– Сезар... послушайте, вы должны выслушать меня... – твердо произнесла девушка.

– О, так вот вы где! – раздался голос Эдвины. Она торопливо протолкалась к ним сквозь толпу и бросила на Сезара уничтожающий взгляд. – Право же, Сезар, тебе не следовало уводить ее!

– Сеньорита сказала, что ей немного жарко, – с ледяной невозмутимостью ответил он. – Уверяю вас, со мной она была в полной безопасности!

Они стали пробираться сквозь толпу. Кэтрин проклинала злосчастную судьбу, которой было угодно в столь важный момент послать им Эдвину. Случись это чуть позже, хоть на несколько минут, ей удалось бы объясниться с Сезаром.

Павильон был заполнен мужчинами, женщины уже разошлись по домам. В самом центре импровизированной сцены девушка в белом платье под аккомпанемент гитары пела низким, чувственным голосом. Внезапно Кэтрин охватила усталость.

– Пора возвращаться в «Каса», – сказала Эдвина, и она с несчастным видом кивнула.

В павильоне Сезар почти сразу же покинул их и подошел к дону Сальвадору, который, несмотря на усталость, поздний час и преклонный возраст, выглядел на удивление бодро. Воздух был сизым от сигарного дыма.

Вдруг перед ними выросла фигура Хосе.

– Позвольте мне проводить вас домой, – попросил он.

Эдвина с благодарностью согласилась. А веселье вокруг закипело с новой силой. Что же касается Кэтрин, то она совсем упала духом. Сезар даже не взглянул в ее сторону. Склонившись к старику, он, смеясь, что-то ему рассказывал. Выходит, то, что произошло между ними, для него ничего не значило, он просто забавлялся, выставляя ее на посмешище. А то, что он при этом считал Кэтрин невестой Хосе, делало его намерение еще более гнусным. Ему, скорее всего, нравилось демонстрировать свою власть над ней, хоть он и презирал ее за корыстолюбие и расчетливость. Теперь же, когда его тщеславие удовлетворено, она ему уже не нужна.

Ярмарка продолжалась еще целую неделю, но Кэтрин вынуждена была оставаться в своей комнате. Ее приковало к постели обычное для туристов на юге отравление. Впрочем, девушка была даже рада возможности побыть одной. Дона Луиза часто заходила навестить ее и засиживалась подолгу. Появлялась и Пилар, но гораздо реже. Сальвадор и Хосе передавали приветы. Только от Сезара не было ни слова. Кэтрин мечтала лишь об одном – поскорее поправиться, чтобы в понедельник, как обещала Эдвина, уехать. Она больше не хотела оставаться в «Каса де Агвилар». Лежа на низенькой кушетке, которую специально для нее принесли из патио на балкон, девушка подолгу вглядывалась в царивший внизу полумрак, надеясь хоть одним глазком увидеть Сезара, услышать его голос, но он не появлялся. Должно быть, наслаждается праздником, горько думала Кэтрин, танцует с какой-нибудь девушкой под звон гитар и рокот кастаньет.


Однако им не суждено было уехать в понедельник: Тот же самый недуг, который терзал Кэтрин, неожиданно свалил и Эдвину. Болела она тяжело. Но, как все люди, редко или почти никогда не болеющие, страшно перепугалась и решила, что дело обстоит еще хуже, чем это было на самом деле. Кэтрин, едва вставшая с постели и еще слабая, терпеливо ухаживала за ней. Ее удивило, что, всегда такая веселая и жизнерадостная, Эдвина сейчас совсем упала духом. Впервые в жизни тетка так сильно зависела от нее. Только сейчас девушка поняла, как сильно любит ее и как ей будет ее не хватать, если случится самое страшное. Состояние Эдвины ухудшалось с каждым днем. Личный врач Агвиларов приходил каждый день и подолгу сидел возле постели, сокрушенно покачивая головой. Температура никак не спадала. Врач советовал держать больную на успокоительных лекарствах и предлагал прислать сиделку, но Кэтрин отказалась, ревниво оберегая свое право ухаживать за матерью. Она велела перенести свою постель в ее комнату и оставалась возле нее сутками напролет.

На четвертую ночь Эдвина стала более беспокойной, чем всегда. Кэтрин предложила дать ей успокоительное, но та недовольно отмахнулась.

– Надо еще кое-что сделать, – слабым голосом прошептала она. Тусклый взгляд ее затуманенных глаз остановился на дочери. – Мне кажется... я умираю...

– Да нет, что ты! – запротестовала девушка. – Выпей-ка вот это и постарайся уснуть. Утром тебе станет лучше. – Она старалась говорить уверенно, чтобы Эдвина не догадалась, что напугала ее.

– Утром может быть слишком поздно, – прохрипела Эдвина и с трудом подняла голову. – Сходи за доном Сальвадором.

– Но... уже поздно. – Голос Кэтрин упал. – Нельзя беспокоить его в такое время.

– Он придет... если ты скажешь, что я зову его... прошу тебя...

Кэтрин поспешила в дальнее крыло «Каса», где находились комнаты дона Сальвадора.

Он тут же откликнулся на ее стук. Укутанный в теплый халат, старик читал какую-то ветхую книгу в кожаном переплете. Увидев в дверях Кэтрин, он поспешно встал с постели:

– Каталина, что случилось? Ваша мать?

– Она послала меня за вами...

– Иду. – Отложив книгу, Сальвадор быстрыми шагами двинулся за девушкой. – Ей хуже? – спросил он, пока они почти бежали по коридору. – Может, послать за доктором?

– А что он сможет сделать? Нет, думаю, ее преследует какая-то навязчивая мысль.

– Что ж... вполне возможно.

Следом за Кэтрин старик ворвался в комнату больной. Увидев его на пороге, Эдвина просияла и стала почти красивой.

– Мой друг... – Она нежно протянула ему руку.

Старый идальго, присев на постель, осторожно взял ее руку в свои.

– Что с тобой, дорогая?

Услышав это, Кэтрин покосилась на дверь, размышляя, не уйти ли, но Эдвина окликнула ее. Девушка встала по другую сторону постели, сжимая слабую руку матери.

Хрипло дыша, та прошептала:

– Сальвадор... ты позаботишься о Кит... когда меня не станет?

В темных глазах дона сверкнула искорка торжества.

– Конечно. Она станет моей внучкой, а «Каса» – ее родным домом.

Кэтрин похолодела. Ей хотелось крикнуть, что она вполне способна сама позаботиться о себе, что ненавидит Испанию и считает дни, когда можно будет отсюда уехать. Но как она могла так огорчить Эдвину?!

Больная подняла глаза на приемную дочь:

– Да... она будет в безопасности... но только если станет женой Хосе.

– Ты ведь знаешь – это мое самое заветное желание, – отозвался Сальвадор, – но она все еще колеблется.

– Кит, – пыльцы Эдвины стиснули ее руку, – прошу тебя... чтобы я была спокойна, обещай.

Кэтрин молчала, не поднимая глаз. Это было нечестно.

– Прошу тебя... – Эдвина заметалась на постели, лицо ее горело. – Я не могу оставить тебя одну... это ужасно... одиночество... уж я-то знаю... они оба ушли, Саймон, Каролина... Пообещай, что выйдешь за Хосе, Кит, тогда ты не будешь одинока... дружба надежнее... чем любовь... умоляю...

Сальвадор с упреком смотрел на Кэтрин.

– Неужели так трудно успокоить ее? – жестко спросил он.

– Она бредит, – прошептала девушка.

– Нет, она хочет этого. – Голос его упал до едва слышного шепота, темные, глубоко посаженные глаза были похожи на пылающие угли. – Ваш брак всегда был ее заветным желанием. Неужели ты сможешь ей отказать... когда она умирает?

Кэтрин облизала пересохшие губы.

– Она не умрет.

– Ты даже не хочешь ей помочь! Неужели в твоей душе нет ни капли благодарности к той, кто вырастила тебя?

– Благодарность... – слабо повторила Эдвина. – Молодые люди редко испытывают ее... они принимают нашу любовь... заботу... а взамен... ничего. – Дальше послышалось какое-то неясное бормотание, и голос ее оборвался.

– О Боже, не надо! – закричала Кэтрин, упав на колени возле постели и прижимая руку Эдвины к щеке. – Выпей лекарство. Ты уснешь, а утром...

– Слишком поздно, – пробормотала Эдвина.

– Нет! – Кэтрин схватила стакан с лекарством и поднесла его к губам Эдвины. – Ну прошу тебя, выпей!

Но Эдвина оттолкнула его.

– Обещай...

– Да, да... все, что угодно... только выпей!

Эдвина глубоко вздохнула, и лицо ее прояснилось. Воспользовавшись этим, Кэтрин приподняла ее голову и поднесла к губам стакан. Сделав глоток, больная опустилась на подушки. Кэтрин промокнула покрытый испариной лоб, и Эдвина благодарно улыбнулась.

Только когда первые лучи восходящего солнца пробились через занавески, Сальвадор, в очередной раз осторожно потрогав лоб Эдвины, с торжествующей улыбкой сказал:

– Жар спал. Она будет жить.


Эдвина быстро шла на поправку, но была еще очень слаба, и двинуться в путь они еще не могли. Кэтрин сомневалась, что приемная мать помнит произошедшее в ту ночь, но тут, как всегда неожиданно, появилась дона Луиза и дала ей понять, что она заблуждается. Убедившись, что больной значительно лучше, она радостно заявила:

– Ну вот, скоро сможем отпраздновать помолвку.

– Помолвку? – слабым голосом переспросила Кэтрин.

– Да. Отец все мне рассказал. Я так счастлива!

– Но тут какая-то ошибка, – запротестовала девушка. – Я не помолвлена...

Дона Луиза рассмеялась:

– Вы, наверное, стесняетесь? Но мы все понимаем. Я очень рада, что моему Хосе так повезло. Вы не только скромная, но еще и преданная дочь. Так терпеливо ухаживали за своей матушкой!

Как выяснилось, в этом заблуждении пребывала не одна дона Луиза, но и все домочадцы. Сколько Кэтрин ни отнекивалась, ее возражения встречались понимающими улыбками и подмигиванием. Англичанка очень стыдлива, вероятно, думали они. А может, втайне гордится своей победой и не хочет, чтобы это бросалось в глаза. Ведь Хосе на редкость завидный жених, вот бедная Золушка и ошеломлена! А что до ее возражений... так это просто вздор!

Сам Хосе, как обычно, был изысканно вежлив, но особой радости не проявлял. Если он и впрямь влюблен в нее, как уверяла Эдвина, то, вероятно, умеет хорошо владеть собой, думала девушка. Лицо у него было равнодушным, взгляд отсутствующим. Она решила, что при первой же возможности постарается поговорить с ним и, может, ей удастся убедить его, что они оба совершают ужасную ошибку. Однако все еще не могла надолго оставлять Эдвину одну, а по местным обычаям встречаться с женихом наедине было верхом неприличия.