— Вы такие скучные оба, — выдохнул Рэн. — И даже говорите одними словами. Вам так нравится считать себя героями мелодрамы, правда? Страдальцами, в жизни которых вмешался злодей вроде меня и все разрушил. Но попробуй взглянуть на случившееся реально, Итан. Все неплохо развлеклись, особенно ты, учитывая, что с самого начала тебе был известен исход происходящего. Согласен, Лиса может чувствовать себя слегка одураченной. Слегка — это не преуменьшение, а факт. И я устал его вам разжевывать. Каждый из вас использовал другого для своих определенных целей. Хороший секс, выполнение задания, желание забыться или просто жажда приключений и риска. Так или иначе, у вас был миллион вариантов выхода, но то, что изначально ведет к краху, не может быть настоящим и стоящим, Итан. Понимаешь, о чем я?

— Отчасти, но я все равно чувствую ответственность за то, что произошло. Я не уверен, что Лиса та, которая справится с целью, вроде Гарольда Белла.

— Я прикрою ее, Итан. Не волнуйся, — иронично ответил Перриш, словно мои слова его позабавили. Бессердечный ублюдок. Но он такой и есть. Кто еще способен поступать со своей женой так, как делает это Рэнделл.

— Что ты собираешься найти на него? У его семьи кристально-чистая репутация. Если ее раскроют, то Бэллы устроят скандал, они тебя линчуют, устроив показательное выступление в прессе. Ты постоянно говоришь мне, что в выполнении задания не должно быть никакого личного мотива. Но меня не покидает ощущение, что это та самая ситуация, когда ты руководствуешься какими-то личными аспектами в отношении Бэлла. Да эта семья принадлежит к основателям города, они неподкупны и ощущают себя хозяевами этого места, имея право, Рэн. Имея полное на это право. Зачем нам связываться с ними? Что у тебя есть на Гарольда? Я хочу понимать, чтобы больше к этому не возвращаться.

— Я не обязан ничего тебе объяснять, но попробую, — неожиданно для меня, произнес Перриш, опираясь раскрытой ладонью на стекло, и как бы нависая над городом внизу. После исповеди Линди, я намного лучше стал понимать стремление Рэнделла к открытым пространствам. Иллюзия отсутствия стен — это последствия клаустрофобии, которая выработалась у него с детства. Он чувствует себя в безопасности, создавая свои стеклянные миры. Мнимое ощущение свободы на самом деле является своего рода самообманом. Рэн расширяет свои горизонты, но, рано или поздно, он все равно почувствует себя загнанным в угол, и последствия того могут быть сокрушительными как для него, так и для тех, кто окажется с ним в одной лодке.

— Корнелия записывала все свои встречи с клиентами на диктофон, — произносит Перриш, вводя меня в шок своим признанием. — Он был спрятан под столом, в небольшой нише. Об этом никто не знает. Только я. Ты находишься рядом со мной дольше остальных, и, я уверен, что информация, которую ты сейчас услышишь, не выйдет за стены моего офиса.

— Рэн, я никогда тебя не подводил, — сглотнув образовавшийся в горле комок, отвечаю я.

— Я благодарен тебе за это, Итан, — не меняя застывшей позы, бесстрастно отвечает Перриш. — Я не знаю, зачем она вела эти записи, но факт их наличия говорит о том, что у нее были причины так поступать. Я знаю все, чем делились с ней люди, которые приходили за помощью. И у меня есть тому вещественное подтверждение. Записи находятся у меня.

Пронзенный внезапным озарением, я уставился на невозмутимый профиль Рэнделла Перриша, ощущая, как пол уходит у меня из-под ног. Меня даже шатнуло в сторону, когда я сложил кусочки ребуса воедино.

— Ты… — начал я, и не смог продолжить, пребывая в полнейшем потрясении, не силах сформулировать мысль.

— Да, эти записи позволили мне начать мою деятельность. Они легли в основу Розариума. На сеансе у психолога, на исповеди, люди говорят вещи, в которых сложно признаться кому-то еще. И те, и другие не имеют права разглашать все, что сказано при них. И то же самое с гадалками и экстрасенсами. Многие приходили к Корнелии, в поисках чуда, но в глубине души сомневаясь, что подобное возможно. Все они считали ее сумасшедшей.

— Это не так.

— Я не хочу говорить о способностях моей матери или их отсутствии. Это табуированная тема, Итан. Ты задал вопрос о Гарольде. Я отвечаю. За несколько месяцев до гибели Корнелии, я навещал ее. У меня были ключи, и мое появление в квартире оказалось незамеченным. У матери был клиент. Разговор состоялся в комнате за закрытыми дверями. Я не стал мешать или выдавать своей присутствие, но практически все слышал. Голос мужчины, с которым она говорила, был мне знаком. Я, конечно, не мог сходу вспомнить имя, но был уверен, что он приходил раньше. Я не стану передавать тебе детали. Скажу просто, что разговор носил угрожающе-принудительный характер. Но больше всего меня удивила реакция матери. Я ощущал ее страх, который явно прослушивался в каждом слове, неспособность справляться этому человеку.

— Это был Гарольд Бэлл?

— Да. Но он не видел меня. Когда Бэлл покидал квартиру, я скрылся на кухне. Однако, успел его детально рассмотреть.

— Ты считаешь, что он причастен к ее смерти? — нахмурился я, ощущая себя героем триллера, где постоянно приходится гадать, кто же злодей и убийца? — Зачем ему это?

— Причины, видимо, были.

— Но это только твои предположения.

— После ее гибели я не нашел ни одной записи, подтверждающие, что Бэлл когда-либо приходил к моей матери. А тот визит был не единственным, Итан.

— Думаешь, он их выкрал? — скептически спрашиваю я, с трудом сдерживаясь от вопроса о том дне, когда погибла Корнелия. Если верить тому, что сказала мне Линди со слов Гарольда, то они оба тогда были у нее.

— Это неважно, Итан. Мне ясно только одно. Этот человек первым объявил на меня охоту. И когда он проиграет, я выясню причину, которая заставила его это сделать. — Рэн оторвал ладонь от стекла, и, убрав руки в карманы, посмотрел на меня взглядом, по которому я сразу понял, что он больше ни слова мне не скажет.

— Я хочу ее увидеть, Рэн, — произношу я, и внезапно замечаю едва заметную тень, пробегающую по невозмутимому лицу. Кратковременный результат внутренней борьбы и что-то еще, неуловимое и мгновенное. Перриш впервые в моем присутствии проявил несвойственные ему эмоции, и это до чертиков меня испугало. Взгляд, которым он смотрел на меня, сложно перепутать с каким-то другим. Перриш видит во мне соперника. В данный момент точно. Какого хрена, Рэн? Она моя, черт бы тебя побрал.

— Нет, — и, отворачиваясь, он уходит, подтверждая самые мрачные предположения. В некоторых обстоятельствах все мужчины ведут себя одинаково. Это память предков говорит в наших генах, и даже Рэн не стал исключением.

Алисия нужна ему не только как инструмент для достижения своих целей. Злополучный личный фактор. И это означает только одно — мы на пороге катастрофы, и каждый следующий шаг неумолимо приближает нас к пропасти.

ГЛАВА 5


Алисия


От того, во что превратилась моя жизнь в Розариуме у любой другой девушки сдали бы нервы, но Рэнделл Перриш не из тех, кто делает ставку на неудачниц и трусих. Не зная меня лично, он уже был уверен, что я справлюсь. Так и случилось. В какой-то момент я перестала изводить себя вопросами и позволила событиям плавно вести меня вперед, надеясь, что в один прекрасный момент, я смогу сама составить полную картину того, что так упорно пытаются вбить в мою голову кураторы, подосланные Перришем. Если бы я не знала, что все они когда-то были на моем месте, то, возможно, диалога и не сложилось бы, и, как в случае с Дафни, любую новую информацию я бы инстинктивно воспринимала в штыки. Но выдержав свой первый урок с самой взбалмошной и вредной участницей организации, я ощутила, что справлюсь и с остальными. Но сражаться ни с кем не пришлось. Мак или Кайла Мун, оказалась милейшей девушкой, обладающей просто железобетонным терпением. Мне по-настоящему нравилось работать с ней. Кайла учила меня ходить, двигаться, одеваться, владеть мимикой, следить за своим телом и множеству других женский хитростей. Это были приятные и полезные познания, которые необходимо знать каждой девушке. Чуть позже к моему обучение присоединилась Би, с рабочим позывным «Беладонна заменить, она была выше», и мы с ней много смеялись над тем, как поиздевался над ней Перриш, выбрав такое имя. В жизни ее звали Натали Арман, и конечно, «Беладонна» стала для нее кошмаром наяву. Черноглазая смуглая брюнетка, высокая и гибкая, она выглядела немного старше остальных, пока не начинала говорить. Никогда не видела более позитивного человека, который любую серьезность превращал в шутку. От нее я узнала, что Рэн никогда не доверяет Би долгосрочные контракты, но, как она говорит: «Я хороша в ближнем бое». Суть этого определения не совсем мне была понятна, но Натали коротко пояснила, что очень часто приходится работать в «полях», имея в виду различные публичные места, где можно добраться до объекта с помощью ее искрящегося обаяния. Больше всего я волновалась, когда мне пришлось взаимодействовать с Ли, вторым после Аконита мужчиной в Розариуме. С ним мы разыгрывали различные сценарии, где мне нужно было попытаться тем или иным образом заставить его сказать мне что-то личное. Я из кожи вон лезла, но Ли был несгибаем. Или я просто не воспринимала его всерьез после выворачивающих наизнанку сессий с Перришем, который по-прежнему каждый вечер призывал меня на крышу. Я говорю призывал, потому что именно так и ощущались его приказы. Участники Розариума не любили говорить о своем боссе, по всей видимости следуя запрету с его стороны или опасаясь камер, но Натали иногда полушепотом любила посплетничать о Перрише. Жаль только, что ничего нового я от нее не услышала. Она могла ничего и не говорить. Я тщательно наблюдала за всеми во время пафосно-постановочных костюмированных собраний, на которых все еще чувствовала себя в театре абсурда или в психиатрической лечебнице. Все это смотрелось, как кукольное представление, которым управлял один человек, ни на одном из собраний не повернувшийся к нам лицом, но умудряющийся держать каждого из нас в напряжении, пока не поступала команда разойтись. Все, что тревожило и угнетало меня в сложившейся ситуации, я видела и на лицах остальных, в застывших позах и натянутых улыбках, и даже в том, как все мы одинаково неуютно чувствовали себя в навязанных костюмах, которые получали за час до собраний. Согласитесь, подобные сборища выглядят чем угодно, но только не обыденной планеркой. Нас постоянно заставляли чувствовать себя марионетками, и вся атрибутика кукольного театра была на лицо. Рэнделл Перриш дергал за веревки, заставлял нас одеваться, ходить, говорить, думать и выглядеть так, как угодно ему. И мы позволяли.