– Все в порядке, доктор, – наконец, уверил меня Патрик.

– Так ваша дама плачет от счастья ?

– Ваша дама? – переспросил Самуэль, выделив слово «ваша», и я запоздало понял, что со словами следовало вести себя поосторожнее.

– Пожалуй, уже нет , – включилась в разговор Теодора. – Я присяду за ваш столик, доктор. Если вы, конечно, не против .

Я сделал пригласительный жест.

– Прямо возле лестницы, мисс Барт. Думаю, вы не заблудитесь.

– Благодарю.

Проводив взглядом бывшую жену, Самуэль снова посмотрел на меня. Уж не знаю, какое выражение он ожидал увидеть на моем лице, но я явно его разочаровал.

– Думаю, вашему здоровью не повредит короткая прогулка, господа. На улице замечательная погода, дождя нет. Буду рад увидеть вас освежившимися и в хорошем настроении. Я позабочусь о том, чтобы мисс Барт не скучала. Тем более что через несколько минут можно будет пройти во вторую половину клуба, так что ваша общая дама в надежных руках.

– Доктор… – начал Патрик.

– Прошу вас, господин Мэйсон. Если уж вы вели себя настолько отвратительно, что заставили женщину плакать, то проявите каплю уважения к хозяину заведения, в котором находитесь, и удовлетворите мою просьбу.

– Здравствуйте, господа. Я могу чем-нибудь помочь?

Эрик остановился за моей спиной, и я не видел его лица, но был уверен: он изучает Патрика и Самуэля и размышляет о том, следует ли вмешаться сейчас – или же подождать, пока события не начнут развиваться.

– На случай, если вы не знакомы с этим джентльменом, господин Мун, – снова заговорил я, – это Эрик Фонтейн, наш хороший друг .

– Я просто скромный гость. – Эрик сделал еще пару шагов к столику и оказался в поле моего зрения. – Так что произошло? Надеюсь, ничего серьезного?

– Конечно, нет, господин Фонтейн, – поспешил уверить его Патрик. Он хорошо знал, что на самом деле скрывается под словами «просто скромный гость», хотя Эрик приходил сюда именно в таком качестве. – Мы обсуждали дела.

– Доктор прав. Давайте прогуляемся. На улице действительно прекрасная погода. Я пойду с вами. Мне хочется свежего воздуха.

Сказав это, Эрик не сдвинулся с места: он дожидался того момента, пока Патрик и Самуэль не поднимутся и не пойдут к двери. И только тогда последовал за ними.

– Надеюсь… – начал я.

– Мы пройдемся, доктор, – уверил он меня, на секунду сбавив шаг. – Я буду вести себя предельно вежливо.

– Не сомневаюсь.

По пути к своему столику я поймал недоуменный взгляд Колетт, но предпочел на него не реагировать – хотя бы потому, что и понятия не имел, что могу сделать или сказать. Охранник закрыл за Эриком дверь, снова уселся на место и принялся изучать посетителей.

Теодора пила вино, которое ей успели принести в мое отсутствие, и наблюдала за происходящим на сцене. Две девушки в масках, изображавшие дриад, прервали свой танец и жестами зазывали на сцену одного из гостей. Упрямился он недолго, и они помогли ему подняться, ловко подхватив под руки.

– Кто ставит номера?

– Я и мадемуазель Бертье, – ответил я, занимая стул напротив нее. – Вам нравится?

– Да. Чувствуется рука профессионалов. Почти все ваши девушки носят маски… почему?

– Все как в жизни, мисс Барт. Люди любят маски. Некоторые прирастают намертво, и мы рано или поздно свыкаемся с мыслью, что проведем в этой роли много лет …

– А вы любите маски, доктор?

Она смотрела на меня, легко наклоняя бокал то в одну, то в другую сторону. У нее были удивительные глаза: глубокого синего цвета, они напоминали нетронутые рукой человека арктические льды. Я видел в них что-то бесконечно чужое мне – и одновременно что-то знакомое и притягательное. Наверное, так выглядит родственная душа, которая прячется и не хочет, чтобы ее узнали. А, может, просто дразнит и хочет проверить на прочность: сможешь ли ты разгадать загадку?

– Не знаю, что до меня, мисс Барт, но вы, похоже, любите не только маски, но и спектакли .

Теодора улыбнулась и протянула мне пустой бокал, а потом кивнула на бутылку с вином.

– Пока мой бывший муж и мой деловой партнер выясняют отношения с криминальным авторитетом, мы могли бы выпить за знакомство, что скажете?

– Думаю, время у нас есть.

Я наполнил оба бокала (этого хватило для того, чтобы бутылка опустела, и бдительная официантка ее забрала), и Теодора пригубила свое вино.

– Теперь вы можете называть меня по имени, – сказала она.

Для традиционного поцелуя она не поднялась, но и на брудершафт мы не пили, а поэтому я решил, что можно оставить условности.

– Я очень рад. У вас замечательное имя.

– О вашем я могу сказать то же самое. Вивиан . – Она выдержала паузу и в очередной раз поболтала вино в бокале. – Так что это за таинственное развлечение, о котором говорят все вокруг? Мне любопытно.

– Сколько бы я ни рассказывал, лучше будет пойти и взглянуть.

– Чего мы ждем?

Во вторую половину клуба нас сопроводил Адам, и в его присутствии мы молчали – меня не покидало ощущение, что в этом молчании есть что-то неловкое.

– Мы уже пришли? – полюбопытствовала Теодора, когда мы остановились перед последней дверью.

– Почти, – ответил ей Адам. – Вам предстоит пройти еще несколько шагов, мисс Барт. Но с завязанными глазами. Таковы правила.

С этими словами он завязал глаза черной шелковой лентой сначала нашей гостье, а потом и мне.

– Вот и все. Теперь вам нужно войти и сделать ровно пять шагов. А потом вы вольны делать все, что хотите.

Петли двери – ее открыл кто-то изнутри, потому что Адам предварительно постучал – едва слышно скрипнули, я взял Теодору за руку, и мы дружно отмеряли пять шагов.

– Темнота , – констатировала она. – Наверное, новых гостей это приводит в замешательство, но любопытство рано или поздно пересиливает страх?

– Именно так.

– Ну что же. Если мы находимся в темноте, и нам не нужно смотреть друг другу в глаза, то мы можем поговорить откровенно?

Я уже набрал в легкие воздуха для того, чтобы ответить – хотя, сказать по правде, понятия не имел, что – но Теодора приложила ладонь к моим губам, заставляя замолчать. Ее кожа, в первую секунду показавшаяся мне не просто холодной, а ледяной, стала теплой, и пахла чем-то тонким и едва уловимым. Так пахнет горный цветок, появляющийся раз в несколько месяцев – расцветает глухой ночью и дарит миру ноты странного запаха, а наутро уже исчезает.

– Что ты ищешь? – спросила у меня Теодора.

Она провела пальцами по моему лицу – так, как это делает человек, пытаясь «узнать» кого-то в темноте на ощупь.

– Иногда мне кажется, что того, что я ищу, не существует.

– Для того чтобы так говорить, сначала ты должен назвать это своим именем. Так что же ты ищешь?

– Счастье .

Теодора легко потянула меня за ткань рубашки, делая знак наклониться. Теперь наши лица находились почти вплотную, а ее волосы касались моей щеки. И тогда я почувствовал это … ощущение, которому вряд ли подобрал бы название, но мог сказать совершенно точно: его я не испытывал еще ни разу. Я словно увидел себя со стороны стоящим перед открытой дверью, за которой хранилось все, к чему когда-либо стремился и о чем мечтал, но так и не получил. И все, что мне оставалось – сделать один небольшой шаг. И я уже начал чувствовать, как что-то меняется внутри меня, хотя этого шага еще не сделал.

– Счастье, от которого ты постоянно убегаешь, и которого так боишься? Ты просыпаешься, открываешь глаза и заранее знаешь, что этот день будет похож и на предыдущий, и на остальные прошедшие дни. И что завтра тебя ждет такой же день. Ты думаешь: «Ничего, скоро я умру, и тогда эта цепочка оборвется». Но, тем не менее, ты ищешь счастье. Ждешь, пока оно придет к тебе само ?

– Я не знаю.

Она отстранилась, и я обнял ее за талию. В этом жесте не было ничего эротического – больше всего он напоминал жест отчаявшегося человека, который, испугавшись, хватается за появившуюся у него искру надежды. Что она сделала? Задала странный вопрос? Сказала странные вещи? Нет. Скорее, это я дал ей странный ответ . Но дело было не в ответе, а в том, что я заговорил об этом с совершенно чужой мне женщиной… с чужой женщиной, которая и вовсе не казалась мне чужой.

– Тогда как же ты его найдешь?

Не дожидаясь ответа, Теодора высвободилась из моих объятий и положила ладонь мне на лоб.

– Искать стоит только тогда, когда ты готов найти , – сказала она. – Подумай о том, готов ли ты найти то, что ищешь. И только потом отправляйся в путь.


Несколько секунд я лежал неподвижно, а потом открыл глаза, сел на кровати и огляделся. Кровать была моей, спальня – тоже. Жанна спала, тесно прижавшись ко мне, но почувствовав, что я уже не сплю, открыла глаза.

– Что с тобой? – спросила она сонно. – Ты плохо себя чувствуешь?

Я взял телефон и посмотрел на экран. Позднее воскресное утро – половина одиннадцатого. Несмотря на то, что так рано я обычно не вставал, спать мне не хотелось совсем.