Я улыбаюсь в ответ:

– Bonne nuit.

– Я думал, надо говорить bonsoir. – Тайлер поднимает бровь, и я удивляюсь, как он запомнил, ведь прошло столько лет. Мой французский всегда был далек от совершенства, и мне стыдно, потому что он говорит на испанском, как на родном.

– Нет, правильно – bonne nuit, – смущенно бормочу я.

Тайлер вставляет карточку в отверстие.

– Тогда bonne nuit.

– Buenas noches, – отвечаю я.

Щелкает замок. Тайлер медленно отворачивается от меня, толкает дверь и заходит в номер. Дверь закрывается, он уходит, и я остаюсь одна.

Я так люблю тебя.

Глава 10

Впервые за долгое время мне легко и приятно вставать с постели. Соседка по комнате не кричит, что я проспала первую пару, мама не требует, чтобы я вставала и что-нибудь делала, и никакие укоры совести не заставляют меня вскакивать и отправляться на пробежку. Впервые за долгое время я не боюсь предстоящего дня, а радуюсь ему. Несмотря на то что перед зеркалом сидит моя мачеха и наносит на лицо увлажняющий крем, озабоченно поглядывая на меня. Мое прекрасное настроение не в силах испортить даже мысль об отце, который проснулся в соседнем номере и понял, что ему предстоит провести еще один долгий день со своей семьей.

– Я начинаю думать, что ты права, – говорит Элла.

Некоторое время мы молчим, продолжая приводить себя в порядок.

– Наверное, из-за этой поездки стало только хуже.

Я смотрю на нее осуждающим взглядом, как всегда, когда она начинает уговаривать меня больше общаться с отцом или упоминает Тайлера.

– Хватит уже извиняться за вчерашнее.

Элла тяжело вздыхает и разворачивается ко мне:

– Мне правда очень жаль. Глупая была затея. Твой отец совсем с цепи сорвался, и можешь не сомневаться, я ему так и сказала.

– Полагаю, ему все равно, – равнодушно говорю я, потому что мне тоже безразлично, что думает отец. Мне совершенно по барабану, что он не выносит нас с мамой, что мы выводим его из себя, что, по его мнению, мама была плохой женой, а я – плохая дочь. Меня это совершенно не трогает. Его ненависть к нам просто смешна. Я беру с туалетного столика свой телефон, ключ от номера и бесплатную карту Сакраменто и меняю тему: – Куда мы идем?

– Не знаю, что-нибудь придумаем. – Элла брызгает на запястья «Chanel» и ставит флакон на место. – Надеюсь, твой отец уже встал.

Конечно, встал. Элла постучала им в стену, как только проснулась. Уже начало десятого, и мужчины наверняка умирают от голода. Мы выходим из номера в коридор, чтобы попробовать еще раз собрать нашу несчастную семью. Элла стучит отцу и Джейми, а я – Тайлеру с Чейзом. Дверь моментально распахивается. Чейз придерживает ее ногой, засунув руки в передний карман худи, и многозначительно изрекает:

– Кое-кто проспал.

Я заглядываю в комнату. Тайлер мечется по номеру, одновременно натягивая футболку и обувая второй кроссовок, и бросает на меня только беглый взгляд. С его волос капает вода. Он хватает с пола полотенце и пытается вытереть волосы. Я не отдаю себе отчета, что не отрываю от него глаз.

– Уже иду, я проснулся десять минут назад. – Тайлер начинает рыться в карманах второй пары джинсов, доставая оттуда телефон, бумажник и ключи.

Я перевожу взгляд на Чейза:

– Почему ты его не разбудил?

– Я смотрел телевизор, – отвечает он из-под капюшона.

Не достучавшись до отца, Элла подходит к нам и просовывает голову в дверь.

– Вы что, мальчики, не умеете пользоваться будильником?

– На каникулах будильник ни к чему, – отвечает Чейз.

– Мы не на каникулах. – Она подходит к Чейзу, снимает с него капюшон и приглаживает ему волосы. Тот уворачивается, отходит в сторону и снова натягивает капюшон.

Дверь третьего номера щелкает, выходит отец и кричит Джейми поторопиться. Элла что-то говорит отцу, а я проскальзываю мимо Чейза и заглядываю в их комнату.

– Устал? – поддразниваю Тайлера.

Он проводит рукой по мокрым волосам, выключает телевизор и хватает со спинки стула свою ветровку. Если верить Элле, она ему не понадобится, потому что весь уик-энд в Сакраменто будет стоять тридцатиградусная жара.

– Не выспался, – отвечает он, легонько выталкивая меня в коридор и закрывая дверь.

– Доброе утро, Чейз, – говорит папочка, не удостаивая приветствием ни меня, ни Тайлера.

– А у них тут есть «Международный дом блинов», пап? – спрашивает Чейз.

Тайлер напрягается. Сначала я не понимаю, в чем причина, ему пора бы привыкнуть, что мой отец ведет себя как козел, однако спустя пару секунд до меня доходит. Я тоже удивилась, когда Чейз впервые при мне назвал моего отца папой.

– Конечно, есть, – отвечает Чейзу отец. – Но сегодня мы туда не пойдем.

Наконец из комнаты появляется Джейми – как обычно, с недовольной гримасой на лице. Он громко хлопает дверью и безразлично поднимает плечи, когда Элла бросает на него предупреждающий взгляд «не выводи меня из себя». Я заметила, что она в последнее время смотрит так и на отца.

– Ну что, все хотят есть? – спрашивает Элла.

Джейми стонет и вытаскивает из заднего кармана наушники. Присоединяет их к телефону и, не дожидаясь остальных, направляется к лифту. Я привыкла к его странному поведению, как и к язвительным замечаниям отца.

– Ладно, тогда идем, – командует Элла, и мы гуськом движемся к лифту. Все молчат. В нашей семье не обращаются друг к другу без крайней необходимости. Это уже вошло в привычку. Для нас странно не молчать, а разговаривать. Поскольку никто здесь раньше не бывал, мы останавливаемся в вестибюле, и Элла с отцом спрашивают у консьержа, где поблизости можно позавтракать. Тот советует кафе «Амброзия», расположенное всего в двух кварталах от отеля, и мы отправляемся на его поиски.

Несмотря на утренний час, на улице жарко. Чейз снимает худи и обвязывает вокруг талии. Джейми тут же вынимает наушники и сообщает младшему брату, что тот похож на придурка, за что удостаивается пинка в голень.

– Молодец! – хвалю я Чейза.

– Заткнись, – шипит Джейми, вновь надевает наушники и ускоряется.

– Заткнись, – передразниваю я его тоненьким голоском.

Чейз ухмыляется.

– Иден, – говорит Тайлер, сделав строгое лицо и неодобрительно качая головой, – не подливай масла в огонь.

– Ладно, – отзываюсь я.

Мы вдвоем замедляем шаг и некоторое время молча идем бок о бок, а потом он вдруг спрашивает, кивая на младшего брата:

– А когда Чейз начал называть его папой?

– Понятия не имею, – тихо отвечаю я. – Я впервые услышала на День благодарения.

– Джейми тоже?

– Нет, только Чейз. Ну, и я – у меня нет выбора.

Тайлеру не смешно. Он хмурится, глядя на Чейза, который считает моего отца, кретина по имени Дэвид Манро, примером для подражания.

– Я говорила об этом с твоей мамой, – продолжаю я полушепотом, подходя ближе к Тайлеру, убеждая себя: это только для того, чтобы он меня услышал. – Она сказала, что Чейз почти не помнит вашего родного отца и для него это вполне естественно. Наверное, она права.

– Возможно, – соглашается Тейлор.

Отец впереди поворачивается ко мне:

– Иден, на два слова.

Элла тоже приостанавливается и бросает на него беспокойный взгляд: чего он от меня хочет? Чтобы не накалять обстановку, я подхожу.

– Что?

Он не отвечает, лишь бросает выразительный взгляд на Эллу: иди, куда шла. Она и остальные понимают намек и продолжают путь. Когда все четверо отходят на приличное расстояние, меня осеняет, что отец, наверное, хочет извиниться за вчерашнее. Неужели я сейчас услышу что-то вроде «извини, Иден, что я оказался таким дерьмовым отцом»?

Я смотрю на него. Он сегодня не брился, потому что никогда не бреется по выходным, его волосы поседели, и я не помню, сколько ему лет.

– Что? – снова спрашиваю я.

– Ничего. Ничего, пойдем.

Я разочарованно вздыхаю – так громко, что идущая навстречу женщина одаривает меня подозрительным взглядом. Мне не нужны его извинения, разве что для разнообразия. Приятно было бы знать, что отец сожалеет о своих поступках. Но он не извинится. Он слишком упрям и никогда не признает, что недостоин звания «Отец года».

– Ты что, издеваешься? – не выдерживаю я. – Ничего?

Он останавливается и прищуривает глаза:

– Что ты сейчас делала?

– Что? – Я не понимаю, о чем он.

– Почему ты с ним разговаривала?

– С кем, с Тайлером? Ты правда издеваешься?

Папочка складывает руки на груди и топает ногой:

– Ну?

Он просто смешон. Хочется расхохотаться ему в лицо, однако я сохраняю спокойствие и безразлично говорю:

– Я с ним разговаривала, потому что он – мой сводный брат. Понимаешь, член семьи. Тебе это может показаться диким, но люди обычно разговаривают со своими родственниками.

Я прохожу мимо, с трудом удержавшись от искушения толкнуть отца плечом, догоняю Эллу с мальчиками и назло иду рядом с Тайлером. Я молчу, Тайлер ничего не спрашивает, отец догоняет нас, и мы молчим дальше, пока не подает голос Элла:

– Кажется, нам сюда.

Мы поворачиваем на освещенную утренним солнцем зеленую улицу. Здесь тихо и спокойно, по тротуару не снуют толпы туристов, как в Лос-Анджелесе. То ли потому, что сегодня суббота, то ли потому, что Сакраменто – адски скучный город.

А вот и «Амброзия». Огромные окна выходят на открытую площадку, на другой стороне улицы возвышается собор. Элла одобрительно кивает, и мы заходим в ресторан. Несмотря на ранний час, очередь тянется почти до самой двери, поэтому отец с Эллой спрашивают, кто что хочет на завтрак, и отправляют нас занять пару столиков у окна. Тайлер сдвигает два столика. Мы рассаживаемся. Джейми так и сидит в наушниках. Он слушает музыку на полной громкости – даже я могу разобрать, какая группа играет. Я барабаню пальцами по колену.

– Думаете, они возьмут мне три шоколадных круассана? – спрашивает Чейз, с вожделением оглядываясь на прилавок, к которому приближаются взрослые. Элла и отец разговаривают приглушенными голосами, наклонившись друг к другу. Уверена, что они спорят.