Следующие несколько часов моей жизни можно смело записывать в самые поганые. Я пыталась поймать такси, которое меня отбуксирует. Убила уйму времени, промокла как мышь и замерзла как собака. В автосервисе моего механика не было, а ко второму была очередь из трех машин. В этой очереди я провела еще два часа.

Когда до меня все-таки дошли руки, выяснилось, что помочь мне может только электрик, который сегодня был утром, а завтра будет только после обеда.

Я заплакала. Мне дали телефон электрика.

Час я его ждала. И лучше бы он не приезжал, потому что, провозившись еще сорок минут, он выяснил, что погорела какая-то маленькая «бздюлька», которой у них нет, и будет она в лучшем случае дня через четыре. Содрал с меня деньги за экстренный вызов, но согласился подвезти до метро.

До чего я докатилась?! Я радуюсь, что мужик согласился подвезти до метро! Он даже не сам это предложил, я попросила, он согласился, и я этому радуюсь…


Очнулась Ирина уже в вагоне метро. Как ушла с работы и распрощалась с Юрием, помнила смутно.

Она сидела в вагоне и рассматривала свое отражение в окне напротив. И думала о том, что где-то в другом вагоне точно так же сейчас сидит Марина. Голодная, промокшая, замершая. Сидит и смотрит на свое отражение. И думает о том, какая еще гадость может с ней случиться. Настроение у нее отвратительное, начинает болеть горло, а едет она в пустую квартиру, где ничего нет в холодильнике и никто не принесет ей в постель горячий чай. Володя не звонит. Значит, ему все равно, где она и что с ней…

– Девушка, извините, можно с вами познакомиться?

– Что?

Это был первый в истории случай, когда с Ирой пытались познакомиться в транспорте. Но она не смогла даже насладиться этим экстраординарным моментом – мысли ее были далеко, рядом с несчастной Мариной. Наверное, выглядела Петрова при этом весьма таинственно.


– Девушка, извините, можно с вами познакомиться?

– Что?

Я не верила своим ушам, глазам и прочим органам чувств. Ладно глаза, они у меня сегодня были заплаканы так, что я мало что видела. Но уши меня никогда не подводили. Да и прочие органы чувств – нос – ощущали запах недорогой, но приятной мужской туалетной воды.

– Извините, – сказал молодой человек в черной куртке, – я обычно себе такого не позволяю. Просто… вы такая несчастная. И такая красивая.

«Съём, – у меня не было душевных сил даже ужасаться. – Банальнейший съём в общественном транспорте. Хана».

– Спасибо, – сказала я. – У меня все отлично. Я не нуждаюсь в чьей-либо помощи.

Бабушка на сиденье рядом вдруг вскинула голову и бросилась к выходу, хотя до станции было еще далеко. Парень ловким движением коренного столичного жителя занял освободившееся место.


– …вы прямо тургеневская девушка, – донеслись до Иры слова молодого мужчины, который успел обосноваться рядом с ней. – В глазах таинственная дымка, лицо исполнено задумчивости.

Похоже, это была не первая реплика, обращенная к Петровой. «Раз уж не отшила сразу,– подумала она, – надо что-то ответить, а то неудобно получается».

– Читаете Тургенева? – спросила Ира.

– Нет. Но я много и вдумчиво слушаю радио. Петрова улыбнулась. Попутчик ей попался забавный.


Я невольно улыбнулась. Попутчик попался забавный – рассуждал о современной литературе с видом как минимум Белинского.

– …но авторская редакция романа Иванова перенасыщена труднопроизносимой лексикой…

– Вы читали? – не удержалась я. – В подлиннике?

– В переводе, – парировал он совершенно серьезно. – В переводе Гоблина.

Мы секунду смотрели друг на друга, потом синхронно фыркнули.

– Да нет, – пояснил молодой человек, – я вчера случайно «Школу злословия» посмотрел. А меня Петя зовут.

Я вспомнила, что являюсь неприступной и холодной красавицей, и насупилась.


– …а вас как?

Ирина поняла, что пропустила важный момент: попутчик ей только что представился.

– Ира. То есть Ирина Николаевна.

– Тогда можете называть меня Семеновичем.

Ира прислушалась к невнятному бормотанию диктора, который пытался сообщить о предстоящей остановке.

– Спасибо, Семенович, вы меня развлекли. Но на следующей мне выходить.

– Это судьба! – воскликнул молодой человек. – Я тоже там живу!


– Неужели вы в судьбу не верите, Мариночка?

– …Дмитриевна.

– Я и говорю: неужели вы, Дмитриевна, в судьбу не верите? Я впервые заговорил с незнакомкой в метро…

– Я вообще впервые в метро еду, – пробормотала я. – По крайней мере, за последний год.

– Вот видите? Это явно судьба. Хотите, я вам по руке погадаю?

На всякий пожарный я засунула ладони под мышки.

– Ладно, тогда я по своей погадаю… Ну-ка, ну-ка… Так я и знал! На моей руке написана первая буква вашего имени!

Я повелась, как последняя дура, – глянула на его ладонь. На ней лежал проездной на метро с большой красной буквой «М».


Краем глаза Ира следила за действиями Семеновича. На этой станции он был явно впервые в жизни: косился на указатели, тыкался не туда и все время норовил пропустить Ирину вперед.

– А что вы за моей спиной прячетесь? – спросила Петрова, протискиваясь сквозь толпу.

– Я очень вежливый.

– Отложите свою вежливость на потом, когда час пик закончится. А сейчас давайте вперед, будете ледоколом работать.

Семенович послушно пробился вперед. Ира пристроилась за его спиной (неширокой, но крепкой) и снова отключилась.

На выходе из станции мы попали в «бутылочное горлышко», меня стиснули со всех сторон. Впереди шел Петя, и мне пришлось несколько раз уткнуться в него. Он оказался не мускулистым, но и не мягким – жилистым.

– Как вы перемещаетесь в таких условиях? – прокряхтела я.

– Ежедневно, – ответил Петя. – Сейчас полегчает.

На улице и правда стало немного попросторнее. Душная толчея сменилась обычной столичной суетой. Я глотнула относительно свежего воздуха – и вдруг в животе заурчало так, что, кажется, даже мой провожатый услышал. По крайней мере, он оглянулся и спросил:

– Чего?

– Есть хочу, – неожиданно для себя призналась я. – С утра ничего не ела. Нет, с вечера.

– Ясно. Пошли в супермаркет.


В магазине Семеныч чувствовал себя поувереннее. Он мигом завладел тележкой и, продолжая выполнять роль ледокола, вывел Иру на оперативный простор. Молодой человек окинул ее фигуру взглядом и предложил:

– Овощи? Творог?

– Колбаса и пицца. А что, мне худеть нужно?

– Наоборот. Я решил, что вы на постоянной диете. Сейчас девушки с ума сходят по диетам, здоровье себе портят…

– Откуда такая осведомленность? Слушаете радио?

– Много и вдумчиво.


– У меня метаболизм такой, – сказала я, укладывая в тележку еще пачку блинчиков, – быстро толстею, быстро худею.

«Чего это я разоткровенничалась?» – подумала я, но решила не брать в голову. Слишком хотелось есть. И вообще, что еще плохого может со мной случиться?

– А сейчас худеете или толстеете?

– Пока худею. Дойду домой – сразу толстеть начну. Так что запомните меня такой.

«Эй! – спросила я себя. – Ты чего? Кокетничать с ним вздумала?»


– Нет уж, – сказала Ира, – расплачусь я сама. Вы будете пакеты нести.

– Ну хотя бы за вино, – жалобно попросил Семеныч.

Петрова извлекла из тележки бутылку и отдала провожатому.

– И остальные свои продукты тоже подоставайте. Я, честно говоря, не следила, что вы тут нагрузили.

Молодой человек замялся.

– Вообще-то… я думал мы их вместе съедим… романтический ужин.

Петрова очнулась и уставилась на Семеныча.

– То есть я похожа на девицу, которая приглашает к себе домой на ужин случайных знакомых?

Ледяной тон ей удался. «Марина бы не смогла лучше», – гордо подумала Ира.

– Нет, не похожа. Но я надеялся на чудо.


Петя изучил содержимое тележки и заключил:

– С вашего позволения, Марина, я овощей все-таки куплю. Я неплохо готовлю греческий салат. Вот увидите.

Инстинкт самосохранения пробился даже сквозь зверский голод. Я ничего не ответила, но взгляд постаралась сделать покрасноречивее.

– Понятно, – вздохнул Петя. – Ладно, пошли в кассу.

Пока очередь медленно двигалась мимо хмурой кассирши, мы молчали. Не знаю, о чем грустил Петя, а я чутко, как сапер к часовой мине, прислушивалась к желудку.

Уже на выходе он упрямо мотнул головой и сказал:

– Но до подъезда я вас все-таки доведу.

Я оценила размер мешков с провизией и вынуждена была согласиться. Говорила же мне мама: нельзя ходить в гастроном натощак!


Ира вдруг поняла, что идет по родной улице нога за ногу, взяв Семеныча под руку. И это совсем не взволновало ее, потому что получалось не интимно, а по-домашнему. Или даже по-семейному. Ее спутник непрерывно вещал о чем-то. Кажется, о глобальном потеплении.

– …сами не знают, чего будет. Может, потепление, может, похолодание. И озоновые дыры тут, оказывается, ни при чем.

– По радио говорили?

– Почему? Я и книги читаю. У меня мама ими торгует, иногда приносит, читать заставляет…


– Все, – сказала я, – отдавай мою еду.

– Мы уже на «ты»? – Петя обрадовался, но пакеты из рук не выпустил.

– Нет, это я на «ты». А ты на «вы».

– Давай я хоть до лифта донесу. Или до квартиры. Или…

Я попыталась отнять пакеты, он ловко спрятал их за спину и застыл усмехаясь.

«Ну почему они все такие козлы?» – подумала я, напрягла самообладание и очень спокойно сказала:

– Петя, спасибо тебе. Ты мне очень помог. Настроение поднял. Давай ты не будешь мне его опускать, а?

Петя понял и протянул пакеты мне. Пахло из них так, что у меня голова закружилась. Пришлось поставить их на землю, чтобы перевести Дух.

– Ну хоть телефон-то дай, – попросил Петя.