Машина комната находилась в самом конце коридора. Толкнув дверь с надписью «консультант-визажист», Ника оказалась в просторном светлом помещении со множеством зеркал.

Обычно у Маши толклась куча народу, но сегодня Нике повезло: Маша, как ни странно, была одна.

— А, заходи, заходи. — Машка изучала какую-то картинку в толстом журнале.

— Я тебе не помешаю?

— Разумеется, нет. — Маша отложила журнал. — Просто мне пришла в голову одна идея, додумаю потом.

Она встала навстречу Нике и критически оглядела ее лицо и фигуру.

— Ну, знаешь, — возмущенно сказала она, — нельзя же так с собой обходиться! Тебе сейчас можно дать сорок лет, не меньше!

— Знаю, — равнодушно сказала Ника, стягивая пальто и бросая его на кожаный диван. — Пусть.

— А не боишься, что с работы выгонят? — припугнула Маша. — Ты ведь должна людям настроение поднимать! А им, глядя на тебя такую, выть захочется.

— Пусть воют.

Ника села на диван в позе бедной родственницы — руки сложены на коленях, голова опущена — и замерла. В последние дни она могла так сидеть часами.

Маша сокрушенно посмотрела на нее. Неделю назад все неприятности, казалось бы, кончились. Ограбление благодаря Виктору было предотвращено, Кирилла задержали на месте преступления, он во всем сознался и даже указал место, где хранились похищенные у Пожарского картины. Марина тоже была арестована, но она ни в чем сознаваться не собиралась. Впрочем, этого и не требовалось — улик против нее было предостаточно. Правда, главный организатор преступления — Андрес Инфлянскас — находился в Вильнюсе, то есть за пределами России, но благодаря видеопленке можно было требовать его выдачи для суда. Словом, все было позади.

Но именно с Никой тогда что-то случилось. Пока надо было действовать, пока ситуация требовала постоянного нервного напряжения, пока они жили в каждодневном ожидании — Ника держалась прекрасно. Но как только появилась возможность расслабиться — она не выдержала. Оскорбленное достоинство обманутой женщины, причем обманутой и покинутой дважды, растоптанная любовь, которую она искренне отдала людям недостойным, неверие в свою женскую привлекательность… И когда опасность миновала, эти чувства обострились до предела. Ника впала в депрессию, и ничто не могло ее расшевелить.

Маша прекрасно ее понимала: сама пережила нечто подобное. Но именно потому, что Маша сумела такое пережить, она знала — поддаваться подобным настроениям нельзя. Депрессия сама не пройдет, будет с каждым днем углубляться, пока не оставит человеку единственный выход — уйти из жизни.

В таблетки-антидепрессанты Маша не верила — это дорога, ведущая в никуда. Может быть, помог бы хороший психоаналитик, только где его взять? И Маша решила действовать подручными средствами. Что обычно поднимает настроение женщине? Красивая прическа, искусный макияж, новые шмотки. «Что ж, — сказала себе Маша, — для начала попробуем хоть это».

Она взяла Нику за руку и решительно усадила в большое кресло перед зеркалом: — Сейчас будем делать тебе прическу.

— Зачем? — довольно равнодушно спросила Ника. — Мне не хочется.

— Тебе не хочется, а мне надо попрактиковаться, — без зазрения совести солгала Маша. — У меня не складывается образ одного персонажа, а завтра мне уже надо выдать окончательный вариант. Так что я попробую на тебе.

Ника вздохнула и ничего не ответила. Похоже, ей действительно было все равно — хоть бы Маша и наголо ее обрила.

Рыжевато-каштановые волосы Ники с «Лизиных» времен уже немного отросли и сейчас почти касались плеч. Но плохое состояние хозяйки сказалось и на волосах: тусклые и безжизненные пряди висели как пакля, совершенно забыв, что совсем недавно они вились задорными колечками. Маша сначала обильно нанесла на Никины волосы мусс «Волюм-ап», а потом с помощью насадки «душ» стала феном приподнимать их у корней, добиваясь нужного объема. Эффект «мокрых волос» — самое лучшее, что она сейчас может соорудить на Никиной голове. Когда с прической было покончено, Маша отступила на шаг и критически оглядела дело рук своих:

— Ничего. По крайней мере, лучше, чем было. Не спрашиваю, нравится тебе или нет, хотя мне и не мешало бы услышать хоть самый завалящий комплимент.

Ника апатично поглядела на свое отражение.

— Нравится. Спасибо, — безжизненно сказала она и сделала попытку встать с кресла.

— Сиди, — повелительно сказала Маша. — Процесс еще не кончен. Будем делать из тебя «женщину-цветок» — в этом сезоне самый модный образ.

Ника пожала плечами:

— Делай из меня что хочешь, хоть грядку с овощами.

Покрыв лицо Ники тональным кремом золотисто-персикового цвета, близким к оттенку ее кожи, Маша подчеркнула румянами линию скул и занялась глазами.

— Образ «женщины-цветка» создают с помощью искусственных ресниц, накладываемых только на нижнее веко, — авторитетно сказала Маша, достала маленькую коробочку и открыла ее с помощью ногтя. — Кстати, на Западе накладными ресницами сейчас пользуются вовсю. Воспоминание о шестидесятых. Сейчас посмотрим, что у нас получится.

Она обвела контур глаз карандашом, прошлась по векам сначала персиковыми, потом прозрачно-золотистыми тенями, и принялась аккуратно прилаживать ресницы.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала Маша, закончив свой ювелирный труд. — Картинка в пастельных тонах. Теперь ты на человека похожа.

— Спасибо.

Ника наконец встала с кресла, опять перебралась на диван и застыла там в прежней позе. Маша огорченно посмотрела на нее. Терапия пока не действовала. К Маше пришла еще одна идея.

— Слушай, можешь подождать меня минут пятнадцать? — спросила она.

Ника кивнула:

— Конечно.

— Никуда не уходи отсюда, я быстро! — Маша выскочила за дверь и помчалась искать второго стилиста студии, Лену Березникову. Серьезных съемок не предвидится, пусть Лена заменит ее на сегодня. Потом сделала один телефонный звонок — и все, план почти сложился!

Через сорок минут Маша и Ника были в салоне «Лариса» на Смоленской. Навстречу им вышла сама хозяйка — очаровательная женщина тридцати пяти лет в строгом элегантном костюме. Лариса была не только деловой женщиной, но и женой Петра Машкова, одного из директоров киностудии «Петр и Марк», и, соответственно, Машиной постоянной клиенткой. После приветственных восклицаний Лариса похвасталась:

— Знаешь, Машенька, твоя прическа и макияж, который ты мне делала на вручение «Геры», поразили моих подруг насмерть. Можно их тебе рекомендовать при случае?

Ника посмотрела на Ларисину голову. Интересно, ей-то какую прическу Маша могла соорудить. Черные Ларисины волосы были подстрижены очень коротко, кроме челки. Но Ларисе это, как ни странно, действительно шло.

— Конечно, — светски улыбнулась Маша. — Дай мой телефон, пусть приезжают домой или на студию.

— Ты прелесть! — воскликнула Лариса. — Может быть, пойдем ко мне в кабинет, выпьем кофейку?

Маша взглянула на Нику. Та опять стояла отрешенная и безучастная ко всему происходящему.

— Да нет, может быть, потом, — решила Маша. — Давай сначала подберем что-нибудь…

— Для тебя или для подруги?

— Для подруги.

— Деловой костюм? Одежда для отдыха?

Но Маша знала Никину слабость.

— Вечернее платье, — не колеблясь заявила она.

Тут Ника словно очнулась.

— Ты что, с ума сошла, — прошептала Ника, когда Лариса удалилась отдать необходимые распоряжения. — Сколько все это стоит? У меня нет таких денег!

— Успокойся, — тоже шепотом ответила Маша. — Раз в год мне здесь положена семидесятипроцентная скидка.

— Но я не могу этим воспользоваться!

— Можешь, — спокойно сказала Маша. — Считай, что это мой подарок на твой следующий день рождения.

— Да ты что! Нет, я так не могу.

— Хорошо, — Маша была непреклонна. — Тогда сделаем иначе. Я считаю, что вечернее платье тебе сейчас необходимо в качестве лекарства.

— Но…

Однако спор пришлось прекратить — вернулась Лариса.

Через пять минут они втроем уже сидели в глубоких креслах, перед ними дефилировали хорошенькие манекенщицы, а Лариса комментировала модели:

— Шифоновое платье цвета охры с пышной юбкой и драпированным лифом, простое белое платье из натурального шелка, платье из золотистого шелка с юбкой до колен, гофрированное шифоновое платье цвета экрю…

Маша исподволь наблюдала за подругой: похоже, лекарство было выбрано верно, Ника чуть-чуть оживилась.

Свой выбор они остановили на супердорогом бирюзовом платье из натурального шелка с золотой росписью ручной работы. К нему полагался бирюзовый шарф того же оттенка, но более темного тона.

— Так, — сказала Маша, когда они с Никой, ставшей обладательницей бирюзовошелкового великолепия, сели в потрепанную Машину «Савраску». — Все складывается отлично. Едем переодеваться, а потом развлекаться. Ты была когда-нибудь в казино? Говорят, в Олимпийской деревне очень приличная публика! Поехали на всю ночь!

Ника пожала плечами:

— Вообще-то можно. Только не на всю ночь — я завтра работаю, да и ты, кажется, тоже.

— А, плевать! — Маша прибавила скорость. — Поехали! Зря я тебе, что ли, макияж делала! Да и платье надо обновить.

Но где-то на полдороге к Беговой Никино настроение стало стремительно падать. Она опять сделалась вялой и апатичной. Маша с тревогой следила за переменой: платье помогло ненадолго. Когда они доехали до Никиного дома, та уже выглядела как сонная муха и ни на что не отзывалась.

— Знаешь, — виновато улыбнулась Ника подруге, — я, наверное, никуда сегодня не пойду.

— Да ладно, — Маша вслед за Никой выбралась из машины. — Пойдем посидим, поболтаем…

Ника вздохнула:

— Извини, это невежливо, но у меня просто ни на что нет сил. Машка, я ужасно ценю твою заботу, но сейчас поезжай домой, хорошо?