— О чем ты говоришь?

В этот момент Брент остановился и усадил ее на землю. Кендалл огляделась. Макклейн притащил ее на берег реки. Однако в этом месте пляж был покрыт мелким белым песком, а по краям окаймлен густыми зарослями. Она посмотрела на Брента и увидела, что он мрачно улыбается и стоит, уперев руки в бедра.

— Здесь мы одни, миссис Мур. Совсем одни. Можете кричать, рвать на себе волосы, пожалуйста, ни одна живая душа не увидит и не услышит вас.

Сердце Кендалл болезненно сжалось, когда она увидела Брента, возвышавшегося над ней всем своим мощным телом. Все его мышцы были напряжены, на шее пульсировала жилка. Во всем его облике не было ни капли любви, только едва сдерживаемый гнев. Глаза смотрели холодно и враждебно, от них веяло холодом, как от глубокого сугроба.

Кендалл, подбоченившись, резким движением головы откинула назад пышную копну своих великолепных волос:

— Я не могу вас понять, капитан Макклейн. Не вы привезли меня сюда. Я добралась до берега сама. Да, я женщина, как вы милостиво соизволили заметить, но я все сделала…

— Ты запросто могла убить себя! Какая от этого польза? Твой друг Трейвис обещал вызволить тебя, но нет, мы выше этого. Ты повела себя как полная идиотка…

— Я не могла ждать! — запротестовала Кендалл, чувствуя тревогу. Откуда он так близко знает Трейвиса? — А я хотела бы знать, каким образом Ночной Ястреб, гроза морей, гордость Конфедерации, получил такую исчерпывающую информацию от янки? Ты что, ведешь двойную игру, капитан Макклейн? Ты на самом деле герой, за которого себя выдаешь, или проходишь сквозь блокадное кольцо только с целью наживы, как многие другие?

Произнеся эти слова, Кендалл отпрянула назад. Лучше бы она промолчала. Выражение лица Брента почти не изменилось, но во всей его позе, когда он шагнул к ней, было столько угрозы, что Кендалл поняла: она очень больно задела его,

— Мужчину я убил бы за гораздо меньшее оскорбление, — спокойно произнес он. — Но ты не мужчина, не правда ли? В этом суть нашего разговора.

Брент стремительно поднял руки и. Схватив Кендалл за запястья, рывком прижал ее к себе. Не успела она что-либо сообразить, как ее спина оказалась припертой к стволу дерева. Навалившись на Кендалл всем своим весом, Брент сжал ладонями ее голову.

— Ну? — произнес он спокойно, хотя тело его все еще было напряжено. — А теперь скажи мне, Кендалл, что ты собираешься делать? Ты же не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Ты пленница. Это очень грустный факт, моя дорогая, но самец всегда сильнее самки, во всяком случае, у людей это так. Я могу сотворить с тобой все, что захочу, и ты не сможешь даже сопротивляться.

— И что ты собрался этим доказать, ты наглый… — Она осеклась, потому что в этот момент его губы неистово прижались к ее губам, лишив возможности не только говорить, но и дышать. Она пыталась протестовать, возмущенная таким грубым насилием, но одновременно ее охватила волна столь же неуемного желания. В последний раз она видела Брента много месяцев назад и теперь так хотела прикоснуться к нему, что ей доставляли наслаждение даже его грубые объятия. Всю силу своего желания, весь жар своего сердца вложила она в ответный поцелуй. Ее ответ был таким же диким и необузданным, как и его напор.

Его губы медленно соскользнули с ее губ, Брент перевел рвущееся из груди дыхание и стал нежно ласкать губами брови, веки, щеки Кендалл. Из груди ее вырвался тихий стон, когда она с мольбой о взаимопонимании взглянула в его темно-серые, как грозовая туча, глаза. Как она хотела увидеть в них те бешеные, ничем не сдерживаемые чувства, перед которыми была не в силах устоять.

— Кендалл, черт тебя подери, ты должна понять…

— Понять что, Брент? — Она сорвалась на крик. — Чему ты хочешь меня научить? Что мир опасен, а жизнь может быть жестокой?

В глазах ее закипали слезы ярости.

— Боже милостивый, ты думаешь, я этого не знаю? Какой ужас я пережила без тебя! Иногда мне казалось, что я не хочу дальше жить. Когда я не спала, меня окружал кошмар, а сон представлялся явью, и единственным радостным сновидением было…

Она замолчала и вперила в Брента негодующий взгляд. У них с Брентом был целый мир. Проведенным вместе часам суждено наполняться поступками и чувствами, гневом и страстью. И не важно, что этих часов было очень мало — именно они составляли волшебную сказку ее жизни. Именно он, Брент Макклейн, стал смыслом ее жизни, и она не хотела, чтобы он исчез, как сон.

Макклейн впился в Кендалл взглядом, пожирая ее глазами и стараясь проникнуть в ее душу. Как ему хотелось стиснуть ее в объятиях, изгнать из нее, любимой женщины, пережитый ею ужас, ибо тот ужас больно ранил и его сердце. Кендалл понимала, что у него множество других забот и волнений — сражения, которых она не видела. Смелые вылазки, в которых он рисковал головой… Как много всего в их молчании! Брент даже отпустил Кендалл и стоял напротив, испепеляя ее огненным взглядом. А когда заговорил, голос его звучал хрипло, в тоне слышалась неожиданная мольба:

— Так что было твоим единственным радостным сновидением, Кендалл?

Она задержала дыхание и посмотрела в глаза Бренту. Он покорил ее сердце, ее душу. Но сейчас из глубины ее существа медленно поднимался непонятный страх. Оттого, что, возможно, Брент не так стремился быть с нею, как стремилась Она. Она не могла произнести ни слова. Но тут же поняла, что сама жестокость их существование задела в ее душе какие-то струны. Она поняла, что единственный выход — быть честной, раскрыть свое сердце и молить Бога, чтобы Брент принял этот дар.

— Ты… — прошептала она. Замолчала и почувствовала на лице дуновение свежего бриза.

Над головой шелестели пальмы. Слышались крики чаек. Брент во все глаза смотрел на Кендалл.

— Ты, — снова прошептала она. — Ты — мои сновидения, ты — моя жизнь, ты — ожидание… ты… Я люблю тебя, Брент.

— О Боже!.. — воскликнул он. — Дурочка! Я забыл о войне, забыл о своем долге, забыл о смерти и чести — и все это потому, что я люблю тебя! — В словах его слышались боль и горечь. Он схватил Кендалл за плечи своими сильными пальцами. — Вот почему ты должна услышать мои слова, вот почему ты должна меня слушать!

— Умоляю, Брент! Я тебя не понимаю, но люблю, а время, которое мы проводим вместе, так коротко и мимолетно, мы встречаемся так редко! Прошу тебя, Брент, прошу…

— Кендалл, — с ласковой хрипотцой проговорил он, заключая ее в нежные объятия. — Что ты не поймешь? Я до смерти боюсь оставлять тебя здесь! Никому не под силу сражаться в одиночку. Джон Мур может в любой момент вернуться сюда, и ты будешь так же беспомощна, как и тогда. Я не могу одновременно защищать тебя от него и воевать…

— Брент, ты бы не смог защитить меня в тот раз! Их было много. Пуля не разбирает, в кого ей попасть, и одинаково легко убивает и мужчину, и женщину. Клянусь тебе, Брент…

— Мы обсудим это позже, — перебил ее Брент. — Я больше не могу этого вынести.

— Что ты не можешь вынести? — спросила Кендалл. Она положила руки на плечи Бренту и заглянула в его глаза.

— Люби меня, Кендалл, — ласково прошептал он.

— Но я и так люблю тебя, Брент, — невинно ответила она. Он сдавленно застонал и снова прижал ее к себе, пожирая своими горящими серыми глазами. Его мундир не мешал Кендалл чувствовать обжигающее прикосновение его тела. Жар пронзил ее внезапной вспышкой лихорадочного возбуждения и какой-то веселой отваги. Лицо Кендалл зарделось.

— Как, прямо здесь?

Брент пальцем откинул с ее лица прядь волос:

— Угу…

Она вдруг почувствовала, что подкашиваются ноги. Уловив это, Брент обхватил ее, бережно уложил спиной на песок и лег рядом. Он медленно ласкал поцелуями ее губы — то были медлительные, сладостные поцелуи, а руки гладили ее тело. Хотя он ласкал Кендалл очень осторожно, едва касаясь, она трепетала от близости его невероятной силы.

— Брент, — прошептала она, приникнув к его губам.

— Мм?

— А что, если кто-нибудь придет?

— Никто сюда не придет, — ответил он, а его длинные сильные пальцы расстегивали крючки на платье Кендалл.

— Брент?

В ответ он снова промычал нечто невнятное.

— А что подумают Армстронги? — не унималась Кендалл. — Они же будут нас искать.

— Они подумают, что мы нашли очаровательный уголок в лесу и занимаемся там любовью.

— Брент! — Одежда соскользнула с обнаженных плеч Кендалл, и Брент жадно впился губами в нежное тело. Кендалл застонала и прижалась к Бренту, размягченная и не делая больше попыток протестовать.

Он смотрел на нее с нежностью и страстью потемневшими от желания глазами. Чувства его передались ей, и она вспыхнула от долго сдерживаемого любовного томления. Брент снял мундир, свернул его валиком и бережно подложил Кендалл под голову, потом разметал ее волосы по песку, зачарованно взирая на нее. Он снял с себя рубашку, и Кендалл, глядя на его обнаженную грудь, не смогла оставаться спокойной. Издав сдавленный крик, она рванулась к нему, прижалась всем телом и приникла лицом к завиткам жестких волос, покрывавших его мужественный торс.

— Я больше не могу без тебя, — прорыдала она.

Он ничего не ответил, провел ладонью по ее нежной шее и, опустив руку дальше вниз, взялся за подол юбки. Он стащил ее через голову Кендалл. Великолепные длинные волосы водопадом обрушились на ее груди, и Брент, испустив сдавленный крик, отбросил в сторону юбку и начал неистово ласкать возвышения любимой и долину между ними. Он исступленно целовал ее шею, губы, грудь… Огонь его страсти вливался в Кендалл с каждым поцелуем, заставляя ее забыть, что ложем им служит песок, а над ними простирается бездонное синее небо. Кендалл объяла сладостная истома, которая занялась внутри пламенем, запредельным в своей сладости. Желание самой прикоснуться к возлюбленному поднялось такой жаркой волной из самых глубин ее существа, что затопило се всю. Она схватила за волосы Брента и стиснула его голову в ладонях. Жар полыхал, и движимая любовью, желанием, нежностью, она стала ласкать его везде, куда могла дотянуться руками.