– Мы не брат и сестра, – возражает Иден.

– И слава богу! – огрызаюсь я.

Кстати, я рад, что Иден так думает. Не хотелось бы, чтобы она относилась ко мне как к брату. Я-то ведь не считаю ее сестрой. И не могу воспринимать ее так же, как Джейми и Чейза. Она для меня просто… просто девушка. Причем очень симпатичная.

Иден раздраженно хмыкает и выходит из кухни на лужайку позади дома. Дин опирается на стол и качает головой.

– Ты чего с ней так разговариваешь?

– Я со всеми так разговариваю, – защищаюсь я. Стараясь не встречаться с ним взглядом, отвинчиваю крышечку и отпиваю воды из бутылки.

Конечно, я не должен был грубить Иден. С другой стороны, Тайлер Брюс – циник и грубиян.

– Брось эти штучки, – Дин вздыхает. Он, как и Иден, не боится критиковать меня за идиотские поступки. Дин иногда пытается вызвать меня на откровенную беседу и выяснить, в чем проблема. А я всякий раз утверждаю, что все отлично. Я же Тайлер Брюс, крутой парень с сексапильной подружкой и дорогущей тачкой. – Иден классная девчонка.

– С чего ты взял? – вскидываюсь я.

Не хочу обижать Дина, но не могу с собой совладать. Когда он успел составить мнение об Иден? Он ее даже толком не знает!

– Я подбросил Иден домой после вечеринки у Остина, где ты так по-свински с ней обошелся. – Дин сует руки в карманы. – А в субботу, когда была тусовка у Деклана, мы ходили на концерт группы «La Breve Vita». Зачем ты вообще позвал Иден к этим наркоманам? Совсем спятил? Хорошо хоть, Джейк оказался рядом и вытащил ее оттуда.

– Да, я уже понял. – Первый раз слышу, что Иден ходила на концерт с Джейком и Дином. Зато мне давно известно, что она всю ночь провела с этим Максвеллом. – Джейк утром привез ее домой.

Дин округляет глаза.

– Да ты что? – Несколько секунд он, моргая, смотрит на дверь, за которой скрылась Иден. – Черт! Они действительно вместе уехали после концерта, но я понятия не имел, что она осталась у Джейка на ночь. – Помолчав, Дин тихо добавляет: – Сдается мне, Иден уже у него на крючке… Ладно, нам пора.


Нервно сжимая руль, ерзаю на сиденье и то и дело беспокойно оглядываюсь по сторонам. Никак не могу собраться с мыслями. Сердце учащенно бьется. В кармане правой передней дверцы лежит пакетик с марихуаной.

Какого черта эта девица назначила встречу именно здесь, на пирсе? Хотя сегодня среда, рабочий день, мимо моей машины проходят толпы народа. Жду покупательницу и наверняка чем дольше тут сижу, тем подозрительнее выгляжу. Хотя я уже пару дней помогаю Деклану, нервничаю так впервые. Вероятно, потому что на этот раз я должен толкнуть марихуану в самом популярном месте города.

На коленях жужжит мобильный. Сообщение от Стейси, нашей клиентки? Нет, просто Тиффани прислала фото своего нового маникюра. Она выбрала голубой цвет – наверное, потому, что он подходит к глазам или что-то типа этого. «Только что из салона. Как тебе???»

Мне, честно говоря, не очень: в постели Тиффани своими острыми ногтями каждый раз расцарапывает мне всю спину. Тем не менее не хочу нарываться на скандал, поэтому набираю: «Классно! Как вы с девчонками провели день?» С Тиффани лучше не ссориться.

«Хорошо. В субботу собираемся устроить у Рейчел вечеринку в честь дня рождения Меган. Так что это время не занимай», – пишет Тиффани. Я не успеваю ей ответить: приходит еще одно сообщение вдогонку первому. «Только не говори Деклану Портвуду и его придуркам. Они идиоты, и мы не хотим их видеть на нашей тусовке».

Закусываю губу. Тиффани не в курсе, что я – один из придурков Деклана и прямо сейчас работаю на него. Я обещал не иметь с ним никаких дел, поэтому надо быть очень осторожным. Если Тиффани узнает, чем я занимаюсь…

«Договорились», – отвечаю я и даже добавляю в конце смайлик.

В этот момент кто-то меня окликает:

– Эй!

Оборачиваюсь и вижу, что в открытое окно машины заглядывает девушка. Пряди волос спадают ей на лицо.

– Ты Тайлер, да?

Она чуть улыбается и как можно незаметнее кидает в окно деньги. На сиденье падают пятнадцать долларов. Значит, это и есть Стейси.

– Внизу, – одними губами шепчу я.

В горле совсем пересохло. Сердце колотится еще сильнее. На пирсе полно народу. Мы со всех сторон окружены людьми!

Стейси нагибается и оглядывает салон машины. Я напряженно жду. Через несколько секунд она наконец замечает пакетик с марихуаной и, ловко вытащив его через окно, быстро сует в карман джинсов.

– Спасибо. Увидимся.

И она уходит как ни в чем не бывало, смешавшись с толпой на пирсе.

Вздыхаю с облегчением. Сердце все еще продолжает бешено стучать, и какое-то время я сижу неподвижно, стараясь выровнять пульс и дыхание. Наконец начинаю успокаиваться. Как только Калеб проворачивает такое каждый день? Я всего третий раз сбываю наркотики, а уже чувствую себя гребаным параноиком.

Внезапно у меня над ухом раздается стук. Подскочив, в испуге поворачиваюсь, смутно подозревая, что Стейси вернулась за добавкой. Но все гораздо хуже. Вместо юной наркоманки из колледжа у машины стоит коп и, уперев руки в бока, пялится на меня через темные очки. Его нагрудный знак поблескивает на солнце.

Господи, он все видел, все понял. Поймал меня с поличным.

Сердце пускается в бешеный галоп. Мне становится трудно дышать. Живот скручивает от страха. Молча опускаю окно, всей душой надеясь, что полицейский не почувствует мой испуг.

– Хорошая машинка. – Коп одобрительно кивает. – Какого она года?

Что? Растерянно хмурюсь, не понимая, шутит он или нет. Нервно сглотнув, заставляю себя выдавить:

– М-м-м… Две тысячи седьмого.

Неужели он и правда пришел поговорить о машине, а не о проданной наркоте?

– Хорошая, – повторяет полицейский и, отступив назад, задумчиво оглядывает колеса.

Я сижу, не веря своему счастью, пытаясь унять сердцебиение. Коп снова подходит ближе и опирается о дверцу «Ауди».

– Где-то я тебя уже видел, – задумчиво бормочет он и снимает очки, чтобы получше меня рассмотреть.

Сердце, только что рвущееся из груди, замирает. Я узнаю копа. Фамилия, написанная на его нагрудном знаке, подтверждает мою догадку. Гонсалес. Тот самый полицейский, который приезжал к нам, когда отец… когда все закончилось.

– Вряд ли, – торопливо возражаю я, уставившись на руль. Боюсь встречаться с ним взглядом. Не хочу, чтобы он вспомнил, кто я такой и как мы познакомились.

– Точно видел, – настаивает полицейский и, сосредоточенно морща лоб, наклоняется ко мне. – Ты сын Эллы Грейсон, так?

Поднимаю на него глаза. Как он понял, кто я? Ведь столько времени прошло…

– Она теперь не Грейсон, – бормочу я. Отпираться бессмысленно, поэтому признаюсь: – Да, это я. Тайлер.

– Ну конечно! – Полицейский хлопает себя по лбу, а затем, помрачнев, умолкает.

Он хмурится и несколько мгновений не произносит ни слова. В его прищуренных глазах застыло странное выражение… жалость! Да, черт возьми, гребаная жалость!

– Ну, как дела? Ничего? – тихо спрашивает он.

Мне становится совсем тошно.

– Нормально, – мямлю я и начинаю ковырять дырку на джинсах.

– Рад слышать.

Я ничего не отвечаю и продолжаю сидеть потупившись. Пульс опять учащается.

– Ладно, удачи тебе, Тайлер.

Похлопав на прощание по дверце машины, он наконец уходит, чтобы следить за порядком на пирсе.

Смотрю ему вслед. Мне всегда нравился полицейский Гонсалес. Он хороший человек. Я благодарен ему за то, что он не задает лишних вопросов: я их не люблю. Особенно ненавижу, когда спрашивают, как мои дела. Потому что дела мои плохи.

29

Пятью годами ранее

Отец опять злится. Не понимаю, за что именно, и неважно; главное, во всем виноват я. Отец никогда не сердится ни на Джейми с Чейзом, ни на маму. Значит, со мной что-то не так. Я не был запланированным, долгожданным ребенком. Из-за меня отцу пришлось поменять образ жизни. Мое появление слишком многого его лишило. Это из-за меня папа стал чудовищем.

Сегодня один из худших вечеров. Я отключил сознание и стараюсь ни о чем не думать. Мама ушла на встречу с друзьями. Каждый месяц они собираются в кафе. Представляю, как она сидит сейчас с ними, пьет коктейли и смеется. Жаль, что мамы нет дома. Тогда бы она могла меня защитить. Но я хочу, чтобы мама была счастлива. Я очень люблю ее улыбку, добрую и веселую.

Наверное, у отца опять что-то стряслось на работе. Я учил уроки, как он и хотел, а потом спустился попить воды.

Отец, нервно дергая себя за волосы, лихорадочно просматривал в кухне какие-то бумаги. Конечно, мне надо было сначала доделать все задания, а потом уже выходить из комнаты. Я почти закончил, мне осталось ответить только на один вопрос. Это заняло бы не больше минуты.

Отец вопит, изрыгая проклятия, перемежая английские ругательства с испанскими. Его яростный, почти безумный взгляд пугает так, что я в ужасе зажмуриваюсь. Он поднимает меня легко, как пушинку. Мгновение – и я лечу через всю кухню. Сбиваю по дороге стул и неловко шмякаюсь на пол, успев вытянуть перед собой руку. Запястье пронзает боль, резкая и острая, хотя все же не такая сильная, как в прошлый раз. Значит, ничего страшного, перелома нет.

Меня подхватывают с пола. Все тело ноет. В челюсть врезается твердый, как камень, кулак. Отец что-то орет, смысл его слов до меня не доходит. Я даже не пытаюсь вырваться. Он снова швыряет меня в другой конец кухни, и я бьюсь лбом об угол стола. Дотрагиваюсь до свежей ссадины и чувствую, как из нее течет кровь. Сейчас отец снова встряхнет меня, снова будет кричать… Ничего не происходит. Слышится звон и новые ругательства. Затем глухой стон, глубокий вздох и удаляющиеся шаги. И, наконец, грохот захлопываемой двери.