— И ты с ним не встречаешься? — спросила Ника.

Мара грустно усмехнулась:

— Это сложновато — встречаться с ним. Теперь он живет где-то то ли в Швеции, то ли в Швейцарии, не знаю точно.

— Как?

— У него другая семья. Я его не интересую.

Мара опустила глаза. Ника оказалась в затруднительной ситуации: с одной стороны, одолевало любопытство, с другой — неловко расспрашивать не слишком знакомого человека.

— Так не бывает, — осторожно начала она. — Дочь всегда интересует отца.

— Это ты знаешь по своему опыту? — скептически спросила Мара.

— Нет. — Ника вздохнула. — У меня нет особенного опыта. Мои родители погибли в автокатастрофе десять лет назад.

После этих слов Мара впервые заинтересованно посмотрела на Нику. И было в ее взгляде еще что-то, помимо сочувствия. Только вот что, Ника так и не успела уловить.

Девушки замолчали минут на пять, вплотную занявшись едой. Когда с сардельками было покончено, Мара принесла две чашечки кофе.

— Мой отец был политзаключенным, — неожиданно сказала она, помешивая ложечкой в чашке. — Они с мамой познакомились на поселении. Собственно, и расписаны они никогда не были. Когда у него срок кончился, он вернулся домой. Сначала писал нам, редко, правда, обещал взять к себе, а потом и писать бросил.

— Как это — политзаключенным? — не поняла Ника.

— Не знаю, — вздохнула Мара. — Мама так про него говорила. А тетя Гражина говорила — обычный шалопай. Из университета выгнали, потом госбезопасность им заинтересовалась. А кем только в начале семидесятых госбезопасность не интересовалась! Так что не знаю, за что его выслали.

— А кто это — тетя Гражина? — спросила Ника.

— Сестра отца. Когда маму… В общем, когда мне было двенадцать, я приехала к ней в Каунас. Мне больше некуда было податься. Слава Богу, тогда еще советские времена были, сейчас меня никто бы сюда не пустил.

— И долго ты жила у тети Гражины?

— Пока школу не кончила. Вообще-то она хорошая, но ей совершенно не до меня: квартирка двухкомнатная в Шанчяе, муж, двое своих оболтусов. Ну, пока мне было некуда деваться, она меня приютила, а потом… Муж у нее литовец. Ты знаешь, вообще-то и для поляков, и для литовцев родственные связи много значат, но я ведь не настоящая полька. И фамилия у меня по маме — Пономарева, и в свидетельстве о рождении вместо имени отца — прочерк. Пришлось самой о себе подумать. — Мара опять замолчала.

Выждав минуту-другую, Ника решилась спросить:

— А как ты попала в «Зеленую гору»?

— Раймонд устроил. Первое время очень боялась оттуда вылететь: у меня же нет гражданства, только вид на жительство.

— А теперь?

Мара недобро усмехнулась:

— Теперь не боюсь. Это они теперь боятся меня потерять. Многие же в этот ресторан специально ходят. На меня смотреть. Взять тебе еще кофе?

Ника благодарно улыбнулась:

— Да, пожалуйста.

История Мары так заинтересовала ее, что она раздумала идти в музей Чюрлениса. В конце концов, музей никуда не убежит, можно сходить и завтра, а если вместе с Андресом — так еще и лучше!

Глядя, как Мара идет от стойки с двумя чашечками кофе в руках, Ника снова залюбовалась кошачьей гибкостью ее движений. Редкая девушка, что и говорить! Если бы такая была среди Никиных учениц, она давно заняла бы все первые места на всех шейпинг-конкурсах. А кстати…

— Слушай, извини за нескромный вопрос — сколько тебе лет?

— Восемнадцать. Скоро будет девятнадцать, — улыбнулась Мара, садясь и расправляя коротенькую клетчатую юбку. — А тебе?

— О, — вздохнула Ника, — я уже старая. Двадцать пять.

— Неужели? — тонкие длинные брови Мары удивленно изогнулись. — Никогда бы не подумала. А вообще, почему мы говорим только обо мне? Расскажи мне что-нибудь и о себе.

Ника уже открыла было рот, но вдруг остановилась. О ком рассказывать? О Лизе Владимирской или о Веронике Войтович?

— Что тебя интересует? — осторожно поинтересовалась Ника.

— Да все, — улыбнулась Мара. — Я не так часто знакомлюсь со студентками из Москвы.

Значит, придется рассказывать биографию Лизы с элементами собственной истории.

— Ну, я учусь в МГУ на истфаке, на отделении истории искусств, — нехотя начала Ника. — Специализируюсь на искусстве Древней Руси…

Она замолчала, собираясь с мыслями.

— А почему ты туда пошла? — поинтересовалась Мара. — У тебя родители были художники?

— Папа. И потом, самый близкий мне человек не только хороший художник, но и известный коллекционер, он всю жизнь этому отдал.

— Прости, пожалуйста, — теперь пришел черед Мары быть осторожной. — Самый близкий человек — это кто? Муж?

Ника с искренним изумлением посмотрела на нее и рассмеялась:

— Что ты! Я не замужем и никогда не была. Нет, мой крестный. Его зовут Павел Феликсович, он заменил мне отца.

— А… — протянула Мара. — Тогда понятно…

— Ну, что еще рассказать? Сейчас у меня последний курс, а что потом — один Бог знает. Может быть, возьмут работать в какой-нибудь музей, только там ничего не платят… Значит, надо искать богатого мужа, — пошутила Ника.

Мара едва заметно передернулась.

— И ты думаешь, что Андрес — тот самый вариант? — тон ее изменился, стал сухим и колючим.

— Нет, что ты! — воскликнула Ника. — Что ты говоришь! Я ведь ляпнула так, не подумав!

Мара недоверчиво посмотрела на нее:

— Прости, пожалуйста. А с Андресом ты давно знакома?

Ника покраснела, потом решилась сказать правду:

— Два дня.

— Ка-ак? — Мара даже привстала. — Не может быть!

— Почему?

— Ты не производишь впечатление… — Мара словно не решалась продолжить фразу.

— Легкомысленной дурочки? — закончила за нее Ника. — Честно говоря, я всегда старалась быть очень осмотрительной. Но в последний месяц со мной что-то случилось, и вся осмотрительность куда-то делась. Словно вирус какой-то подцепила. Не знаешь, может быть, есть вирус беспечности?

Но Мара шутки не приняла. Она смотрела на Нику и молчала. Ника тоже стала серьезной:

— Понимаешь, если честно — такого со мной еще никогда не было. Знаешь, как у Бунина — солнечный удар!

Мара покачала головой. Да, конечно, она могла и не читать Бунина.

— Ну, — попыталась объяснить Ника, — когда я его в первый раз увидела — в Сигулде, случайно, во время экскурсии — то он мне страшно понравился. А потом он приехал за мной в Лиелупе, и все покатилось как снежный ком. А ему надо было уезжать. И я подумала… Впрочем, вру. Ничего я не подумала. Я просто не способна была подумать. Он предложил мне ехать с ним, и я согласилась.

Мара покачала головой:

— А что дальше?

— Не знаю, — растерянно сказала Ника. — Нет, правда не знаю. Надеюсь, что все будет хорошо.

Мара невесело усмехнулась:

— Надеюсь… — Она хотела что-то добавить, но не решилась. Потом кинула быстрый взгляд на часы и поднялась: — Ого! Мы тут с тобой засиделись! В музей сегодня уже никак не успеть. Допивай кофе и поехали к ратуше.


Выйдя на площадь, Ника сразу увидела рядом с цветочным магазином знакомый белый «Мерседес». Андрес, очевидно, тоже заметил их издалека, вышел из машины и пошел через всю площадь навстречу девушкам.

— Как погуляли? — поинтересовался он, улыбнувшись Маре и ласково поцеловав Нику в щеку.

— О, прекрасно! — ответила Ника. — Кажется, я теперь знаю Каунас наизусть. Еще одна-две такие прогулки — и смогу работать экскурсоводом в здешнем бюро.

— Боюсь, что возникнут проблемы с гражданством, — пошутил Андрес. — У нас с этим строго.

— Ну, тогда я попрошу вас с Раймондом за меня похлопотать, — в тон ему отозвалась Ника. — Кстати, а где он?

— В машине сидит.

— Да? А тебя отправил навстречу как приветственную делегацию?

— Раймонд не любит лишних движений.

Пойти навстречу любимой девушке — лишнее движение? Ника быстро взглянула на Мару — ей эти слова могли показаться обидными. Но она, кажется, пропустила их мимо ушей. И вообще вдруг словно отдалилась: шла рядом с ними, но в разговоре участия не принимала, похоже, и не слушала. Вид у нее был отчужденный, словно мысли ее были далеко отсюда, от этой площади, от Ники, от Андреса. И от Раймонда.

Раймонд сидел на водительском месте, из машины так и не вышел, даже для того, чтобы помочь сесть Маре. Бурно поздоровавшись с Никой, он бросил Маре небрежное «привет» и даже ей не улыбнулся. Мара опять приняла это как должное, а Ника подумала, что Раймонд нравится ей все меньше и меньше.

Когда все уселись — Ника и Андрес на заднем сиденье, Мара рядом с водителем — Раймонд включил мотор, и «Мерседес» плавно тронулся с места.

— Какие у нас планы? — поинтересовалась Ника. — Забросим ребят домой и поедем ужинать в одно необыкновенное место, — отозвался Андрес.

— А почему не в «Зеленую гору»? Я бы хотела еще увидеть Марин танец, — огорчилась Ника.

Мара обернулась и благодарно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

Андрес замялся.

— Видишь ли, дорогая, — он взглянул на Нику как-то виновато, — мне нужно тебе что-то сказать.

— Что такое? — встревожилась Ника. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего страшного. — Андрес взял ее руку и поцеловал в ладонь. — Ничего, просто подожди немного.

Как и раньше, его прикосновение подействовало на Нику успокаивающе. От того места, где его губы касались ее кожи, разливалось приятное тепло.

«Необыкновенным местом» оказалось маленькое кафе в Старом городе. Оставив машину на стоянке, Андрес повел Нику чередой узеньких улочек и двориков, так что она совершенно запуталась в поворотах.

— Ты меня, как мальчика с пальчик, хочешь завести в лес и бросить? — жалобно спросила она. — Одна я обратную дорогу не найду.