— Некоторым нужна пара месяцев, другим полгода. Все очень индивидуально, Лиса. Я заговорил об Итане не просто так. Вы работаете в одной организации. Когда ты полностью освоишься, вам часто придется сталкиваться, иногда выполнять задания вместе. Я не хочу, чтобы что-то мешало вашей коммуникации друг с другом.

Лиса нервно рассмеялась.

— Наверное тебе стоило подумать об этом прежде, чем ты послал ко мне Итана, — с нескрываемым презрением, бросила она мне в лицо. Я невозмутимо улыбнулся.

— Ты не первая и не последняя, Лиса, — сухим бесстрастным тоном сообщаю я.

— Скажи, ты всегда выбираешь тех, у кого нет выхода?

— Выход есть всегда, если поднапрячься и попробовать думать головой.

— Значит, я сама во всем виновата? — восклицает она с негодованием.

— Кто же еще? — небрежно пожимаю плечами и подношу бокал к губам, замечая ее пристальный взгляд, все еще прикованный к моему лицу.

— И какой выход я могу найти, Рэн? Лечь под пули людей Галлахера? — иронизирует Алисия.

— Тебя все время тянет куда-то лечь, Лиса. Начни с другого. Хоть раз. Это конечный пункт. Ищи выше. Итан мог отказаться от задания, а ты могла не трахаться с первым встречным парнем, который подцепил тебя в клубе. Или он волоком тащил тебя в свою квартиру? Может быть, ты невинная жертва изнасилования? Будь откровенна сама с собой. Ты хотела его использовать. Так почему тебя так возмущает тот факт, что он сделал то же самое.

— Это ваша долбаная мужская солидарность, — сквозь зубы бросает Лиса, поднося пальцы к вискам и потирая их. Она слишком бурно реагирует, я ощущаю ее волнение, и даже боль. Мне не нравится то, что я вижу. Но язык ее тела и поведения красноречивее некуда, и она пытается закрыться. Рана слишком свежа, она еще не научилась контролировать свои эмоции, не смирилась.

— Я ни на грамм не солидарен ни к кому из вас. Между нами непроходимая пропасть. У меня нет любимчиков, Лиса. Я просто озвучиваю факты. Скажи, что я не прав. Что ты любила Итана, что ради него захотела изменить свою жизнь, что собиралась бросить Саймона и свое уютное гнездышко и надежный проверенный источник дохода? — выдав весь перечень вопросов, я расслабленно откидываюсь на спинку стула, держа в руке бокал. — Удиви меня, Лиса.

— Видео камер с файлов, посмотренное тобой, еще не дает тебе право думать, что все обо мне знаешь. Разве глазок видеокамеры способен засечь мысли? Твоя уверенность строится на предположениях. Но ты не прав. Я говорила Итану одно, но в душе я считала иначе. Я просто хотела, чтобы он убедил меня, хотела увидеть, что и он тоже готов изменить все ради меня.

— Ты бы никогда этого не сделала, — решительно и безапелляционно заверяю я. Лиса допивает остатки вина и протягивает мне бокал.

— Пьяные женщины не лгут. Ты должен знать об этом, — с вымученной улыбкой произносит Лиса, глядя мне в глаза.

— Ты не пьяна. Два бокала. Всего лишь легкий дурман, — возражаю я.

— Легкий дурман, это то чувство, в котором ты постоянно меня поддерживаешь, — скептически отвечает она. — Но тебе никогда не удастся меня убедить, что ты спасаешь меня или испытываешь хотя бы каплю заботы или тревоги обо мне.

— Я ни в чем тебя не убеждаю, Лиса. Выводы ты делаешь сама. Я просто наталкиваю тебя на них, помогаю тебе строить собственные умозаключения.

— Твои… — ухмыляется она.

— Что, прости?

— Твои собственные умозаключения в моей голове. И отлично справляешься. Но в случае с Итаном, ты не сможешь убедить меня. Я знаю, что произошло. И он тоже. А ты ни черта не сможешь с этим поделать.

— Ты думаешь, ваши взаимоотношения так сильно меня волнуют? — с саркастическими нотками в голосе спрашиваю я. — Мне нужно знать, что во время задания вас ничего не будет отвлекать от его выполнения. Никакие посторонние мысли.

— Знаешь, Рэн, тебе не о чем волноваться. Ты прав, и как любой другой человек, я ненавижу, когда меня используют и предают. Все, что было связано в моей жизни с Итаном, я забыла и вычеркнула из своего прошлого.

— Так не бывает, Лиса, — отрицательно качаю головой, опровергая ее слова.

— Почему же, Рэн? — ее прямой взгляд вопросительно смотрит на меня. — Моя жизнь дала крутой поворот, перевернув все сверх на голову. Я каждый день испытываю новые эмоции, которые просто захлестывают меня, разрушают или, наоборот, заставляют верить в себя. Так много событий происходит постоянно. Тебе не кажется, что у меня совершенно нет времени на оплакивание своего разбитого сердца?

— Оно не разбито, Лиса. Любовь делает нас целыми. И мы остаемся целыми, даже если она уходит. И благодарными, что однажды коснулись этого дара. Любовь абсолютно созидательна, а то, чувство, которое оказывает разрушительное воздействие просто очень похоже. Но это не любовь.

— Вау. Какой пафос, — со смехом бросает мне Лиса. Но я предвидел ее реакцию, поэтому всего лишь равнодушно улыбаюсь в ответ. — Какие громкие слова! Неужели человек со стеклянными глазами, окружающий себя стеклянными стенами, что-то знает о любви?

— Я знаю о ней куда больше, чем ты, Лиса. Если тебе повезет, то однажды ты придешь ко мне и скажешь, что испытала то, о чем я когда-то тебе говорил, а ты смеялась. И если этот день настанет, я буду первым кто пожелает тебе счастья.

— Ты неподражаем, Рэнделл Перриш. Я, бл*дь, сейчас заплачу, — насмешливо ухмыляется Алисия, копируя мою позу и откидываясь назад. — Все ты у нас знаешь, все прочувствовал и понял. Строишь из себя великого манипулятора, пичкая нас своим бредом, но, знаешь, я не верю тебе. Иногда мне кажется, что тебя вообще не существует, что ты просто проекция, которую выдает искусственный разум. И то, что у тебя лучше, чем у других развита логика и интуиция, и ты имеешь средства на сбор информации, на красивую подачу своей гениальности, это еще не делает тебя Ловцом душ.

— Ты начиталась фентези, детка. Ловец душ — существо нереальное.

— Как и ты, Рэн.

— Это комплимент, Лиса. Как насчет того, чтобы притвориться на полчаса реальными и просто поужинать? — предлагаю я с дружелюбной улыбкой. Ее взгляд настороженно наблюдает за мной.

— Я не против, — кивнув, сдержанно отвечает Алисия.

— Тогда приятного аппетита.


Алисия


Наверное, совместный ужин — это тоже своего рода определенный ход со стороны Рэнделла Перриша, но я еще не поняла на какие цели он рассчитан. Я так устала анализировать все, что он говорит, выискивая подвох и очередную попытку манипулирования за каждым сказанным им предложением. Предугадать любое его действие невозможно, но я и не пытаюсь. Просто хочу хотя бы отчасти понять, с кем имею дело. Но ни хрена не выходит. Перриш спокойно доедает свой салат и двигает к себе тарелку с пастой, в то время как я автоматически жую еду, вкуса которой не чувствую. Понимает ли он насколько сильно воздействует на окружающих даже в те моменты, когда не делает это намеренно? Или делает? Наблюдая за ним, я невольно вспоминаю передачи про животных, которые кода-то смотрела. Да, нелепо звучит, но в голову невольно приходит ассоциация о ленивом льве, неспешно потребляющим пищу, принесенному ему львицами его прайда. И это завораживающее зрелище — смотреть, как ест хищник, смакуя каждый кусочек, прикрывая глаза от удовольствия. Он абсолютно расслаблен и вряд ли замечает насколько напряжена я. Или замечает, но ему абсолютно не мешает мой тяжелый взгляд наслаждаться едой.

— Ты зря не ешь, Лиса. Очень вкусно. Я заказал пасту в своем любимом итальянском ресторане. Как-нибудь, я тебя туда отвезу. Ты сможешь оценить обстановку и повара по достоинству.

— Какая честь, — с иронией отвечаю я на вполне безобидную фразу Перриша. — Ты всех туда водишь?

— И даже Итана, — он усмехнулся, кладя вилку на столик и промакивая губы салфеткой. — Удивительно, но даже я пытаюсь быть членом цивилизованного общества.

— Ты ничего не знаешь о цивилизованном обществе, — категорично качаю я головой, ловя себя на том, что разглядываю контур его губ, их изгиб, испытывая странное, зарождающееся внутри волнение.

— Как и ты, — он улыбается. Его чувственные губы улыбаются. — Но чтобы понять правила, по которым это общество живет, нам иногда приходится притворяться такими же.

— У тебя не получается, — замечаю с усмешкой.

— Ты предвзята. Лиса. Но отчасти права. Я не очень люблю людей, и никогда этого не отрицал. Но, наверное, подобный результат случается с каждым, кто пережил нелегкое детство.

— Ты снова намекаешь на то, о чем рассказал, философствуя о лопающихся обоях? — сыронизировала я. Тогда ему удалось меня поразить и даже заставить сопереживать, чтобы потом снова убедить в том, что каждое его слово может оказаться сымитированной под правду искусной ложью.

— Трескающихся. Ты искажаешь полученную информацию. Краска лопалась, а обои трещали.

— Это важно? Учитывая, что ты все придумал? — скептически спрашиваю я.

— Любая информация важна именно в том виде, в каком она подана, Лиса. Даже, если это ложь.

— Значит, ты признаешь, что солгал? — я наблюдаю за выражением его лица. Мне сложно. Потому что он не смотрит на меня. Я много раз замечала, что Перриш избегает зрительного контакта с людьми. Интересно, что его так напрягает? Или пугает? Или ему есть что скрывать?

— Не пытайся понять то, что пока не способна, — словно прочитав мои мысли, отвечает Рэн и ненадолго встречается со мной взглядом. И я снова вспоминаю об арктических ледниках и горном хрустале, который сверкает на солнце, излучая призрачное потустороннее свечение. Мне не свойственны поэтические сравнения, а вот Перриш вполне может задвинуть нечто подобное. Значит ли это, что и сейчас он каким-то непостижимым образом внушает мне свои мысли? Или я схожу с ума? У меня мурашки бегут по коже и сдаюсь первой, отвожу взгляд. Его глаза сами по себе являются оружием, и он может использовать его без слов. Они поражают не своей красотой или каким-то особенным разрезом, а именно прозрачной бездной, за которой ничего нет, словно портал в мир, который никогда тебя не примет, потому что ты чужая, другая, даже малейшего представления не имеющая о том, в чьи глаза смотришь. А может все просто и глаза Перриша всего лишь отражение моих страхов? Обычное зеркало, создающее только иллюзию бесконечности и непостижимости?