с лимоном!

Дверь за Анной Григорьевной закрылась. Ника вздохнула — есть совсем не хочется, но придется подчиниться.

Интересно, долго она была без сознания? Настенные часы показывали без пятнадцати три. Значит, часов двенадцать, не меньше. Наверное, ей дали снотворное.