Павел заглянул в комнату, где сидели дедушка с внуком.

— Девять часов. Я подожду Ирину, а вы как, Николай Сергеевич? С Николенькой будете ужинать?

— Нет, покормлю Николеньку и уложу. Что же Ирочки так долго нет? И эпидемия гриппа еще не началась. Ах да! — вспомнил он. — Изольда Гавриловна! Ирочка сказала по телефону, что купирует тяжелый приступ стенокардии у какой-то пациентки.

— Конечно… купирует.

По справедливости надо было бы поделить обязанности: он кормит сына, дедушка укладывает. Но Павлу решительно не хотелось сегодня отвечать на бесконечные вопросы Николеньки, погружаться в его примитивный и жизнерадостный мир. Благо есть безотказный дедушка.

— Выйду, встречу ее, — сказал он Николаю Сергеевичу.

«Ее» — это малодушный выстрел по отцу любимой женщины.

В семье Григорьевых не принято, даже запрещено называть родных местоимениями. Ирина или ее бабушка, Николай Сергеевич, позже Павел и его сестра Вероника никогда не именовались «он» или «она». Краткость речи в данном случае отвергалась, а лишнее произнесение имени указывало на особое расположение. Не скажут: «Тебе звонила сестра, она отлично сдала сессию в институте». Только: «Звонила Вероника. Вероника отлично сдала сессию». А назвать человека, даже чужого, в его присутствии «он» или «она» — считалось неделикатным, родных — приравнивалось к брани. Павел отлично помнил, как однажды его невинное (бабушка Ирины еще была жива, но с постели не вставала) замечание: «Да она у нас сегодня молодцом!» — вызвало смущение Ирины, волнение Николая Сергеевича и отчетливый шепот отвернувшейся к стене старухи:

«Плебей!»

Родился сын, и восторг Павла: «Смотри, он улыбается!» — Ирина поправляла: «Николенька улыбается!»

Церемонность, правила поведения на каждый вздох и слово — это, безусловно, от бабушки, Маргариты Ильиничны. Если бы Павел женился на Ирине, когда Маргарита Ильинична была в силе и здравии, неизвестно, как сложилась бы его семейная жизнь. Похоже, Маргарита Ильинична держала сына и внучку под прессом своей любви и жертвенности. Отдала им жизнь и требовала в ответ петь по ее нотам. Известный тип. Все диктаторы пекутся о благе народа.

Родители Павла были простыми, шумными, часто скандалившими людьми. Но в отличие от Маргариты Ильиничны в своих поступках и словах они исходили из того, что хочет ребенок (разумный и развивающийся), а не из собственных замшелых установок. Даже бредовую идею Вероники поступать в театральный институт поддержали. Сестра, к счастью и с треском, провалилась. На следующий год родители одобрили новую фантазию Вероники — поступать в ветеринарную академию, выучиться на собачьего доктора. Вероника конкурс прошла, а родители нелепо погибли тем же холодным летом: отдыхали на даче у друзей, затопили печь, рано закрыли заслонки, пошел угарный газ, все отравились.

Принципиальная и строгая Ирина легко и по каждой вздорной просьбе выписывала Веронике липовые справки освобождения от учебы или для переноса экзаменов. Девочки друг в друге души не чаяли. Но, возвращаясь к столбовой дворянке Маргарите Ильиничне, нужно признать: вовремя она покинула этот мир. Павел не потерпел бы аристократической муштры.

А сейчас он имеет жену редкого достоинства, тестя, полностью сосредоточившегося на внуке, и гениального сына. Ну, почти гениального. Дедушка рассказал Николеньке про квадратные уравнения (пятилетнему карапузу!), и мальчик потом воспитательнице в детском саду доказывал, что существуют также треугольные и круглые уравнения. Разве не гениально?

Все у него, Павла, складывается в жизни отлично, и на работе, и в семье. Если бы не сегодняшний приступ ревности! Если бы не Данила с его печальным опытом! Умные люди, как известно, учатся на чужих ошибках.

Погода на улице была под стать настроению Павла. Сильный ветер по-разбойничьи свистел, гонял снежный песок, закручивал его в спирали и воронки. Обрамленная городским пейзажем, в тусклом свете от фонарей у подъездов и из окон дома бушевала стихия.

Несколько минут Павел прогуливался у подъезда, замерз и спрятался от ветра за высоким крыльцом. Ожидание его было бессмысленным — какая разница, в домашнем тепле или здесь, на холодном ветру, томиться? Бессмысленность добавляла раздражения.

Он не сразу узнал Ирину в кособокой фигуре. Поднятый воротник шубы, оттягивающая сумка на плече, прихрамывает, бредет боком, защищаясь от ветра. Только в трех метрах он узнал жену и шагнул навстречу.

— Ты? — удивилась Ирина. — Что тут делаешь?

— Тебя встречаю.

— Зачем?

Не дожидаясь ответа, Ирина отдала ему тяжелую сумку и открыла дверь парадного.

Их короткий диалог опустил в копилку подозрений Павла большой взнос — от Ирины отчетливо пахло спиртным. В лифте ехали молча. Павла подмывало с места в карьер устроить разбор полетов. Останавливало только профессиональное правило юриста: без подготовки любое, даже самое элементарное дело легко проиграть. Аргументы должны быть весомыми, доводы неопровержимыми, формулировка вопросов не допускающая уклончивых ответов. Павел подбирал слова. Ирина не замечала настроения мужа. Она выглядела очень усталой. От каких трудов?

4

Часы показывали десятый час вечера, а они еще не ужинали. Это Ирина выяснила, заглянув в комнату к сыну, которого укладывал дедушка. Могли бы и не ждать ее! Валится с ног, но придется хлопотать на кухне. Ирина поцеловала Николеньку, пожелала доброй ночи. Проходя через вторую комнату, попросила мужа:

— Не поможешь мне?

Павел сидел в кресле перед телевизором.

— Нет! — отрезал он, не поворачивая головы.

— Прекрасно! — обиделась Ирина. — Большое спасибо! Тронута вашим участием!

В другом настроении она обязательно подошла бы к мужу, выяснила, отчего такое недовольство. Ведь все семейные ссоры начинаются с того, что один другому не ТО или — чаще — не ТЕМ тоном сказал. Другой ответил (как она сейчас) — и пошла писать губерния.

Но сегодня для мудрого поведения сил у Ирины не осталось. Позвонил Тимур Рафаилович со своей кардиограммой. Ирина разогревала мясо и гарнир, делала овощной салат и одновременно говорила по телефону. Не вслушиваясь, поддакивала, пока на том конце провода не повисло недоуменное молчание. Тимур Рафаилович задавал вопросы, а Ирина твердила: «Да, да, так, так». Она сосредоточилась, попросила повторить вопрос, ответила и распрощалась. Положила трубку и выдернула телефонную вилку из розетки.

Ирина редко давала номер своего домашнего телефона пациентам — лишь тем, кто реально и периодически нуждался в помощи. Как правило — в психологической. Но и этих «редких» набралось десятка полтора, минимум пять звонков за вечер. Только не сегодня! Совесть Ирину не мучила — все пациенты имели четкую инструкцию вызывать «скорую» в случае резкого ухудшения самочувствия.

Больше всего Ирине хотелось поставить две тарелки с антрекотами и рисом на стол, а самой, с проходом через ванную, рухнуть в постель. Но так поступить нельзя. Папа и Павел ждали ее, наверняка волновались, муж вышел на улицу встречать, надулся от обиды. И надутый вполне мог бы резать хлеб и овощи! Стоп! Не будем раскачивать лодку! Против насупленного Павла есть только одно оружие — ласковое внимание. И где, спрашивается, ласковость сейчас взять?

Во время ужина Николай Сергеевич, желая смягчить напряженность, которая отчетливо просматривалась в отношениях Павла и Ирочки, рассказывал о «комментариях» Николеньки к сказке про Аленушку и братца Иванушку. Обычно родители внимали с интересом, расспрашивали, смеялись, и ужин проходил в прекрасной семейной атмосфере. Сегодня Николая Сергеевича едва слушали. Павел столовым ножом отрезал от большого куска мяса маленькие с чрезмерной силой, нож неприятно скрежетал по тарелке. Ирина задумчиво пила чай.

— Ты не голодна? — спросил Николай Сергеевич, потому что дочь ничего не положила себе в тарелку.

— Нет, — коротко ответила Ирина.

— Накормили, надо полагать. — Нож Павла снова ожесточенно царапнул тарелку. — И напоили.

Выработанные стратегия и тактика пошли насмарку. Павел не удержался от упреков. Пусть! Николай Сергеевич не чужой человек. Пусть кается в присутствии отца и мужа! Тесть никогда не одобрит шашней и амуров на стороне, значит, их будет двое против одной заблудшей дамочки.

Ирина не собиралась делать из сегодняшнего визита тайну. Просто у нее не было сил на рассказ и объяснения, на восприятие эмоций мужа и отца. Но делать нечего.

— Сегодня я была у своей матери. Николай Сергеевич и Павел застыли, замерли со столовыми приборами в руках.

— На том свете побывала? — первым пришел в себя Павел.

— Маруся! — пробормотал Николай Сергеевич. — Она жива? Приехала?

— Моя мать, — Ирина повернулась к мужу, — бросила меня сразу после рождения. Поэтому я всегда считала, что она для меня умерла. Папа! — Ирина обратилась к отцу. — Пожалуйста, не нервничай!

— И зачем ты к ней поперлась? — спросил муж.

— Маруся… мама нашла тебя? — спросим отец. Оба вопрошали одновременно, и отвечать можно обоим сразу:

— Я давно знала, что она живет в доме на моем участке. Но она лечилась до недавнего времени в ведомственной поликлинике. Потом я менялась с коллегами, чтобы они к ней ходили на вызовы. Но она всех достала, пришлось идти самой.

«Она», «к ней» — отметили Павел и Николай Сергеевич. Употребление этих местоимений указывало на недружеские чувства Ирины.

— Ты представилась?

Вопрос интересовал обоих, но задал его Павел.

— Не сразу… сначала обварила кипятком.

— Ирочка! — воскликнул Николай Сергеевич.

— Нечаянно. Сама же лечила.

— А потом раскололась? — уточнил Павел.

— Да.

— И что?

— И все.

— Сколько времени ты у нее провела? — продолжал допрашивать Павел.

— Часа три.

— Нас интересуют подробности. «И все» не подходит.

— Подробности душераздирающие. Включите телевизор и посмотрите мыльную оперу. Я зверски устала, давайте перенесем разговор на завтра?