— Это мое личное наблюдение. Необязательно воспринимать его, как истину, — говорю я небрежно, оставляя ей мнимое пространство для собственного мнения.

— Ты считаешь, что я смогу вот так просто освоить все, что ты перечислил, и пойти добывать чужие секреты? — с сарказмом спрашивает девушка. — Так мне их и выдали.

— Ты получишь минимум необходимых знаний и правил, — сообщаю я бесстрастно. — Я не отправлю тебя на задание неподготовленной. Каждый твой шаг будет обсуждаться с куратором, которого тебе назначат, пока он не будет уверен, что ты больше не нуждаешься в его помощи.

— Я надеюсь, что моим куратором будет не Итан? — в ее голосе различимы уязвимые нотки.

— Твоим куратором буду я, Лиса. Мы пройдем этот путь вместе.

— Ну тогда я спокойна, — скептически усмехается Лиса, и, черт побери, я снова улыбаюсь. Почему она такая забавная?

— Тебе ничто не угрожает Лиса, пока ты под моей защитой.

— Мне никого не придется убивать?

— А тебе приходилось?

Она замолкает, отворачиваясь. Дергает пальцами кончики волос, кусая щеку изнутри. Волнение и боль, сомнение… «Мне кажется я убила»… Она не знает наверняка.

— Мне ты можешь сказать, — говорю я.

— Нет, — нервный смешок срывается с ее губ. — Ты сейчас это делаешь да?

— Что? — спрашиваю я невинным голосом, и разворачиваюсь к ней лицом, опираясь на ограждение. Лиса мгновенно отстраняется, выдавая свою слабость и неуверенность.

Я не люблю смотреть на человеческие лица, несмотря на то, что они тоже несут в себе информацию. Некоторые лица отвлекают от того, что может сообщить язык тела, особенные жесты, привычки, движения. У Лисы именно такое лицо. Она красивая, но этого недостаточно. Меня нельзя удивить красотой. Некоторые женщины, очень редкие женщины обладают особой энергией, которая привлекает мужчин, даже если они считают себя невосприимчивыми к подобным вещам. Она отвлекает меня от поставленной цели.

Я начинаю понимать, что случилось с Итаном.

— Ты прямо сейчас добываешь информацию, — говорит девушка, и я не сразу вспоминаю к чему относится ее фраза. Черт. Так быть не должно.

— Но я на верном пути? Нет? — прокрутив память на несколько секунд назад, с легкой улыбкой спрашиваю я.

— Нет.

— А если я скажу что-то тайное о себе?

— Ты солжешь.

— А ты проверь. Ложь при желании всегда можно отличить о правды. Ты смотришь мне в глаза, у меня просто нет другого выбора, как сказать правду.

Задумчиво нахмурившись, Лиса удивляет меня, выпалив:

— Вопрос тот же.

— Приходилось ли мне убивать? — я увидел в ее глазах зарождающийся страх, так необходимый мне, чтобы обрести равновесие. То, что я ей скажу не полноценная тайна. Есть люди. Которые знают… И я скажу только ту часть, которая ее потрясет и впечатлит. Я не делюсь сокровенным, чтобы вы понимали. Это следующий шаг, который уведет ее мысли в нужном направлении.

— Мне приходилось видеть смерть, — продолжил я ровным тоном. — Шесть лет назад мою мать нашли мертвой. Я нашел. Она была привязана к стулу, и как потом установили судебные эксперты, ей было нанесено тринадцать ножевых ранений в область груди. Преступником мог быть кто угодно. Любой из клиентов, которых она принимала с утра до вечера. У нее был необычный род деятельности. Кто-то считал мою мать медиумом, кто-то — сумасшедшей. К ней за помощью приезжали люди из всего штата. Она не вела никакую отчетность и список подозреваемых мог быть бесконечным. Я нашел ее первым, когда привез продукты. Она была подвластна различным фобиям, как и многие люди с психическими расстройствами, и не выходила из дома. Никогда. С самого моего рождения и даже раньше. Она никогда не говорила, что пугает ее за дверью, но уговаривать ее покинуть пределы квартиры было бесполезно.

Я замолчал, но судя по распахнутым в потрясении глазам Лисы она ждала продолжения и не сразу поняла, что его не будет. Ничто в ее позе, посадке головы головы не указывало на то, что девушка испытывает сочувствие ко мне. Скорее, любопытство и ложные выводы.

— Мне очень жаль твою мать, — произнесла Лиса, опуская ресницы, но ей не жаль на самом деле. В ее жизни были свои трагедии. Когда твоя боль еще тебя не отпустила, очень сложно проникнуться чужой. Большинство людей эгоисты. Оплакивая потерю, прежде всего мы плачем о себе. И нам нравится нести в себе эту скорбь, пропитываться ею, ограждаясь от остального мира. — А она действительно была экстрасенсом?

И я снова слышу вопрос, который задавали мне тысячу раз самые разные люди. Но никто так и не узнал правильного ответа.

— Это уже будет следующий секрет, Лиса. Твоя очередь.


Алисия


Я не понимаю зачем рассказываю человеку, которого едва знаю, которого боюсь и считаю немного, нет, совершенно безумным, моменты своего прошлого, которые что долгие годы были для меня табуированной темой. Калеб был единственным свидетелем тех событий, и то, лишь частично. Но его нет в живых. Перриш никогда не узнал бы, что случилось на самом деле. По одной простой причине — я сама этого не знаю. Но, проваливаясь в темные бездонные глаза Перриша, я ощущаю острую неподвластную мне потребность заговорить о том, что скрывала от самой себя и других людей. Радужка цвета ртути затягивает меня все глубже, вызывая онемение в конечностях и холодный озноб, который неприятно ползет по спине. И уже нет возможности остановится, построить барьер, стену, отгородиться от вторжения чужеродной мне сущности. Его история о матери почему-то затронула глубоко спрятанные подозрения внутри меня, но я не могла их озвучить слишком фантастическими и дикими они казались. Теперь у меня нет никакого сомнения, что его мать обладала даром или особыми знаниями, или просто была прирожденным психологом, и передала свои способности сыну. Другого объяснения происходящему у меня просто нет.

Я должна молчать, но не могу себя заставить… Хочу ли я вызвать в нем подобие жалости или сочувствия своей исповедью? Я не знаю. Мотив может быть совсем другим, и я просто пытаюсь построить подобие доверительных отношений с человеком, который считает себя знатоком человеческих душ, чтобы впоследствии использовать это против него? А вся эта магия, которая исходит от него — всего лишь плод больного воображения?

— Когда мне было пятнадцать лет, моя мать решила, что я достаточно взрослая, чтобы зарабатывать деньги торгуя единственным товаром, который могла предложить — собой. Она бы сама не додумалась. Ей подсказали, и мама радостно схватилась за возможность получить еще один источник дохода. Я сбежала из дома вместе с лучшей подругой, которую, о, чудо, пару недель назад обнаружила здесь в качестве своей сиделки и медсестры. Мы скитались, воровали, попадали в полицию, потом снова скитались. Конечно, нас поймали. Привезли в один из притонов, где торговали малолетками вроде нас. Там нас и приметил Калеб, о котором ты уже знаешь. Уверена — эту часть истории ты уже слышал. Миа, я так понимаю, зарплату получает не только за то, что подносы с едой разносит. Но о том дне, когда я решила по дурости и наивности зайти в гости к маме, я не говорила ей. Иначе бы ты и не спросил. Так?

Я вопросительно посмотрела на Перриша, и только сейчас заметила, что он снова стоит лицом к городу, опираясь ладонями на поручни и немного наклонившись вперед. Я чуть не умерла, когда стояла на самом краю по его просьбе. Ужасно боюсь высоты и такой вот случайной нелепой смерти. А он, похоже, ничего не боится. С его ростом и весом опираться на не очень устойчивое, хлипкое ограждение слишком рискованно, на мой взгляд.

— Продолжай, Лиса, — произнес он сдержанно, но в то же время властно. Мне хотелось бы поспорить, но даже не глядя на меня, Перриш умудряется угнетать мою волю к сопротивлению, сохраняя при этом абсолютную внешнюю невозмутимость и даже некоторую отстраненность.

— Мама, как всегда, что-то приняла, но еще была в состоянии двигаться и говорить. Я заварила чай, который нахрен никому не был нужен, как и пирожные, и другие продукты, которые я принесла. Человек под дозой не ест, и если я вижу очень худого человека, то до сих пор чувствую себя немного настороженно и стараюсь держаться подальше. Она была не одна. Со своим новым любовником. То ли сутенер очередной, то ли торговец героином. У нее других не было никогда. Хотя, этот показался мне вменяемым, опрятным, по сравнению с остальными, и мать, кажется, действительно нехило на него запала. Я еще подумала, что забыл нормальный, на первый взгляд, мужик в клоповнике, в который в мое отсутствие превратилась комната… — я сделала паузу, чувствуя необходимость перевести дыхание. Мне нужно заткнуться и уйти. Сбежать от человека, который заставляет меня обнажать для него свою душу. В последствии я поняла для чего он это делал. Это был для Перриша особый, тщательно-продуманный ритуал, и он проходил его с каждой. Мы отдавали ему часть себя с каждым новым занятием, с каждым новым его словом, взглядом. И я могу сказать со стопроцентной уверенностью, тело отдавать разным мужчинам мне было легче, чем одному душу. Хотя, что в ней такого, в моей душе? Такая же изгаженная, как и тело.

— Лиса, все, что ты скажешь останется здесь — мое слово, — он ненадолго поворачивает голову, и наши взгляды сталкиваются в немом поединке. Я верю ему, верю. И не могу понять, как могу верить такому человеку. — Мне нужно знать твои слабые места, чтобы понимать, как защитить, как вооружить тебя.

Я чувствую, что начинаю задыхаться, и он отворачивается, словно выпуская при этом мою душу из капкана своих глаз. Да что же ты такое, Рэнделл Перриш?

— Лорен, так ее звали… иногда она была другой, ее вдруг оставляла наркотическая одержимость, и мы могли нормально разговаривать, как дочь и мать. Но такие моменты были так редки. Я помню каждый. Ты знаешь, она была красивой женщиной, даже после многих лет принятия наркотиков и аморального образа жизни. Я подумала тогда, что если ей попался нормальный мужчина, то возможно, она захочет исправиться. Не для меня. Для него. Не все дети желанные, Рэнделл. Для себя я ничего у нее не просила. Мне так хотелось верить в то, что сама себе придумала, что не заметила ни странных взглядов ее нового хахаля, ни слишком громкого смеха и настойчивого желания понравиться мне. Калеб на тот момент имел определенные связи и друзей среди криминальных структур района. Я чувствовала себя в безопасности. Когда мама уснула, я помыла посуду и собралась уходить. Но мужчина не собирался отпускать меня. Лорен в отключке, соседям наплевать на то, что творится за стенкой. Он набросился на меня, повалив на пол. Я сопротивлялась, но мужчина был втрое шире и гораздо выше меня. Силы слишком неравны. Но мне каким-то чудом удалось извернуться я ударить лбом в его переносицу, и взвыв от боли, мужчина со всей силы зарядил мне кулаком в лицо. Я потеряла сознание. Это все. Больше я ничего не помню.