Амалия Март - Взрывная Шипучка

Серёгин скрывается за дверью, и мы с Майей остаёмся наедине. Сердце странно и глухо колотится. Я не знаю, что ей скажу, какой-то речи не заготовил, наверное, просто предложу продлить знакомство. Это же нормально, да? За такое по яйцам не получают ведь? Но все же стоило об этом побеспокоиться заранее.

Огромная свинья доходит до середины помещения, замирает. Я смотрю прямо в ее пятачок, там, по идее, должны быть пронзительные карие глаза. Мысленно прошу снять ее эту дурацкую башку и весь костюм заодно. Она же уже все поняла, да?

Но неожиданно хрюшка отмирает и начинает плавно двигать своими мягкими боками, призывно протягивая ко мне свои плюшевые конечности. Липкий пот снова покрывает спину. Нет-нет-нет, только не повторение этого кошмара. Сильно зажмуриваюсь, пытаясь взять себя в руки, и вскакиваю с места. Чертова свинья и девушка в ней думает, что я хочу присоединиться к шоу и хватает меня за плечи. Ее пышный зад раскачивается из стороны в сторону, а шесть сисек под медицинским халатом, который она не успела снять, трутся о мой торс. Я буквально зверею! Что за представление ты затеяла, Майя?!

Хватаюсь за ее огромную поросячью морду и одним рывком стягиваю с головы. Девушка пронзительно орет: "Эй!" Ее яркие волосы рассыпаются по плечам, но это ни черта не та девушка.

— Ты ещё кто?

— Что вы себе позволяете!

Кричим мы одновременно.

Девчонка с тонкими чертами лица и зелеными волосами смотрит на меня с таким гневом, что кажется, желает, чтоб я сгорел в адском пламени.

— Где Майя? — спрашиваю уже спокойно.

Я же просил определенную девушку, что за подстава?

— Болеет, я ее подменяю, — хмурится девчонка. — А вы кто такой?

— Что с ней? — игнорирую заданный вопрос.

— Температура! — девчонка упирается лапами в свои бока, что выглядит комично, конечно, и хмурит брови. — Так что, танцевать не надо?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не надо, — бурчу я.

Отвратительное чувство полного неудовлетворения растекается по венам. Водружаю поросячью башку обратно и шагаю к двери.

— Эй, — снова кричит девчонка. — А заплатить? Я вообще-то время тратила и деньги на проезд.

Она снова стягивает с себя гигантскую голову и впивается таким взглядом в мою спину, что я чувствую это даже через пиджак.

Раздраженно вынимаю бумажник и сую девчонке несколько купюр.

— Передай Майе, чтоб позвонила мне, как поправится. Мой номер у тебя есть.

— Ага, щас, — фыркает наглое создание.

— И что это значит?

— Сумасшедший какой-то, — закатывает она глаза и, огибая застывшего меня, выходит за дверь.

Да что нынче с молодежью? Совсем никакого уважения к старшим. Ладно, я может, и сам ни черта не джентльмен сегодня, но такое пренебрежение просто бесит! И что с Шипучкой? Ещё сутки назад с ней все было в полном порядке…

Или нет? А она ушла вчера посреди ночи раздетая… Надеюсь, у нее хватило ума вызвать себе машину и не скупиться?

В очередной раз тяжело вздыхаю. Все пошло не по плану. То, что должно было закончиться горячим флиртом и, возможно, горизонтальной плоскостью, снова пошло через одно место. Это знак, наверное. Что нечего на молодых девчонок губу раскатывать.

Не судьба, видно.

Не по размеру мне. Не по возрасту.

Майя

— Май, ты жив? — сквозь толстую пелену доносится голос подруги.

— А-а-а-а, — из меня выходит только тяжелый протяжный стон.

Пытаюсь разомкнуть глаза, но они будто склеены горячим воском. Меня трясет, словно от холода, а горло обхватывает раскаленный обруч, больно даже вдыхать. Я то впадаю в забытье, то возвращаюсь в ужасающую реальность, где мне бесконечно больно и горячо.

Лица касается что-то прохладное, и я жадно впитываю в себя этот холод. С губ снова срываются нечленораздельные звуки, но подруга понимает меня без слов и подносит ко рту стакан с водой. Несколько глотков опускаются по горлу раскаленной лавой, и я снова болезненно мычу. Гуся что-то говорит, тычет мне подмышку градусник и меняет теплое полотенце на лбу.

Сквозь полусон я слышу обрывки разговора:

— Высокая температура… девушка, двадцать четыре… Козлова 18…

Потом снова тьма.

Шум голосов вырывает меня из сна, чтобы снова напомнить, как отвратительно находиться в сознании. Мне даже удается открыть глаза, но я тут же закрываю их обратно, стоит увидеть синие костюмы врачей. Ненавижу медиков. С тех пор как они мне варварски аппендицит чуть ли не наживую резали и ненавижу. От одного вида этих халатов и стетоскопов тут же в дрожь бросает. Или это от жара?

Гуся отвечает на их вопросы за меня, снова меряет мне температуру и даже разговаривает на повышенных тонах, но в ответ я слышу лишь равнодушный бубнеж. "Да им дела нет, что я сейчас сдохну!" — мысленно кричу подруге, но думаю, она и сама это уже поняла.

Хлопает входная дверь, гаснет верхний свет, на лбу сменяется тряпка. Несколько минут мы почти разговариваем: Гуся что-то лопочет, я мычу в ответ. Потом снова отключаюсь.

— Я не знаю… Ближайшая круглосуточная аптека… ага. Анальгин, Супрастин, Но-шпа. Отправлю…

Мне снится сон: я сижу за огромным столом и пью чай с сумасшедшим кроликом. Я не хочу, мне ужасно жарко от этого его пойла, но он все подливает и подливает. А потом вскакивает на стол и, расшвыривая своими огромными лапами посуду, бежит прямо ко мне. Хватает за горло и пытается впихнуть в рот огромные конфеты.

— Время пить чай! — безумно выпаливает он.

Я морщусь и пытаюсь отклониться, но ему на помощь приходит не менее сумасшедший шляпник. Сжимает мои плечи и встряхивает. Я открываю рот, чтоб послать его куда подальше, но в этот момент кролик пихает в меня конфету и тут же вливает мерзкий сладкий чай прямо в рот.

— Вот и умница! — играет кустистыми бровями шляпник.

Я больно сглатываю и хватаю пушистую нечисть за уши. Кролик тоненько пищит и вырывается. Я ехидно смеюсь, а шляпник пользуется этим и снова пихает мне в рот конфету. Горькую, отвратительную. Я морщусь и пытаюсь встать. Уж лучше красной королеве голову склонить, чем вот это все терпеть! Там еще помнится, Валет симпатичный должен быть.

Но не тут-то было. Огромные ручищи пригвождают меня к твердому сидению и снова тянутся к отвратительной конфете. Крепко сжимаю губы, хотя так и хочется спросить: откуда это у вас такие руки, шляпник? Но тогда опять придется глотать эту гадость.

— Еще одну-у-у, — мерзко тянет ушастый.

Я мотаю головой, хотя это вызывает ужасную боль. Тогда кролик меняет тактику и начинает щекотать меня своими пушистыми ушами: нос, глаза, шею. А шея это пипец чувствительное место! Меня разбирает смех, и даже не замечаю, как маленькая ложечка с противным вареньем заходит в рот. Ах ты, коварный рукастый шляпник!

Ну, хотя бы не конфета.

Носик маленького фарфорового чайника снова вливает мне в рот горячий чай. Я принимаю свою участь безропотно. Лишь бы не голову с плеч, честное слово. И чего это я собралась идти сдаваться королеве? Шляпник поглаживает меня по плечам и надо сказать, он начинает мне нравиться. Такой… неординарный! Такой… сильный! Такой… Медведь.

Следующее пробуждение дается мне гораздо легче. Глаза спокойно реагируют на утренний свет, льющийся через окно спальни, тело больше не трясет, даже руки слушаются и отрываются от одеяла, чтобы почесать шею. Я вся потная, липкая. Очевидно, меня не слабо прогрело сегодня ночью. Убираю налипшие пряди и откидываю одеяло. Пить хочется страшно. Тянусь к табуретке возле кровати, на которой стоит чашка, и жадно выпиваю все, что там есть. Правда, этого, кажется, ужасно мало. Мне бы ведро воды сейчас.

Спускаю ноги с кровати и принимаю вертикальное положение. Комната тут же плывет. Слабость неимоверная. Колени подрагивают, тяжелая голова тянет обратно на подушку. Но желание пить пересиливает все. До кухни добираюсь медленными шаркающими шажками вдоль стеночки. Гуся спит прямо в одежде, но при звуке льющейся из бутылки воды сразу вскакивает.

— Май! — таращит на меня свои глаза.

Я заливаю в себя жидкость и тяжело выдыхаю.

— Ты как? — спрашивает подруга и тянется к моему лбу.

— Вроде лучше, — выходит хрипло.

— Я ужасно вчера испугалась! У тебя температура фигачила под сорок. А эти врачи… у них с собой даже жаропонижающих нет!

— Да здравствует бесплатная медицина, — приподнимаю стакан, слово произношу тост и снова присасываюсь к воде.

— Ага, — фыркает она. — Так умирать будешь, никто не шелохнется. Пошли температуру померяем.

Мы возвращаемся в комнату, я опускаюсь на постель и безропотно засовываю градусник подмышку.

— Тридцать семь и пять. Слава богу, — выдыхает подруга. — Если скакнет выше тридцати восьми и пяти — сразу пей вот эти три таблетки, поняла?

— Да, мамочка, — улыбаюсь от ее строгого тона.

— Ну, вот что ты улыбаешься, ты хоть представляешь, какая у меня ночка была? Я тут с этими врачами, лекарствами, компрессами полночи. Если бы не твой знакомый… А потом ты ещё и пить их отказывалась!

— Какой знакомый? — спрашиваю одновременно со звонком в дверь.

— Это, наверное, он, — Гуся вскакивает с места и несется в прихожую открывать дверь.

— Какой знакомый? — пытаюсь докричаться до нее, но тут же осекаюсь, стоит услышать низкое раскатистое "доброе утро".

Да быть того не может.

Судорожно натягиваю одеяло на свои голые ноги и пытаюсь собрать влажные лохмы в пучок на макушке. Паровоз из мыслей, где главная "какого черта он здесь вообще делает", устремляется прямиком в тоннель смущения.

В проеме появляется огромный хмурый мужчина. Красивый. Сердце пропускает один удар. Предатель. Я судорожно сглатываю и морщусь от болезненных ощущений в горле. Влад морщится в ответ.