– Уж я представляю.

Они поглядели друг на друга и обменялись улыбками – вскользь. Лина встрепенулась, опомнилась, будто только сейчас осознала, с кем она разговаривает.

Это же Егор!

Они вместе, рядом, так какая разница, что происходит вокруг?!

Как только они отгораживались от всего мира, все шло прекрасно. Но стоило вернуться на землю, и – бац! – нахлобучивало проблемами, как сугробом. Не пошевелиться и жутко холодно.

Она еще помнила снегопады в Воронеже.

– О чем ты думаешь? – Спросил Егор, взяв ее за руки.

– О зиме. О снеге. О маме…

Она ждала, что он попросит: расскажи… Но Егор сказал:

– А я все про турнир думаю. И про Мика.

Она заставила себя улыбнуться:

– Вот ему, наверное, икается!

* * *

Тревога преследовала ее. Временами даже в паранойю превращалась. Лина плохо спала, представляя, что вот-вот Егор ее бросит. Почему? Причин хватало. Одно только отражение в зеркале выбивало почву из-под ног. Что он в ней нашел? Тощая, блеклая, ни лоска, ни шарма.

Тьфу!

И поговорить с ней не о чем!

Только теннис их объединял, только о нем и болтали.

Бросит. Точно, бросит!

Кроме того, она страшно волновалась за Мика. По яростному блеску его глаз было ясно, – что-то не так. То ли обиду он затаил на нее с Гошкой из-за их чрезмерной опеки, то ли сил после его таинственной работы не оставалось – их спариннги прекратились. Он вернулся к своей ненаглядной стенке. Молотил как робот.

Турнир опять же… Прежнего азарта не ощущалось, но беспокойство нарастало.

Ежедневный восторг от встреч с Егором повергал в эйфорию, но ненадолго. То и дело возвращался страх, – будто кто-то внутри поскуливал, тоненько, с подвыванием. Ракетка казалась тяжелой. Палыч смотрел недовольно. Карина – так вообще испепеляла.

И Мик стрелял, стрелял своими черными глазищами. Словно знал про нее что-то такое, что никто не знал. Даже она сама!

Лине постоянно вспоминалась фраза, услышанная в каком-то фильме: «Невозможно чувствовать столько всего сразу!».

И правда – невозможно! Еще чуть-чуть и она взорвется от напряжения. Или на тренера наорет, или на деда, или Мика треснет, или Карину. А тут еще услышала мимоходом, как Федя поучает Егора:

– По-братски говорю, завязывай! Вылетишь в трубу.

Лина переглотнула и быстренько смылась. Непонятно, о ней шла речь или о выступлениях Егора против родителей. Федор вроде не такой уж ему и близкий друг. Хотя… О друзьях она мало что знала, – они с Егором не ходили ни на какие тусовки, ни с кем, кроме друг друга, не общались.

Что она вообще знает о нем?

Как светится его улыбка, когда он на нее смотрит…

Как играют ямочки на щеках…

Как твердеют скулы, если он злится…

Сколько мозолей на пальцах от ракетки.

Как серьезно он воспринимает жизнь, хотя выглядит легкомысленным. Готов биться до последнего – в любом споре, в любом деле. Борьба у него в крови. Потому он и на корте выигрывает чаще, чем ожидают тренер и родители. Он не самоуверен, а только делает вид, что ему все ни по чем.

В этом они с Миком очень похожи. Тот также прикрывается бравадой будто щитом. Но его щит потяжелей, повнушительней. Лина много раз думала о том, что случилось бы, окажись Егор на месте Мика. Обнаружив перед другим свою слабость, пришел бы он на следующий день, как ни в чем не бывало?! Или, испугавшись петард, назавтра высмеивал бы сам себя? Замкнулся бы?

А Мик? Стал бы он портить отношения с родителями? Доказывать свое право на свободу?

Лина не знала, зачем ей эти мысли. Они приходили, бродили, и ничего не давали, кроме беспокойства. Опять и опять тревоги! Хоть бы не разом, хоть бы по очереди сыпались, так нет – сиди снова, как сугробом нахлобученная!

На утренней тренировке в выходной она столкнулась в дверях с Миком. В последнее время им совсем не удавалось поговорить.

– Привет, – бросил он и сел переобуваться.

Лина оценила его новые кроссовки.

И летний костюм – тоже с иголочки. От Нахаленка в нем ничего не осталось. Статный парень, плечи вон откуда-то взялись. Накачал за полгода!

В ушах наушники, вместо чехла – большой теннисный рюкзак. И ракетка вроде другая.

Совсем красавчик. Еще и упакованный.

Только синяк – угрожающе почерневший – малость портил картину.

Прежнее беспокойство зудело в Лине все громче. Где он так много мог заработать? Украл? Стал наркотиками торговать?

– Мик, – окликнула Лина.

Он не слышал, качал головой в такт музыки.

Она подошла и выдернула наушник.

– У тебя новая ракетка?

– Си!

– И обувь? И рюкзак? И одежда?

– Си, си, си.

– Откуда дровишки?

Она старательно держала дружескую, чуть насмешливую ноту. На последнем вопросе бровь у Мика поползла вверх.

– Ваше любопытство, сеньорита, в данной ситуации выглядит неуместно.

– В какой такой ситуации?

– Егора нет, я так полагаю? Вы скучаете?

– А вы ревнуете?

Он спровоцировал ее, это факт! Она вовремя не съехала с ироничного тона и попала в капкан. Мик был готов к следующему удару:

– А вы кокетничаете?

И тут она засмущалась. Конечно! Потрясла головой, словно сбрасывая наваждение. Это же Мик! Нахаленок!

Лина села с ним рядом, огладила юбку.

– Ну, правда. Откуда это все? У тебя… все… наладилось?

Скажи «да!», попросила она мысленно. Кого? Судьбу? Мика?

– Си. Эсто май буэн!

– Что это значит?

– У меня все хорошо.

Она зацепила провод от наушников, спросила:

– Учишь испанский?

– Вроде того.

Лина воткнула «таблетку» в ухо, устремила на Мика недоуменный взгляд. В наушнике грохотала старая, очень быстрая песня. Скороговорка даже. «Айм степмен!»

Мик краем губ улыбнулся в ответ на ее вопросительный взгляд:

– Это я пример беру. Силу воли тренирую. А уж потом испанский.

Она продолжала смотреть в упор, ожидая дальнейших объяснений. Черные глаза весело сверкнули, и ямочка обозначилась резче.

– Ты что-нибудь слышала про этого певца?

Она не слышала. Он стал рассказывать.

– Он был заика, представляешь? С детства заикался. А потом, уже лет в сорок с гаком стал петь.

Насмешливая томность ушла из его голоса, Мик увлекся:

– Записал вот эту песню, настоящий хит! Кучу наград получил…

– Как заика? – Перебила Лина. – Там же вон какой темп!

– Вот в этом вся соль! Так нормальный не выговорит, как он спел! Понимаешь? Человек свою слабость…

– … превратил в силу! – Подхватила Лина.

Они глубокомысленно замолчали.

Сидели, слушали на двоих одну песню.

Думали разные думы.

Тут появилась Карина и еще несколько девочек. С Миком поздоровались, а Лину демонстративно не заметили. Начинается, подумала она с отчаянием.

За их спинами зашушукались, захихикали. Тому, кто никогда не был изгоем и предметом насмешек, никогда не понять, как пугают эти звуки. Привыкнуть нельзя. Вздрагиваешь, ожидая удара, откровенной издевки, злой шутки. Готовишься дать отпор. Постоянно на взводе, постоянно в напряжении.

Она-то мечтала, что сможет расслабиться. Спрятаться за спину Егора. Его-то девушку не станут высмеивать!

Ну да.

Мик прибавил громкость. Лина вздрогнула от неожиданности, когда в ухе раздался настойчивый речитатив «Айм Степмен!». Шушуканья стало не слышно.

Она улыбнулась Мику. Он незаметно пожал ее пальцы. Словно хотел сказать: будь сильной. Нет, пожалуй, не то. Он хотел сказать: не показывай свою слабость.

Или?

Лина бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц. Черные глаза выстрелили в упор. Они говорили совсем другое. Самое простое и самое нужное.

Я с тобой.

А может быть, она все это придумала? И шепот за спиной предназначался не ей, и бойкот совсем не бойкот, и поддержка во взгляде Мика всего лишь отблеск ее собственной надежды. На дружбу и понимание.

Как бы там не было, хорошо было сидеть вот так – вместе, слушая невероятную песню-скороговорку, и мечтать, что совершишь в жизни тоже что-нибудь эдакое… сверхъестественное! Думать о таком гораздо приятней, чем о Карине и ее подружках!

– Всем привет! – Раздался, наконец, долгожданный голос.

Егор бросил рюкзак, пожал Мику ладонь. Лина вытащила наушник.

– Что слушаете? А, старье, – он махнул рукой, стащил с себя футболку и пристроил Лине на плечо. Надел майку.

– Загорать буду. А чего сидите?

– Тебя ждем, – ответил кто-то из девчонок.

– А Федя где?

– В пробке застрял.

– Ну начнем без него, – тоном хирурга, приступающего к операции, разрешил Егор.

В этот момент Лина почувствовала, как Мик прожигает ее взглядом. Наверное, вид у нее был глуповатый. Ну и пусть! Она имеет полное право смотреть безотрывно на своего парня, держать его футболку, ждать его, в конце концов!

Мик прошептал сочувственно:

– Ты от восторга сейчас пузыри начнешь пускать…

Она прыснула в кулак. Егор погрозил пальцем:

– Разговорчики в строю!

Он перевесил футболку на спинку сиденья и протянул Лине руки.

– Побежали?

Она спрыгнула к нему. Он поймал, на миг задержал ее в объятьях и чмокнул в губы. Легонько, но не мимоходом, – аккуратно так, будто прислушиваясь к ней, здороваясь, спрашивая, как настроение, как дела, как …

Ладно, может, и это она тоже придумала…

Чмокнул и все.

Впервые на кортах! При всех!

Она вдвоем побежали на разминку. Спиной Лина ощущала взгляды, пылающие любопытством. И злобой – это Карина. И жалостью – это Мик.

Было ясно, что жалеет он бедное, влюбленное, глупое создание. Зато счастливое, заключила Лина, даже на бегу поглядывая на Егора.

Глава 11

От разлуки настоящая любовь только крепнет – эту банальную истину она повторяла как мантру.

Егор уехал всего два дня назад. Точнее, тридцать четыре часа как они расстались у ее подъезда, нацеловавшись до звона в ушах.