Мы поднимаемся и идем к мотоциклу. Леонардо предлагает подвезти меня до дома. Я смотрю на него, и мне хочется плакать, не могу сдержаться.

– Спасибо, но предпочитаю вызвать такси и вернуться домой одна.

Что-то скребет в горле, когда я говорю это.

– Как хочешь, – отвечает он, – но я подожду его вместе с тобой.

Я не могу этому воспротивиться.

Леонардо вызывает мне такси, и мы стоим на краю Фонтаноне в ожидании. Это короткое ожидание кажется мне бесконечным. Молчание вокруг нас наполнено виной, только шум воды, разливающейся в нескончаемые окружности, нарушает его. Леонардо выглядит спокойным. Касается моего плеча, не отдавая себе отчета, что даже это простое касание для меня – яд. Прикусываю губу, закрываю глаза и чувствую, как слеза застревает в ресницах. Леонардо обнимает меня за плечи и касается ее губами.

– Элена, я не хотел, чтобы ты грустила, я никогда этого не хотел.

Потом крепко обнимает меня, и я отдаюсь этому объятию, радостно и вместе с тем в отчаянии.

Наконец-то приезжает мое такси, Леонардо мягко целует меня в лоб и отпускает. Я сажусь, не оглядываясь назад.

* * *

По пути от Джаниколо в ЕУР моменты возбуждения перемежаются с разрушающей меланхолией. Каждый метр – это шаг по направлению к искуплению, повинности. Думаю о Филиппо. Я представляю его в нашей квартире в этот момент: свет везде выключен, кроме большой комнаты, квартира погружена в тишину. А он в белой футболке спит, свернувшись, в нашей постели.

Угрызения совести пожирают меня. И это все по вине Леонардо. Правда, немного и по моей… Случившееся загнало меня в угол, создав невидимый барьер между мной и мужчиной, которого по-настоящему люблю. Ведь я люблю Филиппо. А то, что только что произошло, – просто глупая нелепость.

* * *

Когда я открываю дверь квартиры, нахожу его на диване заснувшим в ожидании меня, как себе и представляла. Чувство вины нарастает. Но мое ужасное состояние служит почти облегчением: это доказательство, что я еще не совсем пропащая.

– Эй, Биби, – мурлычет Филиппо, просыпаясь, кто знает от каких снов. Он приподнимается и садится, прислонившись к спинке дивана. Его зеленые глаза улыбаются мне сквозь тяжесть сна. – Ну как все прошло? Тебе весело было с Паолой? – его голос отдает хрипотцой.

– Да. Вне работы она кажется другим человеком. – Пытаюсь изобразить улыбку, но она получается неискренней. – Не надо было меня ждать.

Он трет глаза костяшками пальцев, как ребенок.

– Я смотрел телевизор, одну из этих снотворных передач, ну и заснул, – говорит, подавляя зевок.

Я снова улыбаюсь, на сей раз искренне. Обожаю до безумия смену выражений на его лице. Я уже не смогу жить без них.

– Идем, – с нежностью протягиваю ему руку, – пойдем спать.

Какое коварство: забраться под простыни и делать вид, будто ничего не случилось, но я успокаиваю себя мыслью, что этот вечер стал последним актом абсурдной истории.

Начиная с этого момента моя жизнь будет продолжаться без Леонардо.

Глава 4

В последующие дни делаю все возможное, чтобы не свернуть с пути истинного. Каждое утро, просыпаясь, вспоминаю все благие намерения на будущее и продолжаю повторять про себя, как мантру, что «законченный абзац не перечитывают» или еще хлеще: «разогретый суп – невкусный». Я повторяю это снова и снова, пытаясь заглушить стоны своей мечущейся души. В общем, только очень-очень захотев, я смогу забыть Леонардо.

Однако это не помогает. Несмотря на все усилия и лучшие намерения, я чувствую себя запутавшейся, застывшей в страхе потерять равновесие на протянутом в воздухе тросе. С одной стороны, меня не покидает ощущение, что я была самой собой только там – на лужайке возле Джаниколо, – была намного более подлинной, чем все последнее время. Но одновременно я считаю, что тот засевший в памяти, бередящий душу вечер – большая ошибка. Причем ошибки такого рода, не будучи исправлены вовремя, провоцируют опасную цепную реакцию. Подобная ошибка может разбить сердце, заставить вспомнить о прошлом и неуютно чувствовать себя в настоящем.

* * *

Счастье Филиппо, который в эти дни сияет блаженством, заставляет меня ощущать себя еще более отчужденной. Он в восторге от всего. От своей работы, от своей жизни, от нашего союза. Напевает больше обычного – мелодии от Луччо Батисти до «Блэк Айд Пиз». Напевает в доме, поднимаясь по лестнице, напевает выходя из дома, собираясь на работу или играть в футбол с коллегами из офиса. Эта его эйфория почти раздражает меня, но подспудно, поэтому я быстро загоняю свое недовольство туда, откуда оно появилось.

Одна-единственная вещь меня успокаивает. Хотя с той ночи я чувствую его аромат повсюду, Леонардо больше не объявлялся. Видимо, он тоже решил, что нам нет смысла сближаться снова, учитывая мое нынешнее состояние счастливо обрученной женщины.

Стараясь убедить саму себя в абсолютной разумности этих мыслей, накладываю последние мазки по голубому тону на плаще Девы. Уже почти полдесятого, а Паола еще не появилась. Боюсь, что сегодня утром она вообще не придет, но не собираюсь звонить ей, чтобы спросить почему. Если Паола не здесь, у нее должны быть на то веские причины: она не из тех, кто саботирует работу из-за простой головной боли. Да ладно, позвонит, если нужно будет. Зато сегодня я смогу работать спокойно, без гнета ее сверлящих глаз.

Однако моим планам не суждено сбыться. Я готовлю новую смесь компонентов и вдруг, подняв глаза, вижу направляющегося ко мне Леонардо. На нем джинсы и футболка цвета хаки, он привычно самоуверен и улыбается мне с видом демона:

– Привет!

– Привет… Ты что здесь делаешь? – спрашиваю нервно, стараясь замаскировать удивление и продолжая механически размешивать краску в баночке.

– У меня свободный день, зашел спросить, не хочешь ли ты прогуляться, – отвечает как ни в чем не бывало.

– Я работаю, – отвечаю, будто и так не видно.

Он приближается на шаг, руки засунуты в карманы джинсов:

– Да ладно… погода слишком хороша, чтобы сидеть здесь взаперти.

– Очень жаль, но у меня нет выбора.

Стараюсь отвлечься и поворачиваюсь к стене: для меня эта тема закрыта. Работа, мы знаем это оба, просто предлог: на самом деле он не должен быть здесь, а я не должна чувствовать этот спазм в желудке.

Стараюсь сосредоточиться на цвете, ну или делаю вид, но чувствую, как его присутствие угнетает меня. Леонардо приближается и подает мне белый пакет с черным логотипом «Дольче и Габбана». Я снова оборачиваюсь:

– А это еще что?

– Открой!

Внутри потрясающий черный купальник-бикини. Встряхиваю волосами:

– Что это значит?

– Поедем на море, – отвечает он спокойно и уверенно.

– Ты с ума сошел? – У меня вырывается истерический смех. Отхожу на несколько шагов и кладу пакет на ступени.

Леонардо становится передо мной с вызывающим видом, во всем своем великолепии, каким только он может быть.

– Да ладно тебе… это только на полдня. Побережье в эту пору потрясающе. – Его губы непереносимо сексуальны, когда он это говорит.

– Ты же сам знаешь, лучше не стоит, – отвечаю, серьезно глядя на него. Потом решаю быть прямолинейной: – Дело не в погоде. Нам просто не стоит больше видеться, вот и все.

– Элена, – он приближает губы к моему уху, обвевая своим ароматом, абсолютно не заботясь о том, что я ему только что сказала, – поедем со мной, только сейчас.

Я не желаю чувствовать этот водоворот страстей внутри, надо дать ему пощечину и оттолкнуть. Но все душой стремлюсь, чтобы он взял меня и увез с собой.

С нечеловеческим усилием высвобождаюсь и стараюсь не сдавать позиции.

– Послушай, я не хочу.

– Еще как хочешь, – улыбается он, будто только что поймал меня на лжи. Приближается и медленно расстегивает на мне комбинезон, скользя взглядом по моему телу.

– Давай, сними с себя это, – продолжает, – если я буду вынужден раздеть тебя, то рискую увлечься.

Он смотрит на меня, я на него. Не могу сдержать улыбки. Я колеблюсь, и он прекрасно это знает. С глубоким вздохом качаю головой, снимаю его руку с молнии и тяну ее вниз. Я сдалась, и Леонардо удовлетворенно кивает. Наблюдает, как я выскальзываю из моей брони и сдаюсь ему на милость. Он снова выиграл, черт бы его побрал…

– Но обещай, что мы вернемся к семи! – говорю, собирая вещи.

– Да конечно, как скажешь! – быстро подтверждает он, даже не слушая, и, схватив за руку, тащит меня к выходу вдоль галереи. Сердце в груди бешено колотится. То, что я делаю, – настоящее сумасшествие, я это четко понимаю. На время я стала пятнадцатилетней девчонкой, той которую перед входом в школу Гайя убеждала прогулять занятия. Переживаю тот же дух свободы, то же возбуждение благодаря свободе, украденной у долга, – несколько вольных часов, полных надежды, когда может произойти все, что угодно.

* * *

В церковном дворике мы сталкиваемся с Мартино. Он только что пришел, как обычно запыхавшийся, с папкой под мышкой и кожаным кошельком, пристегнутым к ремню. Увидев меня рядом с Леонардо, он обращает ко мне взгляд, который выражает сначала удивление, а потом разочарование.

– Привет, Мартино! – здороваюсь, оторвавшись от Леонардо, и иду ему навстречу.

– Ты уже уходишь? – спрашивает. По его тону понимаю, что он надеялся провести немного времени со мной.

– Да, – отвечаю, разведя руками, будто стараюсь оправдаться, – сегодня я взяла выходной.

– А!

Уголки его рта опускаются вниз, пока он украдкой разглядывает Леонардо. Потом его взгляд опять возвращается ко мне, будто ища объяснения, но я не знаю, что сказать и пожимаю плечами с улыбкой, заменяющей извинения.

Мартино кивает, будто все понял.

– Ну ладно, пойду к святому Матфею… – Машет рукой на прощание и скрывается внутри, не оглядываясь.

– Тогда до встречи! – кричу издалека, но он продолжает идти вперед.