— Давай выйдем и поговорим на свежую голову. Ты перегрелась, Лиса, — говорю я, протягивая ей полотенце. Она оборачивается им, но не двигается с места.

— Ответь, или ты хочешь, чтобы он слышал? Тебе нравится мысль о том, что он все время слушает, о чем мы говорим и наблюдает, как мы трахаемся? Может, тебя это заводит, Итан? Или это игра между вами двумя? И я чего-то не знаю? В чем причина твоей одержимости этим отморозком, больным на голову? Я понимаю тех, кого он загнал в долги, кого держит на крючке, зная какую-то личную подноготную, или тех, кому он однажды оказал услугу по доброте душевной. Я даже понимаю девушек из Розариума. В Перрише что-то есть. Я и сама была бы не прочь, но ты? Дело не в больном брате, не в том, что он вытащил тебя из нищеты. И не в дружеской привязанности. Смешно представить Рэнделла в качестве друга кого-либо. Я видела, как он разговаривал с женой. Этот человек совершенно ненормальный. И хранить слепую верность ему может такой же ненормальный.

— Ты сошла с ума, Лиса, — я кладу ладони ей на плечи, пытаясь успокоить, но она с невероятной силой отталкивает меня прочь, и я влетаю спиной в стену. — Успокойся. Просто скажи, что произошло? Помимо Галлахера. Это мы решим позже.

— Решим? Как, мать твою, ты собираешься это решить? — кричит она. — Блядь, Итан, с этого все и началось. Я бы никогда не согласилась. Меня бы здесь не было, если бы вы меня не убедили, что без защиты Рэнделла, меня ждет мгновенная смерть от наемников Галлахера. И мне бы не пришлось пережить эту ночь! — последнюю фразу она выкрикивает со слезами в голосе. Закусывает губу, чтобы не зарыдать.

— Алисия, я ничего не знал про подставу с Галаххером. Я клянусь тебе, — подняв руки ладонями вверх, произношу я. И это правда. Я не лгу. Я был уверен, что на нас напали тогда головорезы Галлахера, но спровоцированные действиями Рэнделла. Я не думал, что он мог…

— Меня били ногами, Итан. Сломали ребра. Я несколько дней ничего не видела из-за отеков на глазах. Я даже есть нормально не могла. И это сделали со мной по приказу твоего обожаемого Рэнделла Перриша. А всю эту ночь я трахалась с каким-то больным ублюдком тоже по его приказу.

— Нет, он не мог такого сделать.

— Ты посмотри на меня, — Лиса обхватывает себя за горло обеими руками. — Похоже, что я сама это сделала?

— Рэнделл не дает таких приказов, Лиса. Нет! — твердо произношу я. Перед глазами розовая пелена. Мозг отказывается функционировать и анализировать информацию. Словно какой-то блок мешает взглянуть фактам в лицо.

— Значит, для меня он сделал исключение. Ты посмотри на себя. — Ее взгляд скользит по моему лицу с презрением и ненавистью. — Ничтожество. Ты даже сейчас его защищаешь. Еще скажи, что я сама виновата.

— Тебе просто нужно было меня дождаться… — бормочу я, чувствуя себя беспомощным перед волной гнева, которую она обрушила на меня.

— Тебе просто нужно было сдохнуть в тот момент, когда в конверте ты увидел мою фотографию, — с горечью бросает девушка. И словно резко лишается всех моральных и физических сил, потратив их на эту безумную вспышку.

Какое-то время мы молчим, не глядя друг на друга.

— Не было никакой фотографии, — хрипло произношу я безжизненным тоном. — Личная просьба.

— Я даже не была твоим заданием, — прошептала Алисия, опуская голову. — Я тебя ненавижу. Еще больше, чем его. Он хотя бы никогда не врал, что любит меня.

— Я не врал, Лиса, — качаю головой, не зная, что еще могу сказать.

— Если вам с самого начала была нужна шлюха, то почему сразу не сказали? Для чего было давать мне надежду? Машина, квартира, счет с кучей нулей, безумные тренинги в течении нескольких месяцев. Зачем проститутке вся эта чушь, которой вы меня пичкали?

— Все не так. Ты все неправильно поняла…

— Не было никакого задания, Итан. Я не дура. Перриш послал меня к клиенту. Никакой хреновой информации, никакого компромата. Я просто должна была искренне удивляться всему происходящему. А этот извращенец с самого начала знал, кто я.

— Он же не тащил тебя, не насиловал? Ты сама с ним пошла, — вскидывая голову, я смотрю ей в глаза. Лиса бьет меня по лицу, но это защитная реакция. Я вижу стыд в ее глазах, и презрение, и боль. Я не могу ей ничем помочь сейчас, как и самому себе. Рэнделл убил нас. Одним выстрелом. Обоих.

— Убирайся, — переставая осыпать меня градом пощечин, сквозь зубы произносит Лиса.

И я выхожу из ванной, закрывая за собой дверь. А потом из квартиры Алисии Лестер. И из ее жизни, которая больше мне не принадлежит.

Ангелов не существует. Не в той реальности, в которой живу я. А тем, которые случайно падают на нашу грешную землю, сразу отрезают крылья, оставляя на спине незаживающие раны. И они кровоточат до самой смерти, не давая забыть, о том, чего никогда не вернуть.


Алисия

Двенадцать часов назад


— А, знаешь, я передумал, — внезапно говорит Роббинс. — Мы поболтаем после. А сейчас перейдем к тому, ради чего поднялись сюда. Ты же не против? Но у меня есть небольшое условие. Я упоминал про ряд особенностей, которые предпочитаю?

Я растерянно смотрю в голубые глаза мужчины, понимая, что он загнал меня в ловушку.

— Брось, ты же не так глупа. Мы оба знаем, почему ты здесь. Не нужно истерик. Сделай так, как я прошу, и никто не пострадает. Тебе понравится. Всем нравится. Ты не первая.

— Я не понимаю, — напряженно говорю я. Мартин прищуривает глаза, холодно улыбаясь. Встает и направляется к прикроватному столику.

Мое сердце грохочет в груди, перекрывая музыку, доносящуюся снизу из клуба и шум машин, проникающий через открытое окно. Запах автомобильного смога кажется удушающим или дело в страхе, который добрался до горла, перекрывая дыхательные пути.

Мужчина стоит спиной ко мне, открывая ящик и доставая что-то оттуда. Вот он, мой шанс. Я могу сбежать. Дверь открыта, но я почему-то продолжаю сидеть на месте, словно скованная ужасом, не сводя взгляда с широких плеч Мартина Роббинса и его рельефной спины.

— Прежде, чем мы начнем, я озвучу правила, Реджина, — оборачиваясь, произносит он с ледяной улыбкой, от которой все внутри меня холодеет. Я смотрю в его глаза, как загипнотизированная.

— Правило, в принципе, одно. — Он подходит ко мне, не разрывая зрительного контакта. — Ни слова. Ни одного слова, Реджи. Все разговоры потом.

— Мар…

— Шшш, — он кладет палец мне на губы, призывая к молчанию. — Игра началась. Молчание, девочка. Ты не единственная… Я говорил. Не единственная, кто хотел заставить меня говорить. Еще никому не удалось. Это твое первое задание? — голубые бесстрастные глаза смотрят мне прямо в душу, и я медленно киваю. — Ты тоже не справилась. Но на самом деле, так и должно быть.

— Я… — с губ сорвался жалкий писк и мужчина мягко, но достаточно сильно обхватил рукой мое лицо, закрывая рот ладонью.

— Не бойся, — почти ласково говорит он. — Доверься мне. Я не причиню тебе боли, если ты будешь молчать. Договорились? Кивни, если поняла.

И я киваю, словно послушная марионетка. В голове проносится отчаянный вопрос. Почему я не убегаю, не сопротивляюсь, не зову на помощь? А потом я смотрю на наручники, которые он кладет мне на колени, и понимаю, чем может закончиться любая попытка остановить его.

Мартин удовлетворенно улыбается, и тянет меня за руку, заставляя встать. Ведет к изголовью кровати и толкает на подушки. Я всхлипываю, падая на спину, и он снова прижимает палец к моим губам, потом к своим. Гладит меня по щеке, словно ребенка. По волосам. Поднимает мои руки и одним резким движением стаскивает с меня платье. Не глядя на мое тело, Роббинс закидывает мои запястья за голову и пристегивает наручниками к изголовью. Я отчаянно дергаюсь, умоляюще глядя на мужчину, но он отрицательно качает головой. Его рука исчезает в кармане джинсов и достает оттуда черную повязку.

— Нет, пожалуйста, — кричу я, понимая ее предназначение. Мужчина хмурится и бьет меня ладонью по губам. Слезы стекают по щекам, рыдания сотрясают грудь. Одно мгновение, и ухмыляющееся жуткое лицо Мартина Роббинса скрывается за темной полосой ткани, закрывающей мои глаза. Он снова гладит меня по голове и отступает в сторону. Его шаги удаляются, и в какой-то момент в душе просыпается надежда, что на этом все закончилось, что он уйдет и оставит меня в таком состоянии — полуголую, испуганную. Что это и есть своеобразный шоковый тест или наказание за то, что я явилась в клуб с определенной целью, о которой он или догадался, или знал заранее.

Но все надежды рушатся, когда я слышу щелчок выключателя. Звук различимый, несмотря на массу фоновых звуков. Слабый свет, который я видела сквозь ткань еще секунду назад, исчез. Ублюдок просто выключил освещение.

Я прикована наручниками к кровати.

В полнейшей тьме.

С повязкой на глазах.

Наедине с маньяком.

Если бы я знала, что этим кончится, то лучше бы позволила убить себя людям Галлахера.

Я не слышу его дыхания. Не представляю, где он стоит. И что делает. Смотрит на меня? Раздевается? Достает инструменты для пыток? Фантазии побрасывает картинки одна, страшнее другой.

Меня сбивает визг шин за окном, пьяный хохот и гремящая музыка этажом ниже. Если я буду кричать, даже если сорву связки, захлебнусь криком, меня никто не услышит. Я пытаюсь вспомнить все советы, которые слышала в репортажах про маньяков. Не провоцировать. Не сопротивляться. Быть покорной. Пытаться вызвать доверие и симпатию. Разговорить, заставить увидеть в себе человека. Отвлечь, оглушить, вызвать полицию. Последние четыре варианта отпадают. Он приказал молчать, и я в наручниках.

Что мне остается? Боже.

Он все равно меня убьет…

Я вздрагиваю всем телом, когда внезапно чувствую прикосновение чужих рук к своим лодыжкам. Он с удивительной осторожностью, едва касаясь, проводит пальцами до колена и опускается к ступням. Бережно снимает с меня одну туфлю, потом другую. Мое сердце готово вырваться из груди, я так часто дышу, что начинают болеть ребра. Во рту пересохло. И словно прочитав мои мысли, через пару секунд Роббинс капает на мои губы вином. Я открываю рот, жадно хватая жидкость. Он льет мне вино на язык, пока я не начинаю кашлять. Лучше бы это был спирт, чтобы я напилась и отключилась. Но Мартин не дает мне выпить много. Я слышу, как он ставит бокал на тумбочку. Вся дрожу, как натянутая струна, чувствуя себя голой, несмотря на то, что я все еще частично прикрыта — белье на мне. Я снова не понимаю, где он. И что собирается делать. Ожидание невыносимо. Панические волны, одна за другой, накатывают на меня, пока я не впадаю в состояние прострации и отрешения от происходящего. И ублюдок снова не дает мне спрятаться в самой себе. Его ладонь касается моей щеки, поворачивая голову, как я понимаю в своем направлении. Легонько ударяет, приводя в чувство и снова ласково гладит. Ощущаю на себе его прожигающий взгляд. Он оставляет невидимые отметины на всем моем теле.