— Ты прав, Рэн. Все лица лгут в какой-то мере. Но твое всегда хранит молчание, — не поднимаясь глаз, тихо произношу я.

— С тобой становится очень интересно разговаривать, Лиса, — в его улыбке мелькает подобие гордости. — Мне нравится твое мышление, и эта ранимость, которую ты пытаешься скрыть, но не можешь. Красивая девушка с надрывом внутри — это самое мощное оружие против мужской бдительности. И не только мужской. Когда ты пришла в «Перриш Трейд», совершенно не готовая к тому, что поручил тебе Саймон, ты прошла первые этапы, не вызывав ни малейшего подозрения. Скажу больше, ты всем нравилась, Лиса. И все бы ничего, если бы я однажды не обратил на тебя внимание. Меня нельзя обмануть. Мой радар на ложь работает безошибочно. Но с другими все получится. Не сомневайся.

Наверное, подобная речь из уст Рэнделла Перриша должна была быть принята мной, как похвала, но мне почему-то стало горько от его слов. Горько от того, что он до сих пор разглядывает меня, как бабочку под микроскопом, пытаясь понять, что же внутри.

— Почему ты оставил мое второе имя, Рэн? — задала я вопрос, никак не относящийся к теме разговора. Этому я тоже у него научилась. Внезапные вопросы заставляют давать внезапные ответы. И он ответил быстро, словно был готов его услышать.

— Чтобы ты не забывала о том, кто ты есть на самом деле, Лиса, — поворачиваясь ко мне своим безупречным профилем, он опускает взгляд на горящие огни города. Свет фар несущихся автомобилей по магистрали кажется таким далеким, как и все, что происходит внизу. Я понимаю, почему Рэн испытывает слабость к верхним этажам. Завораживающее ощущение высоты, собственной неуязвимости и мнимой свободы. Мы все хотим быть одинокими иногда, мечтаем о тишине и собственном ненарушаемом пространстве, но и самый большой страх человечества связан с тем же, который заставляет строить стены и крепости — мы боимся остаться одни, не переставая бояться, что нас разрушат.

— А если я хочу забыть? — выдохнула я.

— Если бы медицина придумала лекарство, стирающее память, я бы принял его первым, — рассеянно улыбнулся Рэн. — Отрицание себя, Лиса, обманчивый путь, который ведет в никуда. Поэтому если такое лекарство и появится, то не с целью сделать мир лучше, а людей счастливее. Иногда воспоминание — это все, что у нас есть. Понятие судьбы очень искажено и неверно. Я бы отнес его именно к прошлому. Судьба прошлого — это ряд событий, которые невозможно исправить. А в будущем перед нами открыты миллионы дорог, и если человек думает иначе, то он обречен.

— Ты философ, Рэн, — пряча улыбку, сказала я.

— Ты считаешь меня сумасшедшим, а не философом. Но знаешь, все интересное в этом мире придумано шизоидами, а невозможное — психопатами, — с усмешкой говорит Перриш, и прежде, чем я успеваю ответить, резко меняет тему. — Помнишь, я обещал тебе показать итальянский ресторан, где готовят потрясающую пасту, которую, кстати, ты так и не попробовала?

— Да, конечно, — отвечаю быстро, пытаясь удержать пустившееся вскачь сердце. Он смотрит на меня своим обычным непроницаемым взглядом, не позволяя заглянуть за совершенную маску которую он носит круглосуточно. Но, возможно… — А я смогу потом вернуться сюда? Мое обучение закончено? — с надеждой спросила я. Рэн задержал задумчивый взгляд на моем лице, и я потерялась в его необычайно светлых льдистых глазах.

— Тебе так не терпится покинуть Розариум и начать работать? — проницательно спросил он, чуть склонив голову на бок.

— Да, наверно. Разве не ради этого меня обучали? — растерянно спрашиваю я. — Мы закончили с теорией?

Рэнделл медленно кивает, не сводя с меня глаз, и я только сейчас понимаю, что это значит… Мы закончили. Закончили… Все, что останется теперь — это собрания в Розариуме и его неподвижная фигура на фоне окна, повернутая к нам спиной. Больше никаких индивидуальных занятий на крыше, каждое из которых я и ждала, и боялась. Каждое из которых выворачивало мою душу наизнанку, заставляя кровоточить все нанесенные жизнью шрамы, открывая истины, о которых я и помыслить не могла. И в центре всего этого безумия эмоций и переворота сознания стоял один человек. Рэнделл Перриш. Я ненавидела его, боялась, восхищалась… я была околдована им.

И даже мысленно его имя я теперь называю иначе. И мои пальцы покалывают от желания прикоснуться к нему, пока он так близко. Может быть в последний раз. Больше такого шанса не будет. Но я не могу. Тело словно парализовано. Что такое желание? И хотела ли я кого-то по-настоящему до него? Вожделение, липкое, вязкое, обжигающее заполняет каждую клеточку тела. Мелкие разряды тока бьют по моей коже, и я ощущаю, как сгущается воздух между нами, не давая мне дышать, я смотрю в его глаза, нет я падаю. Я умираю. Именно такое ощущение сейчас раздирает мою грудную клетку, где все горит и кровоточит. Что он делает со мной? Зачем? Как он это делает?

— Лиса? — его голос пробивается сквозь туман моего сознания, и я ощущаю, что снова могу мыслить здраво, сжимаю пальцы рук, ощущая, как сходит онемение. Застывшие мышцы расслабляются. — Мы едем? — будничным тоном спрашивает Рэн. А мне хочется оттолкнуть его, ударить. Я ненавижу его за то, что он такой сдержанный, такой, мать его, спокойный, а я… Я просто с ума сошла.

— Куда? — быстро моргая, спрашиваю я, презирая себя за предательскую хрипотцу в голосе.

— Итальянский ресторан, — с невозмутимой улыбкой, напоминает Рэн. — Нам есть что отметить, правда?

Я опускаю глаза, чтобы он не увидел, насколько мне грустно. Это нелепо, но я ощущаю себя так, словно мы расстаемся. Смешно. Мы никогда не были вместе. С его стороны не было ни одного намека, что я интересна ему больше, чем остальные. Это какой-то совершенно новый мне вид отношений, в которых я никогда не состояла. Черт, да нет никаких отношений. Нет. Я лишь еще один ядовитый цветок в Розариуме Перриша. Одна из, а не единственная. А еще он женат. А я идиотка.

— Конечно, есть, — натягивая улыбку, произношу я. — А когда я смогу забрать свои вещи?

Рэн повернулся ко мне всем корпусом, достал из кармана руку и протянул мне банковскую карточку, зажатую между пальцев.

— Не надо ничего забирать. Купишь все новое. Завтра. Я даю тебе неделю, чтобы обустроиться и собраться с мыслями. — буднично произносит он. Я вопросительно смотрю в стальные глаза, пытаясь сложить в голове события сегодняшнего дня. Все это выглядит странно. Очень странно. Или так и должно быть?

— Лиса, я выполняю пункты договора, — поясняет он, правильно разгадав мое недоумевающее выражение лица. — Держи карту. Она на твое новое имя, — Рэн поднимает руку выше, и я протягиваю свою. Сначала берусь за уголок карты, и, когда он уже собирается убрать руку обратно в карман, обхватываю его ладонь своими пальцами, продолжая смотреть в глаза.

— Спасибо, Рэн, — вырывается у меня, но я даже не слышу собственного голоса, у меня колени подкашиваются. Просто пожатие руки, соприкосновение кожи, но я ощущаю, как тысячи игл впиваются в мое сердце, пальцы дрожат, и конечно, он это чувствует. Прищуренный взгляд, опускается вниз, где я продолжаю удерживать его ладонь.

— Не за что, Лиса, — мягко, но настойчиво освобождая руку, произносит он. И я сразу ощущаю себя потерянной и глупой. Мне хочется верить, что Рэн ничего не заметил, но смешно даже надеяться на это.

* * *

По дороге в ресторан мы молчим, каждый думая о своем. Рэн дышит в распахнутое окно, хотя я предпочитаю включать кондиционер, а не травиться выхлопными газами. Ему, конечно, виднее. Кто я такая, чтоб указывать.

— А какие машины ты любишь? — устав от напряжения, витающего в воздухе спрашиваю я. Рэн не отвечает, и я повторяю вопрос громче.

— Что? — его голос звучит напряженно.

— Машины какие тебе нравятся? — теперь я чувствую себя глупо. Он продолжает пялиться в открытое окно, и я вижу только его темноволосый затылок.

— Кабриолеты. И мотоциклы, — сухой, быстрый ответ.

— Серьезно? Мотоциклы? — скосив глаза, скептически прохожусь взглядом по строгому деловому костюму, но снова не получаю никакого ответа и затыкаюсь.

Ресторан находится в небольшом уютном итальянском районе, с узкими улочками и невысокими зданиями. Я редко бывала здесь раньше, но теперь точно буду заглядывать чаще. Пока я глазею по сторонам, Перриш ведет меня на открытую веранду.

— Тебе принесут плед, если замерзнешь, — предугадывая мой вопрос, говорит Рэнделл, отодвигая для меня тяжелый деревянный стул с резной спинкой. Пожав плечами, я сажусь, привыкнув не обращать внимания на его странности.

И совсем не удивляюсь, когда заказ принимать подходит сам шеф-повар ресторана.

— Мистер Перриш, рад снова видеть вас, — широко улыбается приземистый полноватый итальянец с табличкой «Марио Донелли» на бордовом фартуке.

— Привет, Марио. Мне, как обычно, — вежливо отвечает Перриш.

— А вашей прекрасной спутнице? — карие глаза мужчины с восхищением рассматривают меня с головы до ног. Я неопределенно пожимаю плечами, бросая на Рэнделла вопросительный взгляд.

— То же самое, что и ему, — наконец, говорю я, не дождавшись от своего спутника совета.

— Вот и замечательно. У мистера Перриша отличный вкус. Вам понравится.

— Спасибо, Марио, — сухо произносит Рэнделл, расслабленно откидываясь на спинку стула.

— Какие могут быть благодарности, — восклицает улыбчивый итальянец. — Это вас надо благодарить, что украшаете наше скромное заведение такими красавицами.

Рэн сдержанно кивает, но взгляд его, застывший на шеф-поваре, становится напряженным, и Марио предпочитает ретироваться для выполнения заказа. И только когда он уходит, до меня начинает постепенно доходить, что, возможно, имелось в виду. Стискивая пальцами до ломоты в костяшках ремешок сумочки, я смотрю в невозмутимые глаза Рэнделла.