Я опять перевел взгляд на руки и не смог вспомнить, как дошел до такой жизни. В памяти всплыл ребенок, который по утрам катался на велосипеде за городом. Родители, которые работали сверхурочно, чтобы свести концы с концами, пока я рос, бросили меня, и у меня не было денег на колледж ‒ вот и все воспоминания, которые у меня были.

Как я до такого докатился? Ураган моей жизни никогда не давал времени на счастье, и мне казалось, что я даже не знал, как быть счастливым. Я попал в совсем другой вид крысиных бегов, моя жизнь была неполной.

Затем появилась Гвен, которая, как я полагал, была причиной моей жизни... единственная, ради которой я продолжал двигаться, но теперь я знал, что это было не так.

Я чувствовал, будто меня посадили в клетку, словно меня заманили в ловушку высшие силы, не позволяя жить на полную. Но Гвен была ниспослана, чтобы вызволить меня из тюрьмы, в которой я жил... я любил ее, но теперь это больше ничего не значило.

Не так должна была закончиться эта история. Наша история еще не завершилась, хотя ощущалось, что это был конец. Словно кто-то давно решил, будто нам суждено жить неполной жизнью. Что нашему хэппи-энду быть не суждено. Иногда в жизни у людей не всегда все заканчивается счастливо. Некоторые проводят вечность в поиске чего-то; чего-то, что дополнит их, но небесные силы никогда не вступают в союз, и люди умирают в одиночестве, даже не понимая, что все было сделано неправильно.

Где я ошибся?

Я знал, как хотел, чтобы закончилась наша история. Я хотел ринуться к квартире Гвен и постучать в двери. Она откроет ее и одарит меня своей чарующей улыбкой. Я подхвачу ее на руки и закружу, а затем решительно поцелую в губы. Разве не так, к чертям, должен развиваться хэппи-энд?

Увы, я сидел в одиночестве. Уставший, обессиленный и гонимый всеми мыслями. Мои безнадежные мечты раздавила реальность того, что я нашел любовь и потерял ее.

Моя компания ‒ это уже другой вопрос. Нет никакого способа в этот раз побороть Фокса. Скоро моя компания перейдет в его руки, к этой змее, и это будет конец. Конец моей свободы, конец всего, за что я боролся, чтобы управлять.

Я потерял контроль и все, что было с ним связано. Больше не было смысла, необходимости пытаться обрести власть еще раз.

Я сделал еще один выдох, позволив чувствам накатить на меня: беспомощность при потере контроля и незнание, как все вернуть. Мое тело больше мне не принадлежало; мозг больше не отвечал за последствия.

Я был так близок к смерти, сидя на этом парапете, и чувствовал, что нужно было принять окончательное решение. Закончить все это или бороться?

Гвен сказала, что я не мог дать ей то, что она хотела. Что моя компания похоронит наши взаимоотношения; моя свобода и руководство компанией окончательно нас разрушат.

Я безучастно смотрел на город, не концентрируясь ни на чем конкретном, просто позволив мыслям блуждать, а разуму ‒ принять последующий ход действий.

Неужели нанесенный вред настолько огромен, что нельзя все это пережить и исцелиться от ощущаемой боли?

Мое тело исцелялось, но вот разум не мог быстро воспринять всю правдивость этого.

Я опять встал на ноги и слегка покачивался на прохладном ветру.

Величайшее предательство, и все еще каким-то образом мой мозг не может согласиться с тем фактом, что Гвен ‒ плохая личность. Должно было быть нечто, что я не увидел, что я не понял.

Она не принадлежала к тому типу людей, которые использовали и обижали. Я знал, что она что-то чувствовала, черт побери.

Я знал, что так и было. Чувствовал, когда обнимал ее, целовал, занимался с ней любовью. Это чувство было в ее взгляде. То, как она мне улыбалась, как отдавала себя. Это заставило меня поверить, что еще не все было потеряно. Что все в моей жизни не было напрасно.

Я буду биться за нее до чертиков. Я буду бороться за нас. Мне нужно было верить, что Гвен была хорошим человеком, иначе я в самом деле сойду с ума.

Я сошел с парапета и благополучно спустился на крышу.

Как только я оказался в безопасных просторах своего жилища, то решил, что мне было необходимо с ней увидеться. Я хотел услышать ее объяснение. Я хотел знать точно, раз и навсегда все прояснить.

Мне необходимо было, чтобы она раскрыла карты.

Итак, я приготовился еще раз выйти из квартиры и найти Гвен, мой пульс ускорился. Наполненный адреналином и прочим, что прилагало огромные усилия поддерживать жизнеспособность моего сердца, я направился разыскать единственного человека, кто был способен успокоить мой сомневающийся разум.

Я нанял такси и запрыгнул внутрь.

Водитель спросил, куда ехать, и я дал ему единственный адрес, который мог запомнить. Это был адрес Гвен.

Возможно, я был глуп; возможно, я просто выпрашивал еще больше сердечных мук. Или, возможно, я наконец все пойму. Именно незнание убивало меня больше всего.

Мне нужно было успокоиться. Я чувствовал, что проигрывал битву с самим собой. В моем теле разыгралась битва, и только Гвен могла спасти меня из этого шторма. Итак, несмотря на то, что мне хотелось услышать ее объяснение, мне также до чертиков хотелось, чтобы она заглушила это неприятное чувство, которое словно звоночек, звучало у меня в ушах, успокоила пульс и сердечный ритм.

Моя кровеносная система работала на предельной скорости, пока такси мчалось по дороге.

Когда я посмотрел в окно, то город почернел, а по стеклу стекали дождевые капли. Не было видно ни одного работающего фонаря, и мрак мурашками прополз по моему позвоночнику. Пока мы ехали в тишине, послышался мощный гром.

Машина внезапно остановилась и звуки, которые наполняли мое сознание, стали просто невыносимыми. Я закрыл уши руками, и в этот момент мои ключицы сдавило от боли. Я чувствовал, будто умираю, словно никто не мог спасти меня из тех страданий, в которых я жил.

Я взбежал по ступеням и забарабанил в дверь.

Как только Гвен открыла ее, воцарилась тишина. Прошла боль, которая сдавливала мои ключицы и грозила поставить меня на колени.

Ее глаза округлились, когда она увидела меня, но я не мог пошевелиться. Не мог говорить. Я радовался окружавшей меня тишине.

Уперся руками о дверной косяк с обеих сторон двери и повесил голову от облегчения.

Тошнота, которую я ощущал с вечера вечеринки, прошла.

‒ Атлас, что ты здесь делаешь? ‒ пребывая в шоке, спросила она.

‒ Мне нужно было с тобой увидеться. Выслушать твое объяснение.

Она полностью открыла дверь и позволила войти. Я переступил порог, струсив с волос влагу, и почувствовал, что жизнь начала собираться в одно целое.

Чем дольше я пребывал в крохотной квартире Гвен, тем больше мне казалось, будто я был дома.

Закрыв дверь, Гвен повернулась ко мне лицом и жестом пригласила сесть.

Я сидел и ждал, когда она заговорит. Гвен неспешно двигалась, и каждое ее движение было хорошо обдумано. Наконец она присела на диван рядом со мной и повернулась ко мне лицом.

В спортивных штанах и старой футболке она выглядела не лучше, чем я. Ее глаза опухли, без сомнений: она много плакала.

Не зависимо от того, что она скажет, мне нужно было принять решение. Это будет или последний раз, когда мы с ней видимся, или начало нашей совместной жизни.

Больше на мои плечи не давил вес всего мира; он переместился на плечи Гвен. Мой мир также лежал на ее плечах, и только она могла предрешить мое будущее.

Поэтому я ждал, пока она убирала локон волос с лица. Затем ждал, пока она переплела пальцы и положила руки на колени.

Я не мог вспомнить, дышал ли или задержал дыхание, но даже и не собирался проверять это.

‒ Атлас, прежде всего я хочу сказать, что мне очень жаль, ‒ начала она.

‒ Брось. Расскажи то, что я должен знать. Почему ты это сделала?

‒ Я была сломлена и одинока. Фокс предложил мне работу. Он многое не поведал мне о работе, когда я приступила к выполнению своих обязательств, но уверил, что я подходила идеально.

Она ерзала на месте, пытаясь сесть поближе ко мне. Я смотрел в ее запавшие глаза.

‒ Продолжай, ‒ сказал я, и мой голос даже не дрогнул.

‒ Так вот, он купил мне новое платье, отправил сделать прическу и сказал, что мне следует поехать на гала-концерт, чтобы встретиться с тобой. Сказал, что я буду работать на тебя. ‒ Ее взгляд опустился на ее руки. ‒ Я действительно не понимала, что происходило, пока он не появился на корпоративном ужине в ресторане. Когда я спросила его о том, что происходит, он продолжал лгать, говоря, что все хорошо и что мне нужно держаться от всего подальше. ‒ Ее взгляд блуждал по комнате, пока она говорила.

Минуту я слушал ее, а потом почувствовал, будто что-то было неправильно. Если она понимала, что что-то назревало, почему ничего мне не сказала? Почему, черт, она держала язык за зубами?

‒ Ты врешь, ‒ сказал я, моргнув. Я говорил спокойным тоном, пытаясь не позволить злости проявить себя в лучшем виде. Как только я уличил ее во лжи, в ее глазах промелькнуло признание.

‒ Извини, Атлас, ‒ сказала она на выдохе.

‒ Чего, черт, такого важного ты не говоришь мне?

‒ Не имеет значения, что важно. Главное, что ты воспринимаешь как важное, ‒ ответила она, вставая с дивана.

‒ Черт, что это значит?

Мое терпение было на исходе. Почему я не получил ответы? Теперь я еще больше запутался, чем когда только стучал в ее двери.

‒ Атлас, только тебе под силу контролировать исход данной ситуации. ‒ Она скрестила руки на груди, когда направилась в мою сторону.

‒ Что ты имеешь в виду? Мне кажется, я вообще ничего не контролирую. ‒ Я умолял о понимании. Она подошла ко мне ближе, и я схватил ее за плечи. Я не мог отпустить ее, просто крепко обхватил руками за талию и зарылся лицом ей в шею.