— Ты сказал, что они бросили тебя, — подтвердила Рейн.

— Ага, как я предполагаю. Мне было три, когда владелец какого-то сомнительного бара в Чикаго нашел меня под бильярдным столом после закрытия. Он никогда прежде не видел меня, поэтому позвонил копам, и меня поместили под опеку государства или еще кого-то. По крайней мере, так мне сказали в одной из приемных семей. Сам я этого не помню. К четырнадцати годам я уже побывал в одиннадцати приемных семьях. Именно тогда ребенку, которого я отправил в больницу, понадобилось больше, чем парочка швов. На несколько месяцев я попал в колонию для несовершеннолетних. Приемные родители отказались от меня, поэтому меня поместили в интернат. Думаю, я был там примерно восемнадцать месяцев. Я выбивал дерьмо из каждого, кто подходил ко мне, так что большинство меня сторонилось. У меня была довольно неплохая репутация, когда появилась эта девочка. Понимаешь, интернат был чем-то наподобие лагеря с корпусами для мальчиков и для девочек, посередине было большое здание, в котором мы все ели и учились, и занимались прочей херней. Первый раз, когда я увидел ее, мы сидели и ели, какой-то идиот подошел к ней сзади и облапал ее. Она взбесилась, начала кричать и плакать. Им пришлось ввести ей снотворное, чтобы успокоить. Я не вспоминал об этом, поскольку подобная фигня постоянно там происходила, но через пару дней она подошла ко мне во дворе и села в паре футов от меня. Я просто уставился на нее и, поскольку был придурком, спросил, какого хрена ей от меня надо. Именно тогда она и сделала мне предложение, от которого не один подросток с бушующими гормонами не смог бы отказаться.

Я посмотрел на Рейн и заметил, что она пристально смотрит на меня, ожидая продолжения. Мне стало интересно, что она подумает обо мне, когда узнает все. Я задался вопросом — стоит ли мне рассказывать эту часть истории.

— Интернаты были... ну, жестокими. В них происходило всевозможное, потому что там находилось слишком много детей, не хватало персонала, денег или еще чего-нибудь. Люди не лезли ко мне, потому что на второй день своего пребывания там я проломил кому-то череп, но было много возможностей для парней, чтобы...

Мой рот захлопнулся, и я не хотел продолжать. Я так давно не думал обо всем этом, и тогда ничего из этого не беспокоило меня. Тот факт, что это не беспокоило меня тогда, забеспокоил меня сейчас.

— Продолжай, — произнесла тихо Рейн.

— Черт, — пробормотал я, затем выпалил: — Телочек постоянно насиловали, потому что не кому было остановить это. Эта девчонка хотела, чтобы я стал ее... охранником. Ей не нравилось, когда люди неожиданно ее трогали, и она хотела, чтобы я болтался рядом с ней и не позволял никому из парней ее трахать. Она каждую ночь пробиралась в корпус мальчишек и отсасывала мне за то, что я защищаю ее. Это было однозначно ненормально, но она умоляла меня об этом, поэтому я согласился.

— Как ее звали?

Я осознал, что раскачиваюсь взад-вперед, и остановился. Я почувствовал, как вся лишняя энергия множится внутри меня без возможности выйти. Вполне вероятно, что питательная пища дала мне больше сил, чем я бы мог потратить на этом плоту. Это могло плохо закончиться.

— Тереза, — наконец сказал я, не глядя на нее. Воспоминания промелькнули прямо перед глазами, и от того, что я произнес ее имя вслух, голова начала буквально раскалываться. Я не мог сделать этого. Я не мог говорить об этом дерьме, поэтому перескочил на пару лет вперед.

— Закончилось все тем, что в семнадцать я оказался на улице, — продолжил я. От меня не ускользнуло, что Рейн прищурилась, понимая, что я пропустил большой кусок времени. Ей придется просто смириться с этим. — Однажды ночью я наблюдал за дракой между детьми в переулке, и когда она закончилась, все люди, смотрящие ее, начали отдавать деньги. Парень, который выиграл, неплохо заработал. А потом и я стал уличным бойцом за деньги. Примерно через три месяца я начал участвовать в опасных боях. Парень, которого я уложил, был знаменитостью в уличных боях, и все букмекеры ставили десять к одному против меня. Когда все закончилось, он лежал на улице в луже крови. Там был еще один парень, помимо меня, которому достались деньги. Он подошел и начал задавать кучу вопросов. Как давно я дерусь, как так получилось, что я оказался на улице и всякое подобное дерьмо. Потом он спросил, хочу ли я зарабатывать реальные деньги на боях, и я ответил: «Черт, да». Он задал мне два вопроса, и мои ответы изменили все.

Я замолчал, проигрывая в голове тот момент и спрашивая себя, как бы все сложилось, если бы я ответил «да» вместо «нет».

— Что он спросил? — подталкивала меня Рейн.

Я вновь стал раскачиваться взад-вперед, сомневаясь, стоит ли мне все это говорить ей. А еще я знал, что наши шансы на выживание быстро, очень быстро таяли. Возможно, мне надо было рассказать все это дерьмо, прежде чем я умру.

— Он спросил меня, боялся ли я убивать. А затем спросил, боялся ли я умереть.

— Что ты ответил?

— Я ответил «нет» на оба вопроса, — сказал я. — Так я и познакомился с Лэндоном.

Я сделал паузу и вновь обдумал всю херню, которую собирался рассказать ей. Как только я начну, я уже не смогу повернуть назад. У нее будет достаточно информации, чтобы ее убили, если она начнет трепать своим языком с неправильными людьми.

— Ты не можешь никому рассказать этого, — напомнил я. — Никому и никогда.

— Я никому не скажу, Даниель. Клянусь.

— Хорошо, — кивнул я. Возможно, мне стоит немного доверять ей. Возможно, мне стоит рассказать ей. Возможно, поэтому я здесь и застрял с ней. — Полагаю, мне стоит начать сначала. Меня зовут Бастиан, а не Даниель.

Думаю, я расскажу ей все.


Глава 6

Игра

Ну вот. Я сказал ей свое настоящее имя. Не знаю почему, но, произнеся его, я почувствовал себя лучше.

— Почему тогда ты назвался Даниелем? — Рейн склонила голову набок и недоуменно посмотрела на меня.

— Я был Даниелем много лет. С тех пор, как перестал участвовать в боях, — я с преувеличенным интересом разглядывал дно плота.

— Почему ты сменил имя?

— Подожди, я еще не дошел до этой части, — ответил я, наклонив голову асимметрично ей, и послал небольшую улыбку.

— Тогда продолжай.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да, — Рейн на некоторое время перестала теребить свои пальцы и посмотрела на меня сквозь темные ресницы. Несколько прядей волос упали ей на лицо, создавая занавес перед глазами.

Я сделал пару глубоких вдохов и задумался о том, что мне стоит ей рассказывать, а что нет. Я не хотел вдаваться в подробности. Она могла думать, что хотела услышать это дерьмо, но факты были слишком уродливыми. Пока я думал об этом, Рейн снова заговорила:

— Знаешь, я взяла одного из тех питбулей. Его звали Мистер Пушистик.

— Мистер Пушистик? Серьезно? — я рассмеялся, и Рейн засмеялась вместе со мной. Я пытался представить короткошерстного питбуля в шипованном ошейнике с болтающимся на нем медальоном, на котором выгравировано: «Мистер Пушистик, питбуль».

— Он был моим лучшим другом, — сказала она с милой улыбкой, на которую сразу же отреагировал мой член. — У него был по-настоящему трудный жизненный старт, но в конечном итоге он оказался на заднем дворе, играя с корзиной, полной теннисных мячей, — так что все не так плохо. Думаю, он все-таки был счастлив, хотя пугался незнакомцев. И я всегда плохо себя чувствовала из-за того, что он не может рассказать мне, что с ним случилось.

— Так что, я снова собака? — если она думала, что была деликатной со своей аналогией, то она глубоко ошибалась.

— Если ты хочешь думать об этом таким образом.

— Если ты каким-то образом соотносишь меня с «пушистиком», то я собираюсь взбеситься.

Она снова рассмеялась.

— Я постараюсь это запомнить, — сказала она.

Я сделал глубокий вдох и продолжил свой рассказ.

— Мы катались на «Мерседесе» Лэндона и в конечном итоге остановились на одной из его квартир. Он заказал мне ужин, который был самой лучшей едой, которую я… вообще когда-либо пробовал. Не знаю. Он сказал мне, что хотел бы, чтобы я участвовал в боях за него, но эти поединки отличались от тех, что я привык видеть. Он сказал мне, что не все выходят живыми из поединков, и спросил, что я об этом думаю. Он сильно все преуменьшал, но в то время я об этом не догадывался. Он сказал мне, что я могу заполучить гребаную тонну денег и цыпочек, вымаливающих мой член, если буду хорошо работать. Я знал, что был хорош, поэтому сказал, что мне это интересно. Приблизительно через неделю Лэндон взял меня посмотреть турнир. Я встретил кучу других людей, которые также привезли кого-то на игры. Стало ясно, что я был в основном всего лишь новой скаковой лошадью Лэндона, и остальные были обеспокоены тем, что у него появился я. Такой расклад меня взбесил, но он сказал, как много денег я получу, если выиграю первую игру. Для ребенка, у которого никогда ничего не было, это было заманчиво. Я не мог повернуть это дерьмо вспять.

— Что за игры, Дани… ммм… Бастиан?

— Мы зашли в большое складское помещение, — продолжил я. — Лэндон сказал мне, что это малый турнир — своего рода игра новичка. С небольшой площадью — только размер здания. Некоторые большие турниры проходили на территории на много миль вокруг по всем видам местности. Мы прошли мимо окон, сквозь которые можно было увидеть площадку внизу. Некоторые люди стояли здесь, смотрели в окна и делали ставки, но большинство находилось в другой комнате. В основном мужчины, но и много женщин, одетых в гребаные коктейльные платья и бриллианты. Здесь тоже были смотровые окна, но еще была огромная стена, завешанная мониторами. Каждый показывал разную зону. На многих была видна большая арена с разных углов, но некоторые показывали пустые коридоры, лестничные клетки и помещения, заполненные коробками или ящиками. Еще велась трансляция с шести камер, находящихся в движении. Позже я понял, что они прикреплены к шлемам людей, участвующих в турнире, и всякий раз, когда они поворачивали головы, все видели то, что видели они. Это заставляло чувствовать себя так, словно ты находишься там.