Шеннон Дрейк - Взгляд незнакомки

Вечер восемнадцатого декабря выдался необычайно холодным, на город опускалась промозглая, сырая тьма. Однако никакая сила на свете не могла бы остудить воодушевление, охватившее Чарлстон. В церквах звонили колокола, гулко ухали пушки, которым вторила частая, беспорядочная ружейная пальба.

Рев толпы доносился до городского вала, и казалось, что городом овладело безумие.

Только что Южная Каролина объявила о своем выходе из Союза штатов.

Лишь немногие граждане не разделяли восторга толпы, но и они хорошо понимали, что после победы на выборах фермера из Иллинойса Авраама Линкольна мятеж неминуем. Еще в мае губернатор Южной Каролины разослал в соседние хлопководческие штаты письма с просьбой поддержать его идею о расколе.

Да, умные люди понимали неизбежность происходящего. Но только самые проницательные, будучи самыми ревностными южанами, отнюдь не разделяли эйфории опьяневшей от восторга толпы и не предавались радужным мечтаниям о славе. Эти люди знали, что неотвратимое, как восход солнца, противостояние чревато разрывом, что пройдет совсем немного времени — и брат поднимется на брата, а земля, благодатная и ухоженная, обагрится кровью задолго до того, как провозглашенная независимость станет явью…

Один из таких людей стоял сейчас на валу, глубоко засунув большие натруженные руки в карманы сюртука, и смотрел на море. В задумчивых глазах на обветренном загрубевшем лице этого человека, коренного южанина, таилась грусть. Он много повидал в своей жизни, много ездил и не чурался политики, и ему было ясно, что Эйб[1] Линкольн не станет вежливыми поклонами провожать разбегающиеся из Союза штаты…

Но час еще не пробил. Сегодня Южная Каролина единственная решилась бросить вызов, однако недалек тот день, когда крылья независимости расправят Миссисипи и Флорида, а потом Техас, Джорджия, Арканзас и другие последуют за «Пальметтой»[2] в желании отделиться от Союза.

К Бренту Макклейну уже обращались виднейшие деятели Юга, уверяя, что многие штаты проголосуют за независимость и будет сформирована южная коалиция. Ну что ж, отлично, но проклятые янки неизбежно начнут вставлять палки в колеса, и Югу потребуется армия… и флот. Вот тогда Юг и призовет своих верных сынов пожертвовать собой и своими кораблями.

В раздумье, устремив на море взгляд серо-стальных глаз, Брент не смог сдержать невеселой усмешки. Ему, имеющему репутацию старого морского волка, способного вслепую провести корабль сквозь жесточайшую бурю и обойти самую предательскую мель, теперь суждено оказаться в самой гуще назревающих событий. Ясно, что северяне первым делом попытаются занять гавани и порты и для прорыва блокады потребуются умелые и мужественные капитаны.

Макклейн содрогнулся от острой душевной боли. Произойдет неизбежное: время и судьба ополчились на южан, и с этим ничего не поделаешь. Но боль он испытал оттого, что наступит конец прекрасной, единственной и неповторимой породе мужчин и женщин — истых сынов и дочерей Юга. Макклейн мысленно представил себе красоту своего поместья «Южные моря», величественные магнолии и густой флоридский мох… Перед глазами возникла семейная плантация в Сент-Огастине, и от этих видений на душе потеплело, на глаза навернулись слезы. Он давно перестал придерживаться многих джентльменских обычаев южан, но трепетно любил свою гостиную, где некогда мать играла на клавикордах; был не прочь выпить после охоты стаканчик доброго старого бренди и радовался виду охранявших покой дома гладких стройных колонн.

«Южные моря» они с отцом и братом выстроили собственными руками. На плантации гнули спину наравне с освобожденными неграми и индейцами. Этот хлопок обходился такой кровью, потом и слезами, что он скорее умрет, чем…

Брент вздохнул. Нет, он не дрогнет, когда настанет час битвы. Но он знал, что битва не закончится быстро, ибо не верил, что все без исключения янки — подлые трусы. Он часто заходил в северные порты и давно не тешил себя иллюзиями на их счет.

На валу гулял пронизывающий ветер. Да что торчать здесь, вперившись в море? Пора укрыться от непогоды в теплой шкиперской каюте на «Дженни-Лин», глотнуть порцию бренди и забыть о дурных предчувствиях.

Неожиданно ему почудилось какое-то движение.

В свете огней гавани и ярком, сиянии луны четко выделялась женская фигура. Она находилась далеко, ни один звук не выдавал ее присутствия, и Брент не заметил бы эту маленькую фигурку вдали, если бы она не пошевелилась.

Теперь незнакомка стояла, как статуя, устремив взгляд на форт Моултри, аванпост Союза.

Брент направился к ней, движимый сначала любопытством, потом и раздражением. Близилась полночь, и в такой час ни одна уважающая себя женщина не станет в одиночестве бродить по гавани.

Но, подойдя ближе, Брент понял, что перед ним вовсе не портовая девка. Это была дама в богатой одежде. Из-под черной, бархатной накидки виднелось шелковое платье, отделанное серебристым жемчугом; юбка ловко сидела на модном кринолине, Рыжеватые с медовым оттенком волосы струились по плечам ослепительным водопадом.

С виду незнакомка казалась очень важной, но… она здесь одна, а вокруг столько налитых бурбоном насильников и воров.

Брент резко остановился в нескольких футах от незнакомки, но та не пошевелилась и стояла, наверняка продрогнув от насквозь пронизывающего ветра.

Макклейн тихо выругался. Женские чары давно перестали на него действовать, слишком хорошо были ему знакомы повадки слабого пола. Да, Брент знавал многих женщин — не только леди, но и потаскух, — и ему было хорошо известно, что эти нежные создания вполне способны вести себя, как подзаборные кошки. Никакие салонные уловки не могли подчас скрыть коготков в лапках некоторых особ. По правде, говоря, Макклейн предпочитал общество доброй, честной шлюхи компании южной красавицы, жаждавшей с обманчиво невинным видом затащить его в свою постель.

Но не надо забывать, что Брент Макклейн был уроженцем галантного Юга и по природе своей не был способен оставить женщину одну на берегу, когда улицы переполнены шумными, веселыми гуляками. Может статься, эта дама заслужила свой жребий, но… черт возьми, что она здесь делает одна в такой час? Брент не простит себе, если с ней что-нибудь случится.

— Мадам… — начал было он, но осекся, ибо женщина резко обернулась и сдавленно вскрикнула от страха и неожиданности. Она стояла на краю вала, погруженная в свои мысли, и появление Брента нарушило ее уединение.

На Макклейна в упор взглянули глубокие темно-синие, как предгрозовое море, глаза, обрамленные бархатистыми черными ресницами. Эти глаза поразили его, они манили и завораживали. Женщина оказалась на удивление красивой. Небольшой прямой нос и высокие скулы подчеркивали породистые черты слегка удлиненного лица. Рубиново-красные от холода губы плотно сжаты, но даже этот знак недовольства не мог скрыть их чувственность и полноту.

Да, с такой кошечкой весьма приятно встретиться ночью, и не важно, остры ли у нее коготки.

— Мадам… — снова произнес Брент, но в это время, с моря налетел резкий порыв ветра. Юбки и кринолин взметнулись вверх, женщина покачнулась, и Брент сам не понял, как она оказалась у него на руках, а не свалилась в ледяные волны.

Незнакомка, легкая, как пушинка, и холодная, как ледышка, едва слышно не то простонала, не то вздохнула, и лицо ее сделалось мертвенно-бледным, тело безвольно обмякло.

— Господи!.. — пробормотал Брент, испытывая тревогу и раздражение одновременно. Не надо было к ней подходить, а теперь у него на руках неизвестная женщина в обмороке.

Несколько секунд Брент пребывал в несвойственной ему нерешительности — с бездыханной красоткой надо было что-то делать, но что? Макклейн не был уроженцем Чарлстона и не мог предложить иного пристанища, кроме своего гостеприимного корабля и его команды — не слишком-то роскошного убежища для благородной леди.

Если, конечно, она благородная леди. Ни одна порядочная южанка не стала бы прохлаждаться одна в полночь вблизи батареи и разгулявшихся пьяниц. Брент вздрогнул. Его ребята тоже, должно быть, еще пьют и веселятся. А насчет женщин он не заблуждался, как и насчет янки, — сколько потрясающих ночей провел он в спальнях соломенных вдов!..

Ему показалось, что женщина похолодела. Чертыхнувшись еще раз, он резко повернулся и зашагал к причалу, где была пришвартована «Дженни-Лин».

Слава Богу, почти весь его экипаж все еще слонялся по кабакам и публичным домам Чарлстона. На палубе Макклейн встретил только Чарли Макферсона, который при виде хмурого капитана мгновенно прикусил язык, удержав готовую сорваться с туб скабрезную шутку. Отойдя в сторону и с любопытством глядя на приятный груз, который капитан понес к шкиперской каюте, Чарли лишь осведомился, не требуется ли чего.

— Бренди, Чарли, — отозвался Брент, — и нюхательную соль.

— Мы не держим на борту нюхательной соли! — оторопело воскликнул Чарли.

— Тогда неси бренди, да поживее! — нетерпеливо проговорил Брент.

— Слушаюсь, капитан Макклейн! Слушаюсь!

Буркнув что-то нелестное о женщинах, Чарли бросился выполнять приказание. Брент пинком распахнул дверь каюты и бережно положил бездыханную ношу на лавку.

Лицо незнакомки было все так же мертвенно-бледно. Достав теплое шерстяное одеяло, Брент попытался укрыть ее, но тщетно — каждый раз оно съезжало с обруча кринолина. Яростно, но вполголоса ругаясь, Брент, путаясь рукой в многочисленных складках шелка, с трудом отыскал застежки кринолина и, расстегнув их, освободил незнакомку от объятий чудовищного изобретения моды.

Прикосновение к женскому телу несколько умерило его раздражение. Выпуклости бедер и мягкая округлость ягодиц — что может быть восхитительнее! Живот был плоским и гладким, бедра — снимая с незнакомки кринолин, Брент провел по ним руками — дьявольски соблазнительными. Почувствовав жар от такой близости внизу живота, Макклейн разозлился. Он понятия не имеет, кто она такая, но черта с два его заставят жениться, даже если она окажется дочерью какого-нибудь уважаемого джентльмена. Знает он все эти штучки, его не так-то легко провести!