– Чего на совещании не была? Мы не посылали машину, потому что ты в последние дни сама за рулём, – папа был несколько рассержен, это чувствовалось. – Запомни! Каждый понедельник, к девяти часам, строго! Ты член правления, и по понедельникам мы определяем задачи на неделю и решаем все остальные важные вопросы. В остальные дни – как хочешь, но три раза в неделю должна приезжать на фабрику. Если хочешь, чтобы я дал тебе направление.

Мне стало стыдно, как пионерке.

– Хорошо, папа, больше не забуду, – сказала я совершенно серьёзно. – Ты же знаешь, я умею работать.

– Вот это меня и удивило! Ладно, пока! Приезжай, – голос его смягчился до обычного. – Максим Андреевич уже справлялся о тебе, не заболела ли, спрашивает.

– Передай, дорогу замело, Николай сейчас чистит.

– Да не оправдывайся ты! Дорогу замело! Встала только что – вот и вся причина!

– Ну всё, папа! Не ругайся. Скоро приеду. Пока!

– Пока! – проворчал он. – Максим всё тебе расскажет, что надумали.

Я собралась, позавтракала очень быстро и выехала за ворота. Вокруг сугробами лежал чистый снег, не лишённый ещё девственности подколёсной грязью. Сосны вдоль дороги натянули на себя белые тяжёлые шапки и кланялись мне. Опять пошёл небольшой снег. Я выехала на трассу. Тут дорожное полотно было уже чёрным от растаявшего под колёсами многочисленных автомобилей снега.

Добралась до фабрики быстро, машин было мало: все толковые работники уже проехали в город и усердно работали.

Не успела я снять сапожки, появился Док.

– Привет, любимка! Что-то случилось? – в голосе чувствовалась неподдельная тревога.

– Привет, родной! – я надела туфельки и подошла к нему, подставив губки для поцелуя. – Прос-па-ла!

Мы обнялись и недолго целовались.

Потом Док принялся рассказывать мне о прошедшем совещании, планах на неделю, новых поставках сырья, новых акциях по продажам и прочее, прочее. Я смотрела на него, сидя на диване, закинув ногу на ногу, и внимательно слушала. Он ходил передо мной, объясняя, что мне надо делать. Тон его не носил менторского отпечатка, но мне вдруг подумалось, каким занудой он может кому-то показаться.

– Вот и всё, – закончил он. – Я побежал работать, а ты займись материалами по продвижению товаров и продажам. Хор?

– Хор, – ответила я. – Мы сегодня едем к тебе?

– А ты сомневалась? – он ласково меня обнял, поцеловал в губки и пошёл к двери. – В час зайду на обед.

– Не опаздывай! – крикнула я ему вдогонку.

День до обеда пролетел незаметно. Я с головой окунулась в работу, разрываясь между материалами и компом. Незаметно для себя я совершенно перестала бояться компьютера, хотя раньше даже страшно было подходить к нему. Ванечка всё время смеялся над моими страхами, хотя теоретически я знала работу пользователя сносно.

Как всегда, я увлеклась и в час ещё не совсем была готова к обеду, а Док уже позвонил, что сейчас зайдёт за мной. Я быстро свернула свою работу и вышла из кабинета, почти столкнувшись с моим возлюбленным. Я взяла его под руку, и мы пошли обедать. На нас уже не обращали внимания, в том смысле, что часто видели нас вместе идущими под ручку.

Обед пролетел быстро, мы оживлённо болтали, Док почти не отрывал от меня восторженного взгляда.

– Ну что ты на меня всё время смотришь? – спрашивала я.

– Любуюсь тобой, – отвечал он.

– Надоем ещё, – смеясь, сказала я.

– Никогда! – и серьёзно добавил: – Я никогда и никого не любил так, как тебя.

– А ты сегодня сможешь раньше удрать? – сменила я тему.

– Пожалуй, часов в пять можно.

– Тогда к пяти я буду готова. Ты зайдёшь?

– Конечно!

Пообедав, мы разошлись по своим кабинетам. Работа продолжалась.

Ровно в пять пришёл Макс. Я ещё складывала бумаги, потом пошла одеваться. Док рассказывал, как он наврал своему заму, что у него сегодня важная встреча, от которой многое будет зависеть. Я собралась и вышла к нему в кабинет. Он меня поцеловал, мы вышли в коридор, спустились вниз.

На улице было серо и противно. Снега не было. Наши машины на парковке стояли заснеженными, днём снег всё-таки шёл.

До дома Дока добрались быстро и около шести уже вошли в квартиру. Док помог мне снять шубку, сапоги, ласково погладил мои ножки и поцеловал их.

Я прошла в большую комнату, и первое, что бросилось мне в глаза, – мольберт, стоявший у окна. На портрете, ещё не законченном, была я. Мне показалось, очень похоже, сразу узнаваемо. Только создавалось впечатление, что от моего лица шёл свет, нечто мистическое.

– Нравится? – спросил Док, подойдя сзади и обняв меня за талию.

– Да, нравится очень! – ответила я и положила свои руки на его ладони.

– Ты не передумала мне позировать?

– Нет, не передумала, – я повернулась к нему лицом. – Ты напишешь меня, и эта картина станет нашей общей великой тайной, о которой будем знать только ты и я!

– Хорошо, но пока она будет храниться у меня.

– Почему пока?

– До тех пор, пока ты не выйдешь за меня замуж! – твёрдо сказал Док.

– Это что, предложение?

– Ну что-то вроде того.

– Я пошла в душ?

– Пойдём вместе? – предложил он.

– Пойдём, – согласилась я.

Мы разделись в спальне и проскользнули в ванную комнату. Баловались с душем, ласково намыливали друг друга везде, во всех местах. Когда я смывала с него мыльную пену, он в шутку издавал губами звуки, подражая лошади, которую моют. В общем, развлекались, как дети. Затем Док вытер меня полотенцем, я вышла из ванной и пошла в спальню. Вскоре появился Док, тоже голенький, и бросился ко мне в постель. Он целовал меня всю, начиная от кончиков пальцев ног, поднимаясь всё выше. У меня появилось такое ощущение, что мы не виделись вечность. Я внутренне задрожала от сильного желания, когда его ласки и поцелуи приблизились к низу живота…

– Иди ко мне, – прошептала я.

Мы наслаждались обладанием друг друга неизвестно сколько времени, и наконец я почувствовала то, чего ждала всё время: приятнейшее тепло разлилось внизу живота и стало подниматься выше и выше, голову затуманило, я впилась ноготками Доку в живот и застонала от радостного чувства женщины, получившей то ни с чем не сравнимое ощущение, которое может подарить ей самый любимый на свете мужчина…

Мы лежали рядышком и глубоко дышали.

– Я пойду помоюсь, – сказала я, поднимаясь с постели.

– Конечно, – ответил Док, глубоко вздохнув, провожая меня восторженным взглядом.

Потом мы перешли в холл. Док сказал:

– Ты сядешь на диван, обопрёшься на руки, и так тебе надо будет просидеть хотя бы полчаса.

– А можно будет иногда отдыхать?

– Да, моя родная. Как устанешь, скажи, – Док в своём халате передвинул мольберт и прикрепил к нему чистый большой лист бумаги. Потом постоял немного, глядя на меня. – Надо на всякий случай тебя сфотографировать вот в такой позе, как будет на картине.

– Зачем? – не поняла я.

– Я хочу очень постараться, и это потребует довольно много времени, ты не выдержишь такого долгого сидения.

– Хор, – согласилась я.

Док достал фотоаппарат и сделал несколько моих снимков, затем взялся за карандаш.

– Это будет эскиз, карандашный набросок, – объяснял он. – Я ведь не профессионал, нигде не учился.

– Рисуй, не болтай много! – с шутливой строгостью сказала я. – А то передумаю.

– Всё, начинаю, моя госпожа!

Док принялся за работу.

– Немножечко головку склони влево, нет, не так, чуть-чуть. Да, в самый раз, – командовал он. – Ещё маленько откинься назад. Вот так.

– А ты рисовал когда-нибудь голых женщин? – спросила я.

– Нет, никогда.

– А почему?

– Не хотелось. Мне никогда не попадались такие красотки, как ты!

– Льстец ты мой любимый! – мне было приятно. – Ну что ты во мне нашёл?

– Ты не представляешь, как ты красива!

Да я представляю, как я красива! Милый Док, это ты не представляешь, как я себя ценю! Особенно сейчас, когда у меня появился ты! Полный комплект: мой сын, мой мужчина, мои коты, мои цветы! Ну папа, само собой! Вот оно – женское счастье!

Док усердно работал.

– Можно я немного отдохну? Устали руки, – попросила я.

– Конечно, любимочка!

Я легла на спину. Док продолжал рисовать. Наш сеанс растянулся до позднего вечера. На часах было уже одиннадцать, когда Док отложил в сторону кисть (он уже перешел на краски и холст), подошёл ко мне, лёг рядом.

– Я хочу тебя, – нежно прошептал он.

– Маньяк ты мой ненаглядный, – так же тихо ответила я и обняла его, прижавшись к нему всем телом.

Прошло несколько дней. Со вторника я к Доку не ездила: начались месячные. В четверг за обедом я пригласила его наконец в гости в субботу. Он радовался, как ребёнок. Смешно было за ним наблюдать. В пятницу утром я намекнула ему, что сегодня можно уже поехать к нему, но он с сожалением сказал, что приедет в гости сын на один день.

Я почти освоилась на своём рабочем месте. Переодеваясь в специальную одежду и мягкие тапочки, ходила по цехам, проходила, как сказал папа, производственную практику. В пятницу, вызубрив текст речи, выступала на презентации новых товаров в нашем конференц-зале, беспощадно улыбаясь всем гостям. Папа сказал, что я была великолепна, и он готов дать мне курирование направления «Пиар и продажи». Я была счастлива! Ежевечерне созванивалась с Ванечкой, болтала с Натой, в среду позвонила Вовке Фролову, пригласила в гости и его, но он был занят. В субботу должны были прийти Ната с Юрой, Вероника с каким-то поэтом («Это чудо! – кричала она в трубу. – Вы будете в восторге!»), папа с Люсей и Аркадий с проектом зимнего сада. Я пригласила Аркадия со своей девушкой, но услышала в ответ, что женщины как таковые его мало интересуют. Я была несколько озадачена: то ли он нетрадиционной ориентации, то ли женщины его не любят. Спросила у Дока, тот ответил, что Аркадий сильно комплексует по поводу своей внешности и сильнейшей близорукости.