Ирина Николаевна зажала руками уши и направилась на кухню. В недрах холодильника она нашла початую бутылку водки, налила себе рюмку и залпом выпила. В отличие от вина, водка совершенно не испортилась – осталась такой же мерзкой и горькой, как была полгода назад.

Петрова убрала бутылку на место… и замерла у закрытого холодильника. Она вдруг ясно, во всех деталях увидела волшебную ночь страсти Марины и Володи. Ирина Николаевна видела ее не последовательно, минута за минутой, а всю сразу, от горячего пролога до терпкого и нежного финала.

Она вернулась к компьютеру и начала быстро-быстро писать, чтобы не упустить ни одного кадра из этой феерической картины.

Звуки из-за стены то ли утихли, то ли попросту больше не имели значения.

После часа напряженной работы Ирина оторвалась от монитора и с чувством выполненного долга отправилась на кухню за чаем.

Она была страшно горда собой – то, что она написала, обещало стать лучшим моментом ее произведения.

Страсть, накал, нежность – все слилось в одну незабываемую картину.

Ирина собиралась налить себе чай, а потом вернуться в комнату и перечитать написанное, для того чтобы еще раз пережить вместе с Мариной эти чудесные мгновения.

Грезы

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь.

Но сразу хочу предупредить, что утро для меня – это не время суток до двенадцати, а несколько часов после того, как я проснулась.

Итак, сегодня утро у меня начиналось в час дня.

Я влезла в халат и, автоматически шепотом приговаривая: «Иду, иду…» – потащилась к двери. Глаза пока решила не открывать.

За дверью стоял Володя.

– Нужно спрашивать «кто там?», – сказал он.

– Кто там? – послушно спросила я.

– Это я.

– Очень хорошо.

– Я привез тебе сумочку, ты забыла ее вчера в моей машине.

– Да?!

Я даже проснулась от неожиданности. Учитывая то, что в сумочке были права и документы на мою машину, ее потеря могла мне дорого обойтись.

– Может, ты пригласишь меня в квартиру? – спросил Володя.

– Ах да, конечно.

Я потеснилась, давая ему пройти. И поймала себя на том, что автоматически сдерживаю дыхание.

Коридор вдруг стал тесным, казалось, что мы не в состоянии в нем разминуться.

Я в панике отскочила в комнату.

– Ладно, я сейчас сварю тебе кофе. Ты п-п-посиди на кухне, а я оденусь.

Мало того что я начала заикаться от волнения, так еще и покраснела в конце этой тирады.

Интересно, это старость? Или просто вчера перепила?

Страшно на себя злясь, я начала быстро приводить в порядок комнату, запихивая в шкаф все, что плохо лежит.

– Где у тебя кофе?

От неожиданности я чуть не подпрыгнула.

Володя стоял в дверях и спокойно наблюдал, как я судорожно сую в шкаф моток, состоящий из горы свитеров, покрывала и моего нижнего белья.

– Я же сказала, посиди, я сейчас приду.

– А мне внезапно захотелось тебя порадовать.

– Тогда иди домой…

Володя лениво оторвался от двери и медленно подошел ко мне.

– Ты правда этого хочешь? Тогда попроси меня уйти.

Он подошел близко-близко и говорил, почти касаясь меня губами:

– Если ты меня убедительно попросишь, я уйду.

Я очень плохо соображала. Я нежно прижимала к себе одежду и пыталась придумать язвительный ответ. Но мозг уже был парализован. Он растекся по черепу и вяло там плескался, даже не пытаясь работать.

– Уходи, – просипела я.

– Неубедительно, – сказал Володя и принялся нежно целовать меня в шею.

– Пожалуйста, – попросила я.

– Я сделаю все, что ты захочешь. Вот этого ты хочешь?

Нежный поцелуй.

– Да.

– Хорошо… А вот этого?

– Да…

– Мне уходить?

– Нет…

– А можно, я пока заберу у тебя эти вещи? Хотя, в принципе, они мне не мешают…

Я с удивлением посмотрела на то, что прижимаю к себе, и просто разжала руки. Для меня уже переставал существовать окружающий мир.

Жизнь

На этом месте Ирина Николаевна прервала чтение с бешено колотящимся сердцем. Отошла к окну, залпом выпила остывший чай.

Она настолько сжилась с Мариной, что уже практически чувствовала удивительно нежные поцелуи Володи. Она зажмурилась, чтобы получше рассмотреть его лицо, но оно выглядело размытым. И тут она впервые задумалась о том, как выглядит ее герой.

Безусловно, высок. Конечно, брюнет. И плечи широченные.

Ей сразу вспомнился парень из последнего пионерлагеря. Первая любовь – спортсмен, косая сажень в плечах. Когда после очередной дискотеки он пошел ее провожать и через пять минут полез целоваться, никакого удовольствия Ира не получила. Вовсе наоборот: воняло дешевым куревом, он противно сопел и всю ее обслюнявил.

Володя не такой. Он умеет целоваться, он знает, как доставить женщине удовольствие.

И опять что-то не то… Петрова долго думала, что же ее смущает, бродила по квартире, представляла себя на месте Марины. Вот Петрова спит, звонок в дверь, она накидывает халат и идет открывать, там стоит Володя – то есть мужчина, который ей нравится. Он ее целует.

О чем она думает?

О том, что не накрашена, о том, что под халатом у нее семейные трусы и растянутая майка вместо пижамы. О том, что за последнее время она набрала семь килограммов и уже года три не загорала.

Как при этом женщины умудряются терять голову, непонятно… Неужели счастливы только красотки с обложек журналов? Или все остальные тетки мира, кроме нее, каждый день перед сном надевают лучшее сексуальное белье, чтобы утром (если вдруг к ним забежит прекрасный принц) выглядеть сногсшибательно?

Вот, например, Танька не худышка. А мужиков – толпа. Как ей удается не думать о том, что сейчас ее разденут и увидят все эти складочки вместо талии?

Как им вообще удается не думать? Может, дело в мужчине? Но тогда следующий вопрос: сколько женщин должно было быть у этого Володи, чтобы он научился так целоваться, что для Марины немедленно перестал существовать окружающий мир?

Неужели Володя, ее Володя, банальный бабник?

А Марина, дурочка, этого не понимает. Она в него влюбится, а он ее бросит, как и все свои предыдущие жертвы!

– Вот понаписывают всякой ерунды! – в сердцах сказала Ирина.

Компьютер согласно моргнул. Потом согласно моргнул свет. А потом все погасло, потому что согласно моргнуло что-то в ближайшей подстанции.

Когда электричество включили, выяснилось, что все электроприборы не пострадали, только компьютер почему-то не сохранил последние изменения в файле. Вся эротика была безвозвратно утеряна.

Но Ирину это теперь совершенно не расстроило. Она даже обрадовалась, что постельная сцена пока не состоялась. Все-таки нельзя так сразу – нужно получше узнать друг друга.

В конце следующего дня Петрова вспомнила о своем трагическом непоходе в клуб. Двое суток гнала от себя мысли о нем, а тут решила, что стоит все-таки позвонить Лене и извиниться. И сказать что-нибудь приятное.

Лена взяла трубку, кажется не дождавшись гудка.

– А, это ты, – сказала она разочарованно.

Ирина Николаевна решила пока не обижаться.

– Да. Привет. Ты извини, что я не пошла. Там срочно нужно было… Я очень хотела…

Лена продолжала хамить – молчала.

– А ты так здорово выглядишь. Очень похорошела. У вас с мужем что, второй медовый месяц?

Трубка издала неразборчивый прерывистый звук. Петрова почему-то вспомнила соседей и их ночь любви.

– Если я не вовремя, – торопливо начала Ирина Николаевна, но трубка перебила ее новым звуком, еще более душераздирающим.

– Я беременна! – вдруг проплакала Лена. – Понимаешь? Ребенка я жду! Поэтому и грудь, и все… Что мне делать?

Петрова понимала, что от нее ждут ответа, и ляпнула первое, что пришло в голову:

– Ну, ничего, все как-нибудь образуется.

– Что образуется? Пузо образуется? Так оно уже образовывается! И грудь еще растет!

«Далась ей эта грудь»,– подумала Ирина Николаевна.

– А я реву, – продолжила Лена, хотя это можно было и не пояснять. – А он все время спрашивает, а что я ему скажу?

– «Он» – это кто? Врач?

– Херач! Муж спрашивает! Не могу же я ему сказать, что это не его ребенок.

Петрова почувствовала легкое головокружение и села на диван.

– Как не его?

– А вот так. У меня уже полгода другой мужчина. А он не знает! А он знает, но боится, что он узнает!

Ирина Николаевна пожалела, что подруга не завела себе на стороне женщину. Тогда было бы понятно: «он» – муж, «она» – любовница. Пришлось выпытывать правду по кусочкам. Вырисовалась трагическая картина: Лена залетела от любовника, о существовании которого законный супруг не имеет ни малейшего представления.

– Как же тебе удается мужа обманывать? – не удержалась Петрова.

– Тоже мне, проблема. Он же с работы придет – и к телевизору. Он о моих приключениях узнает, только если о них в новостях расскажут.

Таким образом, муж о предстоящем ребенке вообще не знает, любовник знает, но не хочет, а сама Лена… Тут начиналось самое сложное.

С одной стороны, Лена ребенка хотела давно, поэтому об аборте речи не было. То есть была, и даже экспрессивная, но сводилась она к одному тезису: «Буду рожать, и пошли они все…»

С другой стороны, муж за измену может и выгнать из дому. Или, скажем, сам уйти, что в такой ситуации одинаково плохо. Поэтому правду ему говорить нельзя.

С третьей стороны, отец будущего ребенка таковым становиться не собирался. У него есть своя жена и две девочки. Бодаться еще и с ними Лена не собиралась.

– Значит, – попыталась Петрова сделать логичный вывод, – скажи мужу, что это от него.

Сказала – и самой стало противно. Врать собственному мужу, да еще в таком важном деле! Жить во лжи… Ведь ребенок вырастет, правда все равно вылезет наружу. Сейчас Лена обматюгает свою школьную приятельницу, и правильно сделает. Скажет: «Нет уж, лучше сразу сказать правду. А там – будь что будет».