Тиффани, не отводя от меня взгляда и продолжая всхлипывать, медленно направляется к выходу. Она выглядит подавленной и несчастной.

Откуда-то издалека до меня долетает мамин голос:

– Что здесь происходит?

Но слова до меня не доходят. Борясь с накатывающей дурнотой, тупо пялюсь на удаляющуюся Тиффани.

Она уже открывает калитку и вдруг останавливается. Набирает в легкие побольше воздуха и выкрикивает:

– Между прочим, ваш сынок сидит на кокаине! А еще торгует наркотиками!

Это выводит меня из оцепенения. Ко мне возвращаются зрение и слух. Прежде чем Тиффани выходит на улицу, я, вне себя от гнева, успеваю рыкнуть ей вслед:

– Ах ты сука!

– Тайлер! – вновь звучит тот же голос.

Оборачиваюсь. Потрясенные мама с Дейвом стоят в дверях. Мама, белая как мел, прижимает руку к груди.

– Я ведь просто ослышалась, да? Скажи, что это неправда, – умоляюще шепчет она. – Пожалуйста.

Не решаюсь даже взглянуть на них: ни на маму, ни на Дейва, ни на Иден. Мне невыносимо стыдно. Не могу больше врать и изворачиваться. Пора во всем признаться. Честность и искренность – меньшее, что я могу им дать.

– Мне очень жаль, – бормочу я, низко опустив голову и борясь со слезами.

Мама тихо охает, и мое сердце разрывается. Зажмуриваюсь. Почему, ну почему я все время доставляю ей только тревоги и огорчения? Мама уже давно знает, что я покуриваю травку. Конечно, она никогда это не одобряла, но понимала, что марихуана – не конец света. Вот только мама и понятия не имела, что я принимаю кокаин и продаю наркоту. Наверное, это самый ужасный день в моей жизни. Я – худший в мире сын.

Я совершил много ошибок и теперь должен за них ответить. Заставляю себя поднять глаза. Иден с ужасом смотрит на меня, и я едва не сгибаюсь под грузом вины. Быстро перевожу взгляд на маму. Она рыдает у Дейва на груди, а тот обнимает ее и поглаживает по спине, грозно взирая на меня.

– Мам, не плачь, – слабо и жалобно прошу я. – У меня нет зависимости. Просто… ну, от наркотиков мне легче.

Так оно и есть. Кокаин помогает на несколько часов забыться и не вспоминать о том, что со мной делал родной отец.

Мама пытается что-то выговорить сквозь рыдания, но Дейв так крепко прижимает ее к себе, что слов не разобрать. Она совершенно убита горем, и все из-за меня. Я постоянно причиняю ей боль.

– Мам, ну не надо. – Подхожу к ней и дотрагиваюсь до ее плеча, мысленно умоляя посмотреть на меня. Мне так нужно, чтобы она меня выслушала, все поняла и простила!

Мама стряхивает с себя мою руку и наконец оборачивается ко мне.

– Я сказала, убирайся, – сквозь слезы выдавливает она.

– Что?

– Убирайся из этого дома.

Мне вдруг становится холодно. Второй раз за этот день я получаю сокрушительный удар. Неужели она правда меня прогоняет? Значит, ее терпение лопнуло. Я зашел слишком далеко, и мама решила, что я безнадежен. Чувствую острую боль в груди: сердце разбивается на тысячу осколков.

– Мама… ты серьезно?

Мама высвобождается из объятий Дейва.

– Тайлер, пожалуйста, уйди, – с болью просит она, пытаясь справиться с вновь нахлынувшим потоком слез. Мне тяжело видеть, как мама плачет. От сознания, что я тому причиной, выворачивает душу. – Я больше не в состоянии это выносить.

Онемев от горя, застываю на месте. Дейв вновь привлекает маму к себе, пытаясь ее поддержать и утешить. Иден потрясенно наблюдает за происходящим. Неужели я потерял и ее? Вдруг она меня теперь возненавидит?

Простите меня.

Мне так стыдно, что не смею даже поднять глаза. Сую руки в карманы и, понурившись, на негнущихся ногах бреду прочь. Отчаянно надеюсь, что мама передумает и окликнет. Скажет, что погорячилась, что она все равно меня любит, несмотря на все мои промахи и ошибки. Но мама молчит. Это ее окончательное решение.

Захожу в дом. Меня мутит, в ушах звенит. Произошедшее не укладывается в голове. Теперь я бездомный наркоторговец, да к тому же моя девушка залетела. Это конец! Не представляю, что делать и как жить дальше. Можно ли такое вообще исправить?

Поднимаюсь на второй этаж и слышу за спиной шаги. Ну разумеется, это Иден. Она единственная, кто стал бы меня догонять. Грустно оглядываюсь на нее, не зная, что сказать.

Джейми и Чейз с выпученными глазами наблюдают за мной с верхней ступеньки лестницы. Видимо, они все слышали. Даже перед ними я виноват. Уставившись в пол, стремительно прохожу мимо братьев и скрываюсь у себя в комнате. Вот бы сейчас исчезнуть, провалиться сквозь землю. Только так не бывает…

Иден заходит вслед за мной. Хорошо, что она здесь. Это дает надежду: возможно, она все еще верит в меня.

Достаю спортивную сумку и начинаю лихорадочно набивать ее первой попавшейся одеждой. Мне слишком больно от того, что мама меня выгнала и родной дом теперь стал для меня чужим, поэтому я не способен мыслить здраво. Рассеянно вытаскиваю из шкафа рубашки. А вдруг я ухожу навсегда? Вдруг мама никогда меня не простит? На всякий случай запихиваю в сумку столько вещей, что та едва застегивается.

Тишину нарушает хрипловатый голос Иден. В нем явственно звучит тревога.

– Куда ты теперь?

Вскидываю сумку на плечо и наконец осмеливаюсь посмотреть на Иден. Она, кажется, напугана не меньше меня. Я все уничтожил… Вновь остро чувствую свою вину перед ней и отворачиваюсь. Если чуть дольше посмотрю на нее, не выдержу и заплачу.

– Не знаю, – честно отзываюсь я. Во рту пересохло. Мысли путаются. Захожу в ванную, а Иден останавливается на пороге. Куда же мне идти? Я ведь еще подросток. На меня столько всего навалилось… Как же со всем этим быть? – Может, к Дину. А может, еще куда-нибудь. Башка совсем не варит.

Помедлив, Иден тихо спрашивает:

– Ты действительно начал продавать наркотики?

Она хочет услышать правду, да и не время сейчас лгать, но как же тяжело в этом признаться… Облокотившись о раковину, глубоко вздыхаю и, потупившись, бормочу:

– Совсем недавно.

– Зачем? – едва слышно шепчет Иден.

Казалось бы, простой вопрос, но на него трудно ответить. Я ведь и сам толком не понимаю, зачем.

– В это очень легко… втянуться. – Удивительно, что я еще нахожу в себе силы что-то вякать. У меня стучит в висках, к горлу подступает тошнота, руки дрожат. – А Тиффани так разозлилась, что наверняка донесет на меня копам.

– Даже не верится, что она… – Иден, словно подавившись этим словом, умолкает.

– Мне тоже.

Открываю шкафчик над раковиной, и тут внезапно до меня наконец в полной мере доходит: Тиффани беременна. Я не готов… не готов! Мне всего семнадцать. Я страдаю депрессией. Я родился, когда отцу было столько же, сколько мне сейчас, и вот к чему это привело. Боюсь стать таким же, как он. Я не могу растить ребенка! Мои родители по крайней мере любили друг друга. В отличие от нас с Тиффани.

Похоже, меня сейчас вырвет. Быстро склоняюсь над унитазом, опершись о стену. Желудок мучительно сжимается, хотя ничего не происходит.

– Черт! – хриплю я.

– Даже не знаю, что сказать. – Иден подходит ближе и гладит меня по спине. Продолжаю стоять, согнувшись над унитазом, и тяжело дышу. – Что же теперь будет с нами?

– С нами?

– С нашими отношениями, – уточняет Иден. – Ты вернешься к Тиффани?

Новый приступ тошноты едва не выворачивает меня наизнанку, и все же я чудом сдерживаю рвоту. Вздыхаю и выпрямляюсь. Голова кружится, мне совсем плохо. Я в любой момент могу потерять сознание. Поворачиваюсь к Иден. Видно, что ей тоже страшно.

– Понятия не имею, – бормочу я. Сейчас я не в состоянии рассуждать о том, что будет между нами. Прежде всего нужно найти ночлег и поговорить с Тиффани. Все остальное – позже. – Дай мне сначала разобраться с другими проблемами.

– И я понятия не имею, – сникает Иден.

Достаю из шкафчика над раковиной бритву и зубную щетку и кладу их в сумку. Пора уходить. Мама хочет, чтобы я покинул дом, а я не заслуживаю даже того, чтобы просить у нее прощения.

– Возьми. – Иден кивает на что-то, лежащее в шкафчике, и печально улыбается. – На случай, если будет совсем тоскливо.

Проследив за ее взглядом, понимаю, что Иден говорит о бутылочках с антидепрессантами на верхней полке. В горле вновь встает ком. Я практически никогда не пью таблетки, предпочитая им другое средство. Пусть оно запрещено законом, зато помогает гораздо лучше. Сейчас мне как никогда нужна доза, но я запрещаю себе об этом думать. Моя жизнь и так летит под откос. Нельзя еще больше усугублять положение, поэтому послушно сую баночки в сумку. Не уверен, что буду их принимать, но попытаюсь. И ради Иден, и ради себя самого.

Снова смотрю на Иден – девушку, которую я по-настоящему полюбил. Она все еще со мной, несмотря на то, что обо мне узнала. Искренне за меня переживает, хотя я этого не заслуживаю. Жаль, что я не могу дать ей большего. Иден слишком хороша для меня. Я ее недостоин.

Вместо слов прощания привлекаю ее к себе и, закрыв полные слез глаза, утыкаюсь лицом ей в макушку. И почему я раньше так не обнимал Иден? Удивительно приятно просто стоять с ней рядом, наслаждаясь ее нежностью и теплотой. Мы ведь созданы друг для друга. Иден обхватывает меня за талию и прижимается щекой к моей груди. Как же не хочется расставаться…

Целую Иден в лоб и тихо обещаю:

– Я все улажу.

Потом в последний раз стискиваю ее в объятиях и наконец с грустью отстраняюсь от нее. Моя бы воля, я бы никогда с ней не разлучался! Как жаль, что все так вышло…

Ободряюще киваю Иден и выхожу из ванной. Мне мучительно тяжело покидать этот дом. Плетусь в коридор, не оглядываясь, потому что чувствую: стоит мне еще раз на нее посмотреть, и я разрыдаюсь.