Потупившись, Иден нервно складывает руки на груди.

– Мне надо еще кое-куда заскочить, – выдавливаю я.

Она снова поднимает на меня глаза.

– Куда?

– Неважно. – Черт! Надеюсь, она не собирается устраивать мне допрос. Боюсь опять на нее наехать. – Иди без меня. – Мысленно умоляю Иден, чтобы она хоть раз меня послушалась. – Я буду минут через двадцать.

– И все-таки, куда ты?

Ну вот, опять Иден донимает вопросами. Изо всех сил сдерживаю гнев. Если она не отстанет, я в конце концов взорвусь!

Иден смотрит из-под густых темных ресниц, ожидая ответа. Ясно, что она действительно беспокоится. Ее розовые губки слегка приоткрыты.

– Черт! – Всплеснув руками, пытаюсь сбежать в свою комнату, однако Иден следует за мной. Вот зараза, какая же упрямая!

– Ну что опять не так? – недоумевает Иден. – Я всего лишь спросила, куда ты идешь.

– Собираюсь кое с кем пересечься. Устраивает? – отрезаю я. Чувствую, что уже выхожу из себя. Хоть бы она поскорее от меня отцепилась. – Надо забрать одну фигню, и вообще – не лезь!

И сейчас эта фигня нужна мне, как никогда.

Иден умолкает, явно расстроенная.

– Пересечься с Декланом, – догадывается она. – Он не придет на вечеринку, поэтому ты решил сходить к нему сам. Так?

Глубоко вздыхаю. Иден видит меня насквозь. Она все поняла и без боя не сдастся. Чтоб ей! Приятно, конечно, что Иден за меня переживает и пытается помочь, но именно сейчас мне необходимо идти. Без дозы я долго не выдержу.

– Слушай, вали на свою чертову вечеринку! – смерив ее сердитым взглядом, цежу я.

– Нет, – повысив голос, заявляет она и решительно подходит ко мне. – Никуда ты не пойдешь. Я тебя не пущу.

Приблизившись к Иден почти вплотную, нависаю над ней. Угрожающе сощурившись, смотрю ей в глаза и твердо возражаю:

– Иден, ты не сможешь меня удержать.

– Ты прав, – раздраженно откликается она и сердито качает головой. В ее светло-карих глазах отражаются чувства, которые я успел возненавидеть: беспокойство, огорчение, осуждение и, что хуже всего, жалость. – Действительно, не могу, потому что тебе наплевать. На все. Наплевать, что однажды твой организм не выдержит, или ты не рассчитаешь дозу и умрешь. Наплевать, что тебе всего семнадцать, а ты уже сидишь на кокаине. Ведь так? – Она ждет, я молчу. – Единственное, что тебе важно, – казаться этаким мачо, чтобы круто выглядеть на вечеринках. Но, знаешь, жалкое зрелище!

Опять это слово – жалкий. Хотя, конечно, так и есть. Иден права во всем, кроме одного: я не стараюсь круто выглядеть на вечеринках, я просто хочу не думать о том, что произошло, и не показывать своей слабости.

– Вот это-то как раз мне и не важно, – вздыхаю я.

– А что важно? – Иден изо всех сил добивается от меня правды. Она стоит так близко, что я не замечаю ничего, кроме мучительной жалости в ее взгляде. – Быть таким же, как все твои недоразвитые друж…

– Для меня это способ забыться! – не дослушав, срываюсь я.

Черт. Ну вот, выболтал. Зажмуриваюсь, чтобы не смотреть на Иден, не видеть ее сострадания к человеку, который вынужден таким идиотским образом каждый день бороться со своим прошлым. Тяжело дышу, пытаясь успокоиться.

– Это способ уйти от гребаной реальности, чтоб ее, – тихо добавляю я и снова открываю глаза.

Пожалуй, порой стоит напоминать об этом и самому себе.

Иден молчит. Во мне вновь вскипает гнев – не только на Иден, но и на себя. За то, что поступаю как последний придурок, и Иден это видит. За то, что при ней не получается притворяться крутым, что я для нее – открытая книга. Злюсь, потому что на ее лице промелькнуло понимание.

– И прямо сейчас мне чертовски необходимо забыться, – признаюсь я.

Внезапно Иден, прильнув ко мне, обхватывает ладонями мое лицо и целует меня. Все это происходит молниеносно, и я застываю от неожиданности. От переполняющих нас чувств воздух вокруг словно электризуется и начинает искриться. Закрываю глаза, наслаждаясь вкусом ее губ, теплом ее тела. Сжигающая изнутри ярость исчезает, уступая место какому-то иному, еще неизведанному чувству. Может, это облегчение? Нет, наверное, что-то другое… Сейчас я могу думать только об Иден. О том, что целую эти губы, пухлые и влажные, которые уже несколько недель не дают мне покоя. Как же они меня притягивают! Я дотрагиваюсь до щеки Иден и уже собираюсь поцеловать ее по-настоящему, когда она вдруг отстраняется.

Открываю глаза и встречаюсь с ней взглядом. В распахнутых глазах Иден замешательство и страх, руки дрожат. Неужели то, что сейчас между нами произошло, – правда? Неужели это случилось на самом деле?

Внезапно до меня доходит: я действительно испытываю облегчение. Я долго не мог взять в толк, что же меня привлекает в Иден. Почему я так рад, что она за меня волнуется? Что мешает мне в общении с ней строить из себя крутого парня? А теперь понимаю: Иден мне нравится. Нравится, что она задевает за живое, испытывает, проверяет, старается заглянуть мне в душу и, в отличие от остальных, искренне за меня переживает. Нравится, что с ней можно быть самим собой, жалким и несчастным Тайлером. Нравятся ее хрипловатый голос, полные губы и светло-карие глаза.

– Я не хотела, – запинаясь, бормочет Иден. – Даже не знаю… не знаю, как это вышло… как-то само собой… Я не… Прости, я лишь пыталась… отвлечь тебя.

Не в силах противиться желанию вновь почувствовать вкус ее губ, я сам притягиваю Иден к себе и целую ее так неистово, что она отступает назад и упирается спиной в стену. В этот раз наш поцелуй именно такой, каким и должен быть: пылкий, страстный и глубокий. Иден с готовностью отвечает на ласки и, дрожа от возбуждения, проводит ладонью по моей груди. Я запускаю пальцы в ее густые волосы и, обхватив ее за талию, еще теснее прижимаю к себе.

И вдруг замираю. Ведь Иден – моя сводная сестра. Я целую сестру.

Нехотя отрываюсь от нее, размыкаю объятья и заставляю себя отойти. Тяжело дыша, мы с раскаянием смотрим друг на друга. Меня переполняет отчаяние.

Уверен, Иден думает о том же.

Мы – брат и сестра.

31

Пятью годами ранее

Проснувшись утром, сразу понимаю: что-то не так. Запястье распухло, в нем пульсирует боль. Осторожно одеваюсь. Каждое движение причиняет страдания. Не могу даже пошевелить пальцами.

От одной мысли, что сейчас придется идти в кухню и завтракать, мне становится дурно. Я точно не смогу спрятать от мамы пластырь на лбу.

И все-таки заставляю себя выйти из комнаты и спуститься по лестнице. Медленно плетусь по ступенькам, ломая голову, чем бы на этот раз объяснить свои травмы. Глупо врать, что я снова упал с лестницы: невозможно быть настолько неуклюжим.

В коридоре у меня начинают стучать зубы. Не потому, что холодно, а потому, что я боюсь заходить в кухню. Оттуда доносятся голоса родителей. Отец что-то говорит – мягко, ласково. Слышен смех Чейза. Как получается, что они вместе так счастливы?

Прерывисто вздыхаю и, собравшись с духом, вхожу. Мама стоит ко мне спиной, роясь в ящике с ложками и вилками. Джейми и Чейз сидят за столом, рядом с папой. Никто не подозревает, каким злым и жестоким он был вчера. Сейчас отец, довольно улыбаясь, пьет кофе, спокойно откинувшись на спинку стула. Но вот он видит меня, и его улыбка исчезает. Я так напуган, что едва дышу. Отец оглядывает меня и, вероятно, замечает пластырь на лбу. Его изумрудные глаза наполняются раскаянием, и он, виновато потупившись, плотно сжимает губы.

– Тайлер, как это тебя угораздило? – Повернувшись ко мне, мама указывает ложкой на пластырь.

– Поскользнулся, когда выходил из душа, – бормочу я сквозь зубы. Наверное, я великолепный актер, раз даже мама не чувствует, что я вру. – Ударился лбом о раковину. Ничего страшного.

Отец по-прежнему молчит, не поднимая головы. Усаживаюсь на стул рядом с Джейми. Мама беспомощно вздыхает:

– Какой же ты у меня невезучий, Тайлер.

Она ставит тарелку с тостами на стол и ерошит мои волосы.

– А почему у тебя запястье стало таким огромным? – спрашивает Чейз.

Оборачиваюсь к нему. Чейз со смесью любопытства и страха рассматривает мою руку.

Отец быстро поднимает на меня взгляд, и на его лице проступает ужас. Он напряженно распрямляет спину.

Мама берет меня за плечо и обеспокоенно наклоняется ко мне.

– Господи! – охает она, с тревогой разглядывая мое запястье. – Как это случилось?

– Все нормально. – Поспешно прячу руку под стол, чтобы родители ее не видели, но из-за резкого движения меня пронзает такая невыносимая боль, что я подскакиваю на месте. Вообще-то запястье действительно выглядит странно. Оно как будто согнуто в другую сторону. Не мог же я снова его сломать?

– Нет, ненормально. – Мама хватает со стола телефон и начинает торопливо набирать номер. – Я звоню доктору Колману. Пусть тебя осмотрит. В школу сегодня не пойдешь. – Нервно закусив губу, она подносит телефон к уху. – Воспаление очень сильное.

– Покажи! – Чейз заинтересованно соскакивает со стула и, подбежав ко мне, заглядывает под стол.

Неохотно приподнимаю руку, и Чейз с восхищенным изумлением рассматривает мое распухшее запястье. Вряд ли он бы так радовался, если бы знал, что это произошло из-за отца.

– Разве тебе не нужно сегодня в суд? – тихо напоминает маме отец.

Его голос звучит ласковее, чем обычно.

Джейми и Чейз оба изучают мою травму.

– Черт! Совсем забыла. – Мама, все еще прижимая к уху телефон, трет висок.

– Я его отвезу, – предлагает отец. – Не волнуйся, сегодня у нас не так много работы. В офисе справятся и без меня.