Кен молчал. Мария увидела, что он побледнел. Барни уставился на нее, а затем взял мобильник и велел следующей претендентке подождать. Положив телефон, он встал.

– Позвольте предложить вам сесть… – вступил он, но Джилл резко тряхнула головой.

– Мы постоим.

Если Кен и не понял, чем пахнет эта ситуация, то Барни, несомненно, понял. Мария заметила, как у старика слегка поднялись брови; видимо, в уме он быстро производил подсчеты. Большинство людей, скорее всего, решили бы присесть, но Барни знал, что нужно поддерживать с собеседником зрительный контакт. Барни выпрямился.

– Вы сказали, что это касается фирмы?

– На самом деле я сказала, что это касается вас обоих. Но – да, в конце концов, и фирмы тоже.

– В таком случае хорошо, что вы пришли, – произнес Барни, и в его голосе вновь зазвучали сладкие нотки. – Мы совсем недавно разговаривали с Марией о ложных обвинениях против мистера Мартенсона – не сомневаюсь, вы уже в курсе. Я уверен, что Мария примет правильное решение на благо всех заинтересованных лиц.

– А я на вашем месте не была бы так уверена, – заявила Джилл. – И я хочу, чтобы вы двое первыми узнали, что, по личному признанию Марии, за Кеном Мартенсоном замечено поведение, которое любой судья назовет сексуальным домогательством. И что она твердо намерена написать жалобу, а затем и подать иск.

– Это неправда! – воскликнул Кен.

Первые слова, которые Мария услышала от него за весь день.

Джилл повернулась к нему и продолжала тем же ровным тоном:

– Вы сказали Марии, что она должна больше стараться, чтобы стать командным игроком. Что, если вы будете с ней заодно, она может однажды подняться до компаньона. А потом вы стали ее касаться.

– Ничего подобного!

– Вы непозволительным образом прикасались к Марии. Трогали шею и грудь.

– Я дотронулся только до плеча!

– Значит, вы признаете, что прикасались к ней? И не прекратили даже тогда, когда она сказала, что считает ваше поведение оскорбительным?

Тут Кен сообразил, что лучше замолчать. Он повернулся к Барни. Если тот и был разгневан словами Джилл, то не подавал виду.

– Мария во время сегодняшней встречи ничего не сказала о сексуальных домогательствах – точно так же, как ни разу не упоминала об этом за всё то время, пока работала здесь.

– А с какой стати? Она знала, что вы прикроете Кена. Как и раньше, когда приходилось иметь дело с жалобами на домогательства.

Барни выдохнул:

– Произошло какое-то недоразумение, и мы наверняка сможем разрешить его по-дружески. Нет никаких причин прибегать к угрозам.

– Я не прибегаю к угрозам. Более того, скажите спасибо, что мы сначала пришли сюда и иск не застал вас врасплох.

– Я очень вам благодарен, – признал Барни. – И я думаю, что мы обсудим все это как цивилизованные люди. Я бы хотел выслушать Марию.

– Да, несомненно. Вы прочтете ее показания, как только она их даст. А пока буду говорить я.

У Кена глаза полезли на лоб. Барни просто уставился на Джилл.

– Вы понимаете, что не можете говорить от имени Марии, потому что вы – заинтересованное лицо?

– Я здесь как ее друг.

– Вряд ли есть какая-то разница.

– Тогда давайте сформулируем иначе: мы с Марией решили уволиться. Мы не собирались сообщать об этом сегодня, но, поскольку Мария, помимо всего прочего, сможет потребовать компенсацию, я подумала, что откладывать незачем.

В этот момент даже Барни утратил дар речи. Он перевел взгляд с Джилл на Марию, потом снова посмотрел на Джилл.

– Ты сказала, что вы обе увольняетесь?

– Да.

– И где вы будете работать?

– Не важно. Сейчас мы говорим об иске, который Мария намерена подать. Мы все знаем, что обвинения, выдвинутые Линн и другими, очень серьезны. Вы представляете, насколько усугубится ситуация, если Мария скажет свое слово?

– Но я ничего такого не делал! – выдавил Кен.

Барни гневно уставился на него.

– Вы думаете, кто-нибудь этому поверит? После того как в суде выступят остальные? Но, конечно, дело не зайдет так далеко. Проблема уже почти улажена. Всем присутствующим здесь известно, что вы намерены мирно все уладить. Но лично я не уверена, что Мария пойдет на это. Она была очень расстроена, когда говорила со мной. Хотя я и не вправе ей советовать, но все-таки подозреваю, что она может предпочесть иной вариант и пойти до конца…

Барни оправил пиджак.

– Я так понимаю, вы пришли не только для того, чтобы заблаговременно предупредить о подаче иска и об увольнении. Вероятно, вы пришли, потому что хотите решить этот вопрос.

– Почему вы так думаете?

– А что вы выиграете, сообщив нам заранее, что вы намерены подать в суд?

– Может быть, я все еще храню каплю верности вашей фирме.

– Возможно.

– Ну или я хочу, чтобы Кен знал, что он не только погубит фирму и разорится сам, но, скорее всего, ему придется продать свою машину до того, как Мария доведет дело до конца.

Кен тихо застонал. Барни не обращал на него внимания.

– И как мы можем решить эту проблему?

– Для начала Марии нужен шестинедельный отпуск.

– Для чего ей шестинедельный отпуск, если она увольняется?

– Потому что она так хочет. Потому что Кен придурок. Потому что вчера она увидела радугу в саду. Потому что Мария работала на вас ночами и по выходным, без единого свободного дня, с тех пор как пришла в вашу фирму. Иными словами, не важно, зачем ей нужен отпуск. Нужен, и точка.

– Сотрудники, которые работают в фирме первый год, имеют право только на недельный.

– Ну так сделайте для Марии исключение. Разумеется, оплачиваемый отпуск. Сумму припишите к итоговому чеку.

Кен собирался что-то сказать, но Барни сделал жест рукой, останавливая его.

– Еще что-нибудь?

– Да. Что касается предупреждения за две недели. Так вот. Сегодня Мария работает последний день. Больше она не придет. Но за эти две недели ей заплатят.

У Барни был такой вид, словно он съел какую-то гадость.

– Зарплата за две недели? И все?

– Не совсем. Марии нужен бонус за моральные страдания. Ну, например… пять месячных зарплат. Не считая зарплату за упомянутые две недели.

Барни помолчал.

– И что я получу взамен?

– Мы с Марией это обсудим, но я почти уверена, что вы не услышите от нее ни слова о выходках Кена. Ни жалоб, ни исков не будет. Все кончено, забыто, и дальше мы пойдем разными путями.

Барни молчал. Он, видимо, прикидывал, насколько серьезны намерения Марии. Джилл, впрочем, словно читала его мысли.

– Она не блефует, Барни. Вы знаете, что за человек Кен и как он себя вел с другими – и вы знаете, что он приставал к Марии. Более того, вы понимаете, что речь идет не о такой уж большой сумме. По сути, Мария готова сделать вам подарок. Хотя она и ненавидит Кена, но очень уважает вас.

– А подписать заявление?

– Ни в коем случае, – объявила Джилл. – Мария не станет лгать. Впрочем, и о том, что произошло на самом деле, она распространяться не станет. Она просто об этом забудет.

– А ее свидетельства потребуют другие истицы?

– Мария к тому времени уже будет на Юпитере, так что не стоит беспокоиться.

– Простите?

– О, – Джилл улыбнулась. – Я думала, мы перенеслись в страну фантазий.

– Фантазий?

– Мы с вами оба знаем, что другие истицы не потребуют от Марии показаний, потому что вы не позволите делу дойти до суда. Так или иначе, вы договоритесь. Вам придется это сделать, иначе вы потеряете целое состояние, даже если выиграете.

Барни посмотрел на Кена, потом на Джилл.

– Я могу узнать, каковы ваши требования? Раз вы тоже увольняетесь.

– Требование только одно, и оно не касается денег, – ответила Джилл. – Я отработаю две недели, как и собиралась, чтобы закончить дела со своими клиентами, а потом уйду.

– В чем же состоит ваше требование?

– Пусть фирма устроит мне небольшую прощальную вечеринку, прямо здесь, в офисе. Ничего особенного – закажете торт или что-нибудь такое, чтобы я могла коллективно со всеми попрощаться. До тех пор, разумеется, как вы понимаете, лучше молчать о нашем уходе. Другим компаньонам, конечно, придется об этом узнать, но я не хочу, чтобы сотрудники начали разбегаться. Верите вы мне или нет, но я надеюсь, что вы все уладите мирно и жизнь скоро вернется в нормальное русло. Здесь работает много хороших людей.

Барни, возможно, оценил добрые чувства Джилл, но тем не менее его передернуло.

– Зарплата за пять месяцев для Марии – это многовато. Мои компаньоны наверняка будут возражать. О трех месяцах я еще, может быть, смогу договориться…

– Не надо истолковывать мое сочувствие к остальным как возможность поторговаться. Мы не торгуемся. Это предложение не обсуждается. Соглашайтесь, или мы уйдем. Предложение перестанет действовать в тот момент, когда мы с Марией выйдем из вашего кабинета и она сядет писать жалобу. Честно говоря, она просит намного меньше той суммы, которую вам придется выложить, если дело дойдет до суда. Поэтому сейчас вы должны благодарить ее, а не сбивать цену.

Барни не спешил с ответом.

– И все-таки я должен поговорить с моими компаньонами, – наконец сказал он. – Я не могу принимать такие решения в одиночку.

– Можете. Мы оба знаем, что компаньоны вас послушают, поэтому бросайте свои игры, ладно? Ну, вы согласны или нет?


– Зарплата за пять месяцев! – воскликнула Мария.

Они стояли на парковке. Девушка собрала те немногочисленные личные вещи, которые хранились у нее в кабинете – в основном фотографии, – сложила их в коробку, вынесла на улицу и поставила в багажник. По просьбе Барни она ни с кем не стала прощаться – но, казалось, никому ее уход не показался странным.

Джилл ждала подругу.

– Неплохо, да?

Честно говоря, у Марии голова шла кругом. Больше никакого Кена, никаких выходных, проведенных за работой по приказу Барни. Плюс зарплата за пять месяцев, прямиком на банковский счет. Никогда, никогда Мария даже в руках не держала таких денег. Это было все равно что купить выигрышный лотерейный билет.