— Солнышко, тебе нечего стыдиться, — начал он, целуя ее руку. — Доктор Ортиз — латиноамериканец и говорит с акцентом. Неудивительно, что ты приняла его за мятежника! А я оказался единственным, кого ты знала и кому могла доверять. Не забывай, что ты бредила! Думаю, окажись я на твоем месте, я бы вел себя точно так же.

Темпест невольно рассмеялась. Страйкер прервал ее смех поцелуем, И Темпест снова прильнула к нему — на этот раз не как к спасительной соломинке, а как к мужчине, который научил ее любви…

Страйкер стоял в дверях и молча смотрел на Темпест. В длинной ночной рубашке она выглядела хрупкой и беззащитной, и все его существо рвалось к ней — обнять, согреть, защитить… Ну вот, начинается! Он уже готов привязать ее к себе! Страйкер глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и напомнил себе собственные обещания. Он хочет, чтобы она была счастлива, а если ей для этого нужна свобода — что ж, он даст ей свободу!

— Детка, ты готова ехать? — спросил он безмятежно, хотя никакой безмятежности не чувствовал.

Темпест обернулась, и радостная улыбка осветила ее лицо. Она вскочила и бросилась к Страйкеру, но, сделав три шага, пошатнулась. У нее закружилась голова; если бы не Страйкер, она бы упала.

— Ненавижу эту чертову слабость! — проворчала она, кладя голову ему на грудь.

Страйкер улыбнулся и поцеловал ее в рыжую макушку.

— Я бы и не заметил твоей слабости, если бы ты не пыталась изображать здоровую.

Темпест рассмеялась в ответ. Сейчас она была совершенно счастлива.

— Ну вот, опять ты прав!

Страйкер поцеловал ее в нос, подхватил на руки и понес к кровати.

— Похоже, это становится обычным делом?!

— Мне, как ни странно, нравится носить тебя на руках. А ты что скажешь?

— Наверно, я должна визжать и отбиваться… — Темпест сделала драматическую паузу. Тем временем Страйкер уложил ее на кровать и сел рядом. — Но не буду.

— Приятно слышать.

— И это все, что ты можешь сказать? — разочарованно спросила Темпест.

— А что еще?

— Мужлан!

— Почему же мужлан?! Муж, — поправил он.

Темпест опустила глаза. Все ее веселье вмиг куда-то испарилось.

— Что с тобой, милая?

— Страйкер, что мы будем делать дальше?

Страйкер поднял ее голову, заставив посмотреть в глаза. Лишь усилием воли он сохранял непроницаемое выражение лица.

— Мне казалось, мы уже обо всем договорились. Или, ты думаешь, я шутил с тобой и разыгрывал твоего отца?

Темпест всматривалась в его лицо, пытаясь угадать, что он сейчас чувствует, но видела лишь свое отражение в его глазах.

— Все может быть, — тихо ответила она.

— Все может быть, но это очень маловероятно. Ты знаешь, что я не склонен к таким шуткам.

— Я не представляю, что значит быть женой. Вообще — женой…

— Только-то? У меня тоже не было случая попрактиковаться в роли мужа.

— Мой отец прав. Я не дам тебе того, чего ты вправе ожидать. Я не могу жить однообразной, налаженной жизнью, — проговорила Темпест, нервно комкая в руках простыню. Обязанности замужней женщины внезапно встали перед ней во всей своей полноте.

— Темпест, прекрати! — Он накрыл ее руки своей огромной ладонью. — Я все-таки не идиот, хотя до сих лор, боюсь, вел себя не лучшим образом. Мне казалось, ты рискуешь жизнью просто так, потехи ради, и это выводило меня из себя. Но теперь я вижу, что ошибался. Пока ты не доверяешь мне — и неудивительно, если вспомнить, как я на тебя орал всякий раз, как ты пыталась сделать по-своему…

— Ты ни в чем не виноват! Я не сержусь на тебя!

Страйкер кивнул:

— Верно. Никто ни в чем не виноват. Каждый из нас рождается со своим характером, это — как черты лица, фигура. Только внешние черты видны сразу, а характер человека проявляется не с такой очевидностью. Конечно, большую роль играет окружение и воспитание, но все основное закладывается независимо от нас. Ты такой родилась и не можешь быть иной. Для тебя смысл жизни — в риске, борьбе, опасности. Будь ты мужчиной, твои родители гордились бы тобой.

Слезы заблестели на ресницах Темпест, и Страйкер, наклонившись к ней, осушил их поцелуями.

— Я не хочу, чтобы ты ломала себя в угоду чужому мнению. Тебе это не по душе, и мне тоже. Я прекрасно знаю, что ты за человек. Даже твои родные не знают о тебе стольких леденящих душу подробностей, сколько знаю я! Да, наш брак будет весьма необычным. Ни работы с девяти до пяти, ни пикников по воскресеньям, ни роз в саду… Я ведь и сам, прямо скажем, не домосед. Мне приходится много путешествовать. Ты же не требуешь, чтобы я бросал работу и сидел дома!

— Я могу ездить с тобой! — с готовностью предложила Темпест. С каждым его словом в сердце ее крепла надежда на счастье.

— Если захочешь.

— Захочу, можешь не сомневаться!

Страйкер погладил ее по щеке.

— Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить. Это первое правило нашего союза. В один прекрасный день тебе встретится что-то новое, увлекательное, захватывающее, и желание этого будет так сильно, что победит твою любовь ко мне. Ты не сможешь противиться своему влечению. И я приму это.

Темпест смотрела на него во все глаза. Страйкер стал первым, кто понял, что она одержима и не может бороться со своим демоном… Но эта мысль показалась Темпест неприятной, даже унизительной. Неужели она не в силах справиться с собой? Темпест потерлась щекой о его ладонь.

— Я, по твоим словам, похожа на какое-то чудовище, которое никто не в силах победить.

Страйкер погладил ее по огненным кудрям. Сердце его разрывалось от радости и боли: он думал, что платит за свое счастье слишком высокую цену. Но Темпест пришлось платить за свободу еще больше…

— Нет, только на мою Темпест.

— Как ты можешь меня любить?

Страйкер негромко рассмеялся.

— Видит бог, я и сам не рад! Ненавижу неразрешимые проблемы — а ты, любимая, именно из таких. Но ничего не могу с собой поделать. Должно быть, я тоже одержим демоном.

Темпест подняла голову, удивленная его оживленным тоном.

— Твой демон — я.

Страйкер прижал ее к себе, провел рукой по щеке, по подбородку, по нежной и трогательной шее, на которой пульсировала трепетная жилка.

— Конечно. И демон, и гений, и ангел-хранитель. Ты значишь для меня больше, чем можешь себе представить!

Темпест привлекла его к себе, зарывшись пальцами в темные густые волосы, — и губы их встретились. Никогда еще с того далекого дня, когда Страйкер принял в дар ее невинность, Темпест не испытывала такой страсти.

— Я буду любить тебя до самой смерти! — шептала она между поцелуями. — Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, знай одно: я люблю тебя! Я буду возвращаться к тебе всегда, пока ты этого хочешь.

И она снова прильнула к его губам. Все слова были сказаны: осталась только любовь.

Страйкер принимал ее дар с той же яростной, всепоглощающей страстью. Он прижимал ее к себе так, словно хотел слиться с ней в одно целое: казалось, еще немного — и их одежда просто расплавится в тигле желания. Он целовал ее так, словно хотел запомнить вкус ее губ навсегда, словно воспоминания о ее тепле могли бы согреть его в долгие одинокие ночи.

Наконец Страйкер с трудом оторвался от ее припухших губ и взглянул в полные желания глаза.

— Как быстро ты сможешь одеться?

— Хотела бы я ответить: «За несколько секунд», но увы…

Она взглянула ему в глаза — и не увидела там ни сомнений, ни сожаления. Только любовь.

— Тогда поторапливайся. Нам нужно успеть на самолет.

Глава 9

Под крылом самолета, словно жемчуг на сияющем синем полотне, раскинулись Багамы. Ласковое осеннее солнце согревало их благодатным теплом. Самолет компании «Лакк Энтерпрайзис» снижался, готовясь к посадке в Нассау.

— Я думала, ты шутишь! — проговорила Темпест, повернувшись к Страйкеру. — Но как тебе удалось уговорить доктора?

Страйкер с удовлетворением заметил, что глаза у нее блестят, а щеки розовеют здоровым румянцем.

— А ты не удивлялась, почему тебя лишних три дня продержали в больнице?

— Я думала, доктор Ортиз боится рецидива…

Страйкер ухмыльнулся и помотал головой:

— Не-а. Он просто согласился помочь мне в организации медового месяца. Ты, дорогая, стала жертвой заговора. Доктор держал тебя в больнице, пока не счел, что ты достаточно окрепла и сможешь перенести полет. А мне дал строгие инструкции: не позволять тебе ни утомляться, ни волноваться, ни подвергать неокрепший организм каким бы то ни было испытаниям. В этом он был особенно непреклонен. Я думаю, он просто завидовал мне.

— Да ну! — вспыхнула Темпест.

Страйкер наклонился и чмокнул ее в нос.

— Именно так, детка. Мы с тобой выйдем в Нассау, сядем на гидроплан и отправимся на маленький необитаемый остров. Там есть домик с черепичной крышей, пляж, а на пляже — белый песочек, из которого моя девочка будет строить замки…

— А ты чем будешь заниматься? — рассмеялась Темпест.

— Следить, чтобы ты не перегревалась и побольше лежала. Одним словом, набиралась сил. А я не спущу с тебя глаз, мне ведь не привыкать!

Темпест звонко рассмеялась — словно зазвенел десяток серебряных колокольчиков.

— Все ты, ты, ты… А мне позволено высказать свое мнение?

— И речи быть не может! Это мой медовый месяц.

А ты не имеешь права голоса, пока не окрепнешь. — С этими словами он поцеловал ее в губы — и не заметил, как в глазах ее мелькнул страх. — Смотри! — воскликнул он, указывая в окно. — Смотри внимательно! Этого города ты не увидишь целых две недели!

— И отлично, — промурлыкала Темпест и положила голову ему на плечо.

— Ты устала? — прошептал ей на ухо Страйкер.